Kojo no meian, Свет и тени старого замка

[SonGoku >>>]

(беседу за чашкой сакэ вели сместе с Даларой)

- Но хоть в чем-нибудь они сходились? - вмешался я, подливая обоим на правах хозяина.
- О да! - Тецухиса невесело рассмеялся. - Каждый, кто ее видел, мог поклясться, что одеяния прекрасной гостьи хозяина замка сияли белизной свежевыпавшего снега, а подол и рукава украшала россыпь цветов вишни.
- Какова она была на лицо?
- Она пряталась за вуалью... - мой друг смущенно кашлянул в кулак. - Так говорили... Я же видел ее только со спины.

...Всю ночь из комнаты старого Кадзумасы доносились смех и музыка; сын хозяина, нынешний глава рода Ишикава, понуждаемый ворчанием супруги, несколько раз подходил к покоям отца, но заглянул туда только раз. Слуги затаили дыхание, отошедший от дел ши-тэнно до сих пор мог устроить головомойку кому угодно. Но ответил на упреки другой голос, насмешливый и мелодичный:
- Вам мало того, что управляете замком и делами клана? Уходите и не мешайте инкьё вкушать последние радости жизни!

- И ведь не солгала, - завершил он свое повествование. - Утром мы нашли старого Кадзумасу совсем окоченевшим.
- Ты думаешь, то была Юки-онна, - высказал я мысль за него. - Умер ли еще кто-нибудь в доме или окрестностях?
- Нет, разве что... - мой друг почесал в затылке, что всегда для него было делом сложным, ибо он объемист. - Один из самураев чуть замерз, когда охранял дальнюю стену замка, но остался жив. Он сказал, что ему явилась прекрасная женщина в белых одеждах, и после ее поцелуя у него отнялись ноги. А гостью мы больше не видели. Отведенная ей комната оказалась пуста, окно было открыто, а повсюду лежал снег.
- Почему вы решили, что это именно женщина? Ведь при определенном искусстве и мужчина может притвориться ею.
Мне вспомнился актер, до того проникшийся своей ролью, что не желал расставаться с ней даже в обыденной жизни. Он убил из ревности троих человек, прежде чем дознались до сути дела. Была ли в этой истории действительно Снежная дева или всего лишь кто-то, желающий посеять смуту в сердцах очевидцев, вот первый вопрос.

[Далара >>>]

Доктор озадаченно потер ладонями толстые щеки, словно хотел так придать себе трезвость мысли.
- Ростом она могла поспорить с мужчинами, - признал он наконец-то. - Но не так уж она была высока. И как бы она убила старика-инкьё?! Он был холодный, совсем ледяной!
- Не тебе ли лучше знать? – перекинул я ему вопрос, словно мяч в кемаи*. – Если исключить колдовство, могло ли что-то убить так, чтобы казалось будто это холод?
Тецухисе потребовалась еще пара чарочек, чтобы вернуть взбудораженные мысли в нужное русло. Округлая проплешина застенчиво проглядывающая на макушке моего собутыльника, подверглась жестокому истязанию.
- Найдется пара-другая ядов... но гостья пила вместе с хозяином. Да и куда же она делась потом? Растаяла? - он залпом осушил еще чашечку. - Жаль, теперь не проверишь...
Взгляд его слегка затуманился.
- Вот что я скажу тебе, таких волос, как у той женщины, не может быть у мужчины. Они были похожи на застывший в мороз водопад.
Мне представились серебристые струи, скованные льдом прямо в воздухе. Красивое зрелище, но лучше наблюдать издалека.
- Раз не нашли лужи, значит, не растаяла. – Во мне уже тоже плескалось достаточно сакэ, чтобы найти юмор даже в такой неприглядной ситуации. – Юки-онна не приходит просто так. Что сделал Кадзумаса, чтобы она вдруг пришла к нему, да еще провела с ним время?
Решили припомнить все истории про Снежную деву, а заодно перечислили деяния (по крайней мере, самые известные и недавние) старого Ишикавы, но ничего не складывалось. Поднапрягшись, Тецухиса рассказал, что инкьё, когда еще не был не то, что инкьё, а даже и ши-тэнно, да и было ему по тем временам лет тринадцать, служил у ныне тоже покойного господина Токугавы, по тем временам заложника у Имагавы. Из последних новостей, тоже устаревших на добрых двадцать лет, внимания заслуживала лишь одна, о том, что старый Кадзумаса вдруг бросил своего господина и блага, связанные с занимаемой должностью, и переметнулся к бывшему соратнику Токугавы, а потом - заклятому врагу, Тоётоми Хидэёши.

(было много чашек сакэ на двоих с СонГоку)

[SonGoku >>>]

(пьянку продолжали они же)

- А господину Клещи пришлось перекраивать всю свою оборону! - возвышенно заявил толстячок-врач, выпив за здра... то есть за упокой сначала одного, потом другого, а потом и третьего участника тех событий. - Кадзумаса знал все его хитрости!
- Э-э, как же это наш сёгун, мир его душе, сумел договориться с Юки-онна? - крякнул я, потряхивая бутылочку; там осталось совсем на донышке. - Впрочем, про него многое говорят, ходили слухи, что он на короткой ноге с обакэ.
- Но заставить служить Снежную деву своим прихотям - невероятно даже для него! - запротестовал Тецухиса и для храбрости потянулся к глиняному кувшинчику; налив и себе, и собеседнику, врач достал большой цветастый платок и вытер им вспотевшую лысинку. - Она ведь своевольная, слушает только себя. Кого хочет - награждает, кого хочет - убивает...
Я чуть было не изрек сгоряча, что знаю одного, кому эти слова можно приписать без зазрения совести. И тут же, непрошенным, перед глазами моими явилось видение Юки-онна, как ее описал Тецухиса. Только вот незадача, как я ни старался, черты лица Снежной девы все складывались в уже до ломоты в зубах знакомые черты наместника нашего господина Токисады. Я потер глаза, прогоняя дикий образ.
- А может так быть, - ударился я в буйство фантазии, чему новый глоток сакэ весьма способствовал, - что он ей нашептал о Кадзумасе да такое, чтобы она сама захотела убить. Взяла и пришла, а увидев старика, решила дать ему немного позабавиться перед смертью. Кто ее знает, что у Снежной девы на уме. Уж точно не мы!
Только я почувствовал себя выступающим перед важным собранием, откуда ни возьмись, явилась жена и нашептала, чтобы я перестал изображать надутого петуха, а отправил доктора спать, и себя заодно.

[Соуль >>>]

Взмах. И еще один. Хочется заснуть, но еще, еще немного… потом обязательно. Отдохнет перед ночной сменой, когда следует вслушиваться в каждый шорох, вглядываться в каждую тень. И зачем Токисада-сама отослал телохранителей ради сомнительной встречи?
Луч солнца утонул в матово блестящих пластинах тессена, и Косеки снова сонно моргнул.
-Мягче, это не зонтик, - казалось, Хеби наблюдал за тренировкой уже довольно долгое время, и остался изрядно разочарован.
-Тебя тоже отправили, - стальной веер с треском закрылся и с новым поворотом кисти вновь превратился в крыло черной бабочки. – Видимо, ты любишь… прогулки.
Недвусмысленно намекнул лисенок.
-Видимо, ты любишь... разговаривать, - поморщился Хеби, отрывая затылок от дерева. - Учись дальше.
-Может быть, преподашь пару уроков? Или тоже предпочитаешь разговоры? – заметил в спину уходящему телохранителю Хикари.
-Тебе? - тонкая черная бровь взлетела вверх в иронической гримасе, когда Хеби обернулся.
Лисенок скромно склонил голову и опустил раскрытый тессен.
-Прошу меня простить, - покаялся он, - я забыл, что ты проиграл… тогда.
-Тогда мне тем более нечему тебя учить, - зло откликнулся белокожий, снова срываясь с места.
-Постой, - телохранитель выжидательно обернулся. – Ты слышал ночью, как уходил Токисада-сама?
Веер сложился с металлическим треском. Косеки задумчиво посмотрел на темную палочку и перевел взгляд на воина.
-Я проспал, - услужливо напомнил ему тот.
Лисенок на секунду прикусил нижнюю губу, словно борясь с собой.
-Если проснулся и не собираешься засыпать на ходу, может, отдадим время тренировке? – наконец, произнес он, видимо, придержав некую иную фразу.
-Сам не засни, - улыбнулся белокожий.

(с Китти)

[Кысь >>>]

Веер скользнул в руку, приоткрылся, показав тигриную морду. Хикари подавил смущенную усмешку и снова распахнул тессен: в черном зеркале опалово-зелеными отразились земля и листва. Секунду стоявшие далеко противники смотрели друг на друга, затем сделали несколько осторожных шагов на встречу. Крылья вееров соприкоснулись в ласковом и одновременно опасном и жестком движении, и их владельцы, словно опасаясь, отскочили в разные стороны. Лисенок разочаровано скользнул взглядом по ехидно изогнувшемуся тигру, отступил в сторону, начав обходить противника по длинной дуге. Тот словно не заметил маневра, неловко повернулся, пропустил чужое движение.., но когда полураскрытая черная бабочка попыталась вспорхнуть на алебастровую кисть, крылья запутались в когтях шелкового тигра. Косеки резко отдернул руку, и платины недовольно заскрипели, вырываясь из стальных объятий.
Телохранители разошлись на три шага. Веер белокожего оставил в воздухе неопределенный штрих и прочертил дугу снизу-вверх. Лисенок нечетко отступил, в оранжевых глазах мелькнуло сонное замешательство, но очень быстро черный полуовал солнца повторил чужое движение, и Хеби, как в издевку, скользнул в сторону, жест в жест отразив побег противника.
Ониксовые пластины с рассерженным треском сомкнулись, Хикари выбросил руку вперед, стараясь дотянуться до скрытой темной тканью груди, и белокожий иронично-мягко повел веером: острые края пронеслись в миллиметре от маленькой кисти. Пальцы маленького телохранителя напряженно дрогнули, когда, не довершив движения, он повел сложенный тессен над головой соперника. Тяжелая, темная прядь Хеби едва взметнулась от движения, и…
…лисенок тихо охнул, когда обратившийся в серебристую палочку веер противника, выбив из ткани нечеткий шелест, жестко коснулся груди.
-Сон – не оправдание, но иногда так хочется назвать его, - смиренно, но с нотой досады выговорил Хикари.
-Ничья, - кивнул Хеби.
Лисенок выпрямился и, окинув своего противника еще одним взглядом (на этот раз, более уважительным), вернул тессен на пояс. Тот церемонно поклонился, словно только что вспомнив про правила тренировок.
В городишко возвращались уже вместе. На полпути неожиданно возникла заминка - тележка торговца, вся уставленная пузатыми флягами, совершенно перегородила и без того неширокую тропку. Человек оглянулся на звук, но освободить дорогу даже не подумал. Было просто некуда - крутой сыпучий склон с одной стороны, массивный кусок скалы с другой. Лис сонно моргнул.
-Я надеялся вернуться не так поздно, - тихо проворчал себе под нос.

[Соуль >>>]

Его спутник не стал размениваться на разговоры, а одним слитным движением снес мечом горлышко одной из фляг. Торговец сразу же "заметил" обоих воинов - на подвижном лице живо отобразилась паника. Каким-то образом миновав собственную тележку, человек только что не упал перед путниками на колени.
-Любезные господа, прошу вас, не нужно! Это лучшее сакэ во всех горах, текучее золото! Если хотите наказать виновного, умоляю, убейте меня взамен!
Хеби равнодушно пожал плечами и снова поднял меч, очевидно, собираясь выполнить просьбу несчастного. Косеки задумчиво проследил за солнечным бликом, прокатившемся по лезвию, и остановил очередное движение палочкой тессена.
-Погоди-погоди. Не забывай, мы на службе.
-Господину может повредить задержка. Лишняя голова отдельно от тела - нет.
-Ннннне принимайте поспешных решений, господа... - торговец, казалось, уже сам жалел о своих словах. - Ппппозвольте откупиться.
-Уговаривай этого хладнокровного воина, - любезно убрал тессен лисенок.
- Разве что за всю телегу, - улыбнулся уголками губ второй телохранитель, явно наслаждаясь паникой человечка: торговец был на добрых полторы головы ниже Хеби.
-Господа..., - Жалобно проблеял тот и замолчал. Просто не нашлось слов.
-Больше двух ты не выпьешь, - сочувственно посмотрел на торговца Хикари. – Пойдем, не следует лишний раз давать повод…
-Проверим?
-Проверяй, - повел плечами лисенок.
-Потом. Сейчас тебя от одного запаха поведет, - Хеби раздраженно оставил в покое катану и взялся за телегу в явном намерении скатить ее с дороги.
Плечи торговца сжались - воплощение безмолвного отчаяния.
-Сейчас, - мгновенно взъерошился Хикари, недовольный тем, что усомнились в его способностях.

[Кысь >>>]

Он поднял несколько бутылей и поставил их на тропу, после чего занял место рядом с белокожим. Хеби скептически посмотрел на рядок фляг и удвоил их количество. Потом тоже толкнул телегу - благодаря совместным усилиям она подалась, и легко скатилась со склона, ударившись о ствол дерева в полусотне шагов. Судя по лицу торговца, в момент столкновения он пережил как минимум одну смерть за каждую бутылку, но, увидев, что фляги не разлетелись, обрадовано припустил вниз и вскоре уже утащил телегу куда-то вниз, очевидно, в поисках новой тропы. Косеки показалось, что увидел мелькнувший потом в кустах рыжий хвост.
-Итак…? – глубокомысленно покосился на рядом стоявшие бутыли.
-Можно разбить, можно выпить, - пожал плечами белокожий. - Второе, боюсь, неуместно - если ты здесь заснешь...
-Тогда предлагаю отойти с дороги или вернуться на место поединка, чтобы как следует насладиться «текучим золотом» напитка. Если, конечно, ты способен…, - не без ехидства завершил Хикари.
-Мне еще тебя назад тащить придется, - пожал плечами высокий.
-Этот вопрос также не имеет единственного ответа, - успокоил его лисенок.
-Увидим, - закончил Хеби, подбирая фляги.
Выше по склону между двух пиний притаилась укрытая хвоей полянка. Говорили, в такие места приходят лесные духи играть в кости - коряги и камни образовывали уютный уголок с подобием стола в центре. Фляги одна за одной с глухим стуком ударили по дереву. Хеби меланхолично откупорил первую и осторожно приблизил лицо к горлышку. Косеки с интересом за ним наблюдал. Белокожий понюхал напиток, потом, очевидно, убедившись, что во флягах именно саке, а не помои, попробовал на вкус. Лисенок вопросительно посмотрел и открыл другую бутыль. Непроницаемому выражению лица Хеби могла бы позавидовать и статуя, только глаза насмешливо сверкнули, когда поднял флягу в церемонном "кампай". Косеки осторожно вдохнул резко-сладкий запах, ответил тем же и поднес горлышко к губам.
Через полчаса опустели первые фляги. Сакэ действительно оказалось «текучим золотом»: мягкое и одновременно терпкое, оно, как ни странно бодрило. Жесты оставались четкими, а вот мысли, как назло, текли медленно и плавно, не соединяясь одна с другой. На лице белокожего телохранителя застыло напряженно-задумчивое выражение, только глаза иногда вспыхивали нервным, почти лихорадочным блеском. Длинные пальцы словно невзначай обвились вокруг пластинки веера, да так и застыли.

[Соуль >>>]

-О чем ты думаешь, Хеби? – лисенок облокотился о импровизированную столешницу и теперь разглядывал невзрачную травинку с таким видом, словно она была величайшим сокровищем.
-Я не думаю, - легкое, почти неосознанное движение и пластинки веера раскрылись - показал морду тигр.
-Что тогда? – в ответ Косеки распластал по траве черную бабочку своего тессена.
-Воспоминания, образы, - веер поплыл над землей, извиваясь, словно змея, словно прядь волос, пущенная по течению ручья. Было бы танцем - но движение оборвалось, не дойдя до логического конца, резким и жестким жестом. - Ничего определенного.
Собеседник отстраненно кивнул и опустил голову на согнутую кисть, наблюдая за легкими и плавными движениями тигра. Тессен помедлил, и снова расправил шелковые крылья, двигаясь гипнотизирующе, неестественно медленно, будто подчиняясь далеким, неслышным барабанам. Росчерком флейты - крутнулся в воздухе, и снова забился в руках умирающим сердцем гиганта.
-Когда крыла мотылька касается пламя…, - задумчиво проговорил Косеки и пододвинул в сторону телохранителя вторую флягу. – Танец. Агония.
-Холод, - отстраненно кивнул ему Хеби.
Вторая фляга опустела еще быстрее первой - словно пытался смыть и диковинный танец, и музыку, его породившую.
-Пустота, - щелкнул по тыквенному боку лисенок, и фляга отозвалась пустым звоном. – Глицинии…
Черный веер пролетел совсем низко над травой, и стебельки пригнулись от резкого движения. От него же – взвилась выпавшая из прически прядь…, бабочка метнулась обратно, отражая в ониксовом зеркале небо и листву. Веер с тигром взлетел высоко, под самые кроны деревьев, упал не как положено, а опавшим листом, едва не мазнув отточенным лезвием по белой коже хозяина. Тот равнодушно поймал его у самой земли. В голове стоял туман, но руки... руки двигались безупречно. И это только еще больше путало.
-Лепестки глицинии похожи на бабочек. Но никогда не бывают черными, как веера, - Косеки провел мизинцем по черной пластине и посмотрел на быстро набухающий кровью порез. Вздохнул и убрал оружие, бережно пригладив стальное крыло. – Не бывают…

[Кысь >>>]

Хеби молча смотрел на текущую по пальцу кровь... Потом, усмехнувшись, снова подбросил веер в воздух. На этот раз своенравный тессен упал правильно, рукоятью вниз - на колени лисенка. Не дав коснуться ткани хакама, Косеки перехватил его и протянул хозяину.
-Веера, чтобы путать.
Белокожий спокойно смотрел на лисенка... даже не пытаясь протянуть руку в ответ. Хикари снова опустил локти на переплетающиеся корни и повел ладонью, одно за одним открывая деления изящного оружия. Любовался. Солнечные блики мягко скользили по граням лезвий, словно гладили. Вблизи веер казался ветхим и до смешного хрупким. И одновременно удивительно пропорциональным - такими не бывают предметы, только живые существа.
-…или цветы, - выговорил вслух лисенок, делясь невысказанной мыслью.
Белокожий в ответ только прикрыл глаза, прислонившись затылком к прохладному стволу дерева. Не в ушах - где-то на самой грани сознания равнодушно и завораживающе звучали барабаны, изредка взрывалась надрывным звучанием флейта. Казалось, еще чуть-чуть и вспомнит чернильное небо с серебристыми, крупными звездами, темно-зеленые лесные тени и сам оркестр... Но воспоминание ускользало в последний момент, словно уплывало дальше по течению. Воин досадливо поморщился и протянул руку за игрушкой. Хикари рассеяно протянул ему собственный тессен.
-Я следовал ночью за господином. Без его ведома.
-Видел, - то ли вопрос, то ли утверждение.
-Видел…, - согласился, - и задался вопросом, зачем ему телохранители.
-Для забавы, - усмешка.
Стальные пластины веера коснулись пальцев, но не прорезали непрозрачной кожи. В темном металле отражалось чужое лицо, волосы казались на несколько тонов темнее, а стволы деревьев приобретали прозрачно-охристые цвета. Оружие Хеби же тигром извивалось в руках лисенка. Он отстраненно, сам того не замечая, считал полосы на белоснежной тигриной шкуре. Сначала про себя, затем вслух. На счет пять одно из лезвий тессена прочертило ровную полосу на коже. Неловкость выглядела почти абсурдной на фоне ювелирной точности жестов.

[Соуль >>>]

-Вторая, - спокойно проговорил Хикари, переводя взгляд со штриха вдоль линии жизни на алый след на мизинце. Он перевернул бутылку, и в ладонь скатилось несколько капель сакэ. Смешались с кровью. – Не последняя.
Хеби скептически крутанул ониксовый веер в руках, потом все-таки прижал стальную пластину к запястью. Кровь пошла не сразу. Голубовато-белая, затем блекло-багровая полоса, и только потом - темные, почти черные потеки. Опустил руку, давая стечь в ладонь.
Лисенок проводил движение взглядом и снова пустил скользить по воздуху силуэт белого тигра.
-Кровь цвета бабочки. Веера.
Белокожий щедро плеснул саке в ладонь, окунул в едва смешавшиеся жидкости стальную пластину. Усмехнулся и бросил веер обратно. Темная рукоять легла в раненную ладонь. Косеки поднес бабочку близко к глазам, рассматривая едва дрожащие капли.
-Нужно кого-то убить, - тихо прокомментировал Хеби.
Косеки обернулся, положил черный тесен на корни и взял в раненую руку чужой, вновь любуясь плавно стелящимися бликами… а потом начал рассказывать, что видел этой ночью. Мысли текли медленно, фразы становились отрывистыми, короткими, совершенно невыразительными и неяркими. Хеби слушал, не перебивая, даже не отрывая взгляда от солнечных лучей на лезвии. Иногда шевелил бледными, залитыми кровью пальцами, словно все еще держал веер в руке, а случайные порывы ветра создавали иллюзию, что тессен следует этим движениям. Когда отзвучали последние слова, кивнул.
-Можно его.

(все было "на пару")

[Далара >>>]

Конец мая 1616.
Речной путь Хида-Мино-Овари

Слухи ненадежны, как ветер, разносящий их, семена истины и лжи в скорлупке слов. Не дотронешься, не схватишь их за горло. Под скорлупой может оказаться цельное семечко, а может сплошная гниль. Даже волны за бортом лодки более постоянны и вещественны. Опустишь руку в перевернутое небо, и знаешь, холодно внутри или тепло, ласкова вода или зла на людей.
В такую хорошую погоду только и делать бы, что раскинуться на согретых солнцем досках, отдаться мерному покачиванию волн, скрипу весла и забыть о мирских заботах. Но в душе сидит заноза, заставляет выпрямляться, следить пристально за берегом, как за врагом перед сражением. Подгоняй, не подгоняй время, оно быстрее не потечет; река тоже. Что с того, что мальчик решил отправиться в родную провинцию отца? Ну, навестит могилы предков, успокоится, вернется. Если в скорлупе зерно, а не плесень... Если.
- Эй, остановка! – крикнул лодочник.
Пассажир махнул ему рукой: слышал. Вылез на берег размять ноги. Река – единственный способ быстро добраться из одной провинции через другую в третью. Но как же укачивает! Почти как в паланкине, так любимом богатыми бездельниками. Мужчина сел на краю причала, заглянул в воду. Постаревшие уже черты, жестче, острее. Щетина – ну да, сорвался, почти как в юности. Почти как Садаро. Отражение весело кривит губы.
Старший каро, Хисао, был удивлен неожиданным сообщением, что дела остаются на него. Кинул красноречивый взгляд в сторону города.
- К ярмарке вернусь, - пообещал Такамори.
Хисао возражать не стал. Он служил еще прежнему управителю провинции, знал все тонкости и детали и ни разу не дал повода усомниться в своей преданности. Только однажды они поспорили с Такамори, тогда еще новоявленным женихом дочери старого Нагачики. Поспорили крепко, оба до сих пор предпочитали лишь мельком упоминать тот случай и только в разговоре друг с другом после обильного возлияния по случаю очередного праздника. Возможно, та стычка только укрепила их отношения. В те времена никто не думал, что пришлый ронин, даже не принятый толком в семью, может стать наследником главы рода. У Нагачики, слава ками, было целых два взрослых сына. Но судьба, словно забавляясь, расставила фигуры на доске по-своему. Один из сыновей прогневал отца и постригся в монахи, второй так увлекся искусством чайной церемонии, что слышать не хотел об управлении провинцией и перебрался в Киото. В ночь после смерти Нагачики его зять неожиданно для себя обнаружил свое новое положение и нового друга, помощника, слугу и советника в лице обманчиво улыбчивого Хисао.
Такамори усмехнулся, отражение в засоренной щепками и листвой воде, в точности скопировало движение. Даймё полагается путешествовать в сопровождении семьи и свиты, верхом и с нобори*, не под видом простого странника на потрепанной лодке. Въехать в родную провинцию, из которой когда-то тайком сбежал, при полном параде, дать всем узнать, чего достиг, кем стал. Он тешился этой мыслью секунд, может быть, десять. Затем отмел ребячество с легким уколом сожаления. Больше не имеет значения. Он приехал сюда, чтобы найти и вернуть Садаро, и это все.

------------
* nobori – (яп.) штандарт, флаг

Сообщение отредактировал Далара - 16-05-2007, 10:00

[Соуль >>>]

-Можно его.
-Охотничий дом находится отсюда в часе ходьбы, или чуть более, чем в тридцати минутах лисьего бега, - отстраненно проговорил Хикари и поднял с земли прошлогодний, смятый ветром, лист. Повертел его в пальцах, любуясь паутинными прожилками, проступившими, где истлела живая ткань. – Я могу сделать нас невидимыми, чтобы мы не привлекали внимания.
-Можешь, - кивнул его собеседник, поднимаясь легким, странно-слитным для пьяного движением.
-Только следует молчать, - приложил лисенок палец к губам и приблизился к телохранителю.
Руки Косеки взлетели над черной макушкой Хеби. Потрепанный листок описал небольшую окружность, упал на темные волосы, и... белокожий пропал. Хикари удовлетворенно кивнул своим мыслям и нагнулся к земле. Прижал ладонь к траве. Перекатился: на корнях сидел маленький рыжий лис со смешно растопыренными ушами. Он выразительно посмотрел туда, где всего несколько секунд назад находился Хеби, и кинулся в сторону нетуго сплетших ветви деревьев. Невидимый спутник усмехнулся и скользнул следом.
Косеки держался в стороне от тропы и бежал через лес: сокращал дорогу. Пятна света и тени менялись местами на мягкой шкуре звереныша, а листья вылетали из-под лап. Путь, проделанный в темноте, отличался от дневного: вместо черных - серые стволы, и трава не такая темная. Только запахи оставались прежними - немного кружили голову после терпкого сакэ.
Хеби почти не отставал - только жалобно хрустели ветки под необычно-тяжелыми шагами и с шумом хлестали по невидимым рукавам. Деревья стали гуще, потом реже, потом в просвете показалась тонкая, едва ли достаточная для двоих людей тропка. Лис уверенно побежал вдоль нее, забирая пока к мало заметному охотничьему домику. Ночью он казался неразличимым пятном, но днем можно было рассмотреть даже деревянные крепления стен. Хеби скользнул к воротам прямо по тропе. Замер у входа, потом нырнул в полутемный проем.

(с Хы.... и)

[Кысь >>>]

Лис некоторое время топтался в стороне, тихо, про себя, пересчитывая бродивших по галерее стражников, затем неловко кувыркнулся, и уже человеком подобрал с земли лиловый лист. Крутанулся на месте, подбросив его над головой, и невидимкой прошел в дом, внимательно и спокойно оглядываясь по сторонам, отмечая взглядом небольшие пристройки. Мотнул головой и метнулся за едва различимой тенью. Примятые татами - его спутник кинулся дальше по коридору, разыскивая не то шорохи, не то определенную дверь. Какую - пожалуй, не мог бы сказать и сам. В одном месте седзи были раздвинуты, за ними - шелестел сад.
Вскоре тяжелая ступня уже смяла очередной сухой лист, заставив человека, застывшего на тропе, вздрогнуть и оглянуться по сторонам. Сопровождавший его стражник напряженно обернулся, услышав едва слышное шипение. Невидимое лезвие меча Хеби оставило алый росчерк на коже телохранителя. Косеки оглянулся на отступившего на шаг господина Сакаи и направил острие вакидзаси под ребра воину. Невидимый нападающий, казалось, пожал плечами - следующий росчерк проявился уже на коже дайме. Его защитник отступил, удивленно прижав одной ладонью рану, откуда толчками выходила кровь, другой стараясь вытянуть меч… не успел. Следующий удар рассек шею.
Снова хрустнул листок под ногой Хеби - уже на пути к выходу. Снова коридор - стражник оглянулся на едва слышный звук шагов, даже пробежал по галерее. Кто-то кинулся к воротам, раздались первые тревожные голоса. Под ступней - песок, тропка. Лес: деревья хлестнули ветвями... а потом один из убийц проявился, хрипло расхохотавшись.
-Осторожнее, - с первым звуком показался второй.
Белокожий кивнул и опустился на одно колено, стирая кровь с клинка палой листвой и шелком. Лисенок также молча занялся своим оружием. Через некоторое время Хеби поднялся и замер, прислонившись спиной к древесному столу.
-Можно уходить, можно возвращаться. Что предпочитаешь?
Косеки вскинул голову, и несколько удивленно стер с лица странно-нервную улыбку.
-Туда возвращаться нет смысла. Здесь следует идти в стороне от тропы, - он неровным движением вернул вакидзаси в ножны.

[Соуль >>>]

Хеби тряхнул головой, словно прогоняя наваждение, потом пожал плечами и направился вглубь леса. Хикари едва заметно покачал головой и, нагнав его, пошел рядом, переступая через слишком большие корни и отводя ветви ладонями.
-Я опасался, что ты заговоришь там.
-А еще промахнусь мечом по противнику, - несколько раздраженно кивнул Хеби.
-Легко выходишь из себя, - извиняющимся тоном ответил Хикари.
-Когда выводят.
-Но это так легко… - Хеби раздраженно коснулся тонкой брови пальцами, но промолчал. Лисенок поднял на него взгляд. – Это игра темпераментов.
-Не темпераментов. Принципов.
-Возможно, я не пойму, пока ты не объяснишь, - холм превратился в неглубокую ложбину, и Косеки задумчиво посмотрел на три больших камня, образовывавших подобие полукольца.
Хеби замолчал, задумавшись. Ровно, словно и не заметив движения, перешел на камень, потом на еще один - выше. Опустился на одно колено. Ветер зарылся в рассыпанные по шелку одежды угольно-черные пряди, всколыхнул их и снова бросил плетьми вниз. Тихий шелест листьев, веток деревьев, журчание далекого ручья. С шумом вспорхнула птица. Похожий на шипение голос вплелся в них так, что и различить удалось не сразу.
-То что делает тебя лисой, господина господином, торговца торговцем... Это не определенный род одежды, не возможности и не ответственность. Словно разные изображения одного утеса - мы говорим об одних и тех же линиях, но рисунки все равно различны.
Косеки опустил взглядна палочку тессена на поясе и задумчиво кивнул. Не ответил. Опустился на один из камней ниже и принялся наблюдать, как осторожно вечерние тени сменяют друг друга. Те, казалось, кружились вокруг камней, перешептывались, рассматривая обычно-юркого лисенка и воина, напоминавшего не то фарфоровую куклу, не то каменное изваяние. Когда в очередной раз пятна света и тени сложились в крепкую фигуру, лисенок запрокинул голову, рассматривая Хеби. Тот действительно напоминал изваяние - даже, казалось, не моргал. На левой ладони остались бледно-багровые потеки, в волосах запутались изуродованные, изорванные бегом листья.

[Кысь >>>]

-Во всем есть своя красота, - задумчиво прокомментировал Хикари.
-Слишком универсальное слово, - переход от неподвижности к движению был удивительно-легким. Хеби оторвал колено от камня, потом легко соскочил вниз. - Означает все... И мало что.
-Наверное, - снова погрустнел лисенок и опустил взгляд. Хеби опустился на землю у ног лисенка, перевел взгляд со сложенного веера на тонкую руку, потом вытащил из-за пояса ониксовый. Протянул. – Благодарю.
Косеки осторожно принял оружие и молча взял в ладонь чужой тесен. Белокожий кивнул и опустил голову, снова рассматривая преющие листья в сырой каменной тени. Лисенок спокойно скользил взглядом по темным волосам, светлой коже, посмотрел на собственную дважды рассеченную за сегодня руку, накрыл чужое предплечье.
-Тени. Играют.
-Смеются, - ответное прикосновение, взмахом веера пальцы.
Собеседник Хеби кивнул и вгляделся в черные глаза. Воин едва заметно улыбнулся - теперь нужные слова сами собой появились на языке.
-Слишком тяжелое спокойствие - плохо. Слишком много ряби - путает... мешает видеть. Тяжело осознать.
-Приятнее смотреть на скульптуру, а не на складывающиеся в нее пятна и тени, - уголки губ дрогнули.
-А живое еще притягательнее.
Маленький телохранитель опустил взгляд на накрывшие чужое предплечье пальцы и едва заметно улыбнулся.

(весь эпизод - с Соуль)

[higf >>>]

(Склоны горы Асама (Ямато-но-орочи))

Сборы в дорогу оказались недолгими надо было только взять с собой съестные припасы и кое-какие реликвии. Часть оставалась здесь, призванная хранить жилище, так долго служившее отцу Андрео. Священник, в сердце которого радость от встречи со старым знакомым мешалась с дразнящим предвкушением нового, сопровождающим дальние или опасные дороги, и легким сожалением, помолился, освящая водой жилище – чтобы его не тронули звери. Люди тут бывали редко, разве что такие странные, как Мицуке и его спутники, а здешние духи вряд ли причинят вред хижине.
Кроме необходимого в дороге, среди вещей оказались неизменные книжицы, на страницы которых уже не одно десятилетие ложились собранные легенды и мифы. Здесь, на таких далеких от его уже полузабытой родины островах, собрание пополнилось так сильно, что это первая давно заполнилась и вторая переваливала за середину, хотя почерк португальца отнюдь не был крупным и размашистым.
Казалось бы, нет оснований для посетившего ощущения расставания с этой поляной надолго, если не навсегда - ведь до вершины горы было недалеко, и путь не преграждали непроходимые препятствия. Но место там действительно было злое. Очень злое, как подтверждал бывавший наверху до знакомства с европейцем Себастьян-Фердинанд, выбранный проводником.
Еще одним камушком на весы сомнений и чувств были воспоминания, говорившие о том, что с Мицуке дорога просто не может быть прямой и простой, а пережитого за день хватит на иные месяцы. Когда-то такой общий путь и его последствия многое стронули и изменили в иезуите. Да полно, может ли он себя еще так называть, учитывая, как разнятся теперь взгляды миссионера и пославшего его ордена?

В отличие от духовного наставника, муджина был в явном нетерпении и предаваться воспоминаниям и сомнениям не собирался, в душе легкомысленно надеясь, что любой здравомыслящий демон обойдет их компанию издалека ради сохранения этого самого здравомыслия. О том, что будет, если на пути попадется злой дух с не очень правильным мышлением, думать все равно не хотелось. Тем более дел-то по горло - надо проверить все самому.
Мальчик не в счет, священник и шаман погружены больше в положенные их рангу мудрые мысли, долговязый самурай носится с мечом... В общем, как пить дать – забудут упаковать достаточно еды, и придется голодать, или питаться, чем ками пошлют, а характер у них очень переменчивый. Он, Себастьян-Фердинанд, не намерен ни ходить полуголодным, ни постоянно искать рыбу и ягоды для этой, способной немало съесть, компании!
Так что муджина носился туда-сюда и, судя по количеству вытащенных заначек, явно собирался открыть на вершине Ямато-но Орочи продуктовую лавку. Наконец, довольный результатами своего труда, он осведомился у всех:
- Ну что, когда мы выходим? – ведь там, да еще с тем самым мечом, их ждет столько интересного... - Еще только полдень, будем копаться – вечер придет, станет поздно идти.

[Далара >>>]

Замок Сакаи

Луч солнца отразился от металла, ударил по глазам спящего, и кинжал не достиг цели. В едва слышном шорохе жесткого плотного шелка взметнулся белый рукав, словно снежный вихрь; вытканные на ткани цветы казались живыми. Запястье убийцы никто не схватил и не сжал, но и опустить руку девушке не давали.
- Может ли змею отравить ее собственный яд? - спросил Токисада.
Дыхание женщины стало похоже на шипение. Цапли на лиловом рукаве яростно тщились проткнуть цветы острыми клювами. Мгновение напряженной недвижности, и убийца дернула руку с ножом на себя. На белоснежной ткани проступила, растеклась алая полоса. Макуро сжалась, как кобра, готовая к броску. Лицо погрузилось в тень, только сверкают глаза.
- Жалящий других однажды будет ужален сам, - швырнула слова.
Наместник поднялся; из крепко сжатого кулака на циновки время от времени скатывались капли крови, и за Токисадой тянулся жутковатый след.
- Я знаю тебя? - не спуская глаз с гостьи, молодой человек протянул руку к вееру, раскрыл его, лазоревые чешуйки изображенного на планках дракона переливались в закатном огне. - Почему мне кажется, будто мы встречались?
Он сделал короткий шаг к женщине, тяжелый тесен, сложившись, рассек воздух, словно кинжал.

(партия с наместником. Сакэ не предусмотрено)

[SonGoku >>>]

Вихрь одежд, предрассветное небо и туман, взлетающие цапли. Пряди выбились из прически, шелковыми лентами разметались по плечам. На лице полуулыбка и гневная полугримаса.
- Ты убил моего отца. Ты видишь его дух во мне.
Снизу вверх к шее молнией полетела восьмиконечная звездочка. И сразу же, не давая опомниться, бросок, хищный клык кинжала метит в бок. Голубым цветком распустился открытый веер - отбитый сюрикен разорвал бумажную перегородку, вновь сложился подобно бутону – клинок в чужой руке остановился, скрестившись с тессеном. Широкие белые рукава – точно поземка, заметающая следы на снегу; только россыпь ярко-красных цветов напоминает сорванную ветром ветку сливы.
- Твой отец... – слишком яркие полуоткрытые губы на слишком бледном лице как будто испачканы кровью. – Ты думаешь, я запомнил все имена?
Громкий, обжигающе открытый смех; в глазах, напротив, холод зимней ночи.
- Конечно, ты убивал так много, что уже не можешь вспомнить.
Отдернула и спрятала за спину кинжал, переступила так, чтобы стоять прямо перед Токисадой. Даже в полный рост она едва доставала ему до плеча, но взгляд оставался высокомерным и ледяным. Запрокинула голову, провела взглядом по лицу, то ли лаская, то ли мысленно рассекая лезвием бледную кожу.
- Его ты убил, когда он устал и не мог сопротивляться. Голову ты отвез своему господину, о прихвостень Токугавы, - яд в голосе мог бы прожечь дыру.

(хех, мы с Даларой, конечно)

[Далара >>>]

- Передо мной мало кто устоит, - без особого хвастовства, просто как данное произнося слова, согласился наместник. - Хочешь, расскажу, как это произошло с твоим отцом?
- Хочешь, я отрежу тебе язык? Тогда ты сможешь записать эту историю на бумаге собственной кровью.
Хищный взгляд прикован к губам. Маленькие пальцы почти нежно коснулись одежды на груди Токисады, провели незримую линию.

...там, где грязь не испачкала доспехи, они блестели синим лаком, почти цвета грозовых облаков над горным перевалом; легкие тростниковые пластины скрепляла сугакэ-ороши*, лазоревые с серебряной нитью шнуры заставляли вспомнить о росчерках молний. Старший воин смотрел отрешенно и устало, бледное лицо младшего заливали слезы.
- Я не хочу потом говорить, что храбрейший из храбрых струсил в последнюю минуту своей жизни! - юнец в темно-синих доспехах вытер ладонью испачканное лицо.
- Об этом не беспокойся.

- Твой отец опустился передо мной на колени, прямо в грязь, там, где стоял, - медленно проговорил Токисада. - Он своими руками снял шлем и сам подставил шею под мой меч.
В расширившихся глазах наместника солнечным лучом среди грозовых туч отплясывало безудержное веселье. За окном прокатился глуховатый раскат, предвестник ночного дождя.

----
*сугакэ-ороши - шнуровка сдвоенным шнурами, которая пришла на смену плотной, менее удобной шнуровке.



(снова мы)

Сообщение отредактировал SonGoku - 21-05-2007, 14:56

[SonGoku >>>]

- Ты лжешь, - ни тени сомнения, ни доли колебания.
Лицо Макуро потемнело от сдерживаемой ярости. Подрагивающие от напряжения пальцы сжались на вороте, смяли край.
- Твоя ложь еще позорнее убийства того, кто не способен защищаться.
В обрамлении темных волос лицо Токисады казалось совсем детским.
- Разве? – наместник провел искалеченной ладонью по щеке своей гостье, оставив на ней темный след. – Тогда почему ты мне веришь?
Острые серпы прищуренных глаз впились взглядом в бледное и неожиданно юное лицо. Пальцы, как сорвавшиеся с цепи псы, дернули ткань, обнажая кожу под ней. Взлетел клинок и в нерешительности замер на полпути. Вместо него груди осторожно коснулись подушечки пальцев.
- Разве я тебе верю? - эхом отозвалась Макуро.
- Каждому слову, - Токисада наклонился, его губы ласкали ей ухо, дыхание прерывалось, чуть-чуть, самую малость, но заметно. – Скажи, ты хочешь меня убить, потому что любишь, или любишь, потому что хочешь убить?
Крыльями бабочки ее пальцы перепорхнули выше, задержались над пульсирующей ниточкой, провели по горлу, дернулись в желании сжать, задушить. И отпустили. Продолжили исследовать так, будто глаз недостаточно.
- Черный камешек или белый, какая разница линиям на доске?
Макуро вызывающе подняла голову. С глухим стуком кинжал ударился о пол.

(кажется, Макуро меня соблазнила)