Kojo no meian, Свет и тени старого замка

[Далара >>>]

По пути от замка Сакаи к его же охотничьему домику

Через некоторое время пыл Дзяку поубавился. Мальчишка плелся нога за ногу, а потом и вовсе остановился, держась руками за живот. Если бы лицо не закрывал платок, даже в полутьме был бы виден пылающий румянец смущения.
- Есть хочется, - пробурчал он в ответ на вопросительный взгляд приятеля-соперника. - Ну забыл поесть сегодня!
- Разиня!
Кейка, пританцовывая, как будто сидеть на одном месте ему было трудно, обошел приятеля кругом, но не стал долго упиваться своим превосходством. Сдернув с пояса бамбуковую флягу, он протянул ее Дзяку.
- Там рисовый отвар! - расхохотался он, увидев, как приятель настороженно нюхает пробку.
Долго уговаривать не пришлось, мальчонка уселся на землю под ближайшим деревом и в мгновение ока закинул в себя половину содержимого фляги, чудом не поперхнувшись. Остальное протянул Кейке. Посмотрел на небо, расчерченное тонким четким узором веток.
- Давай посидим немного. Господин Сакаи никуда от нас не сбежит. А сбежит, все равно найдем.
У запасливого Кейки нашлись еще сухие лепешки и орехи, которые приятели честно поделили пополам.
- Ты, правда, решил добраться до наместника? - полюбопытствовал старший, наконец-то присаживаясь на корточки и опираясь спиной о ствол дерева; покончив с орехами, Кейка теперь жевал стебелек травы. - Говорят, он читает чужие мысли, поэтому его так трудно убить. Но, по-моему, это брехня.

(SonGoku to)

[SonGoku >>>]

- Люди не читают мыслей, - уверенно отозвался Дзяку и тут же сбавил тон: - Только я не уверен, что наместник – человек. Но я все равно до него доберусь!
Он нашарил под собой шишку, прицелился и кинул. Импровизированный снаряд звонко ударился о ствол.
- Какой смелый! – Кейка тоже запустил шишкой в соседнюю сосну, промахнулся, но попал в дальнюю и сделал вид, будто именно туда и целил. – И что ты будешь тогда делать? Позовешь онмиёджи, чтобы тот изгнал злого демона? Думаешь, ты первый хочешь его убить?
- А что, были уже попытки? – заинтересовался Дзяку и пересел поближе к приятелю. – Расскажи!

В радушии хозяина сквозила натянутость, но гость как будто ничего не замечал вокруг и вел оживленную беседу как ни в чем ни бывало. Когда он наклонялся, чтобы передать что-нибудь из напитков или угощения, перевитые бирюзовым шнурком длинные волосы напоминали первые весенние ручьи, пробившиеся из-под снега, и молодой человек знал об этом. Широкие рукава его одежды были вытканы узором в виде первоцветов.
- Господин Иэясу передал должность своему наследнику Хидэтаде, - говорил молодой человек беспечным голосом, словно не передавал важные новости из столицы, а обсуждал рыбную ловлю в горах. – И теперь правит по-прежнему, но уже как огошо*. Наверное, Хидэтада-доно очень разочарован, но он хотел получить место, и он его получил. Что же жаловаться?

-----
*ogoshyo - сегун, который оставил свой пост.

(с Даларой творим)

[Далара >>>]

Молодой человек весело рассмеялся, пристально глядя в лицо собеседнику, а тот, не заметив развязности гостя, вдруг поперхнулся и схватился за грудь.
- Что с вами, господин Иэясумаса?
Хозяин, выпучив глаза, захотел позвать на помощь, но узкая ладонь гостя закрыла ему рот.
- Говорят, если допустить хотя бы малейшую ошибку в приготовлении рыбы-фугу, результат превосходит все ожидания. Говорят, что повар, виновный в подобной промашке, будет казнен. Мне жаль вашего повара, Иэясумаса-доно.
Хозяин тщетно пытался избавиться от чужой руки, мешающей ему крикнуть или хотя бы избавиться от руки. Пальцы гостя были холодными, точно лед.
- Ты... тоже принял яд... - догадался умирающий.
Почти фиолетовые губы на бледном юном лице свело болезненной судорогой, но это все-таки была улыбка; под глазами лежали прозрачные тени, а одна из черных прядей прилипла к взмокшему от холодной испарины лбу.
- Разумеется... - молодой человек с трудом втянул глоток воздуха. - Но не так много... ровно столько, чтобы не умереть. Ровно столько, чтобы не заподозрили.
И слабого толчка хватило, чтобы жертва опрокинулась на спину; Иэясумаса впился ногтями в циновку, раздирая татами. Вместо крика из горла вырвался едва слышный хрип. Молодой человек прилег рядом, положив голову ему на грудь и прислушиваясь к дыханию.

(продолжение)

[SonGoku >>>]

- Хорошо... – наконец, прошептал он и нашарил глиняный кувшинчик, из которого всего несколько минут назад наливал себе и своему злосчастному собеседнику. – Пора звать на помощь...
От удара о деревянную балку кувшинчик разлетелся вдребезги.

- И этого человека ты собираешься вот так просто убить? – с любопытством спросил Кейка.
Дзяку сидел, охватив руками колени и нахмурившись, но глаза его блестели от азарта и чего-то еще, более глубокого и трудно распознаваемого.
- Нет, просто убить не получится. – Мальчишка дернул плечами, с силой пульнул еще одну шишку. – Но я все равно его убью, и тогда скажут, что я лучший шиноби на свете!
Приятель вдруг придвинулся к нему так близко, что слабый аромат мускуса ударил в ноздри.
- Ты хочешь лишить его жизни только ради этой цели? – дрожащим от непонятного возбуждения голосом спросил Кейка.
Младший дернулся и испуганно отстранился. Непонимающе моргнул.
- Ну... да, - тонкий голосок звучал не слишком уверенно. – Ты что это вдруг?
- Ничего, - на раскрытой ладони Кейка держал шишку и протягивал ее приятелю. – Просто так спросил.
- Странный ты, - обиженно проворчал юный шиноби, но подношение взял; на этот раз снаряд улетел куда-то в темноту, даже не было звука падения. – Пошли лучше, займемся Сакаи.

(и финал... почти)

[Bishop >>>]

Склон горы Асама, возле ворот в храм

Пока остальные спорили, Хаяши развернул свитки и теперь водил пальцем – то по цепочке скорописи, то по совсем уж непонятным значкам, а порой и вовсе по пустым строкам. Что он там видел в полутьме, оставалось загадкой. Но – шевелил губами, хмурил брови, разбирая текст. Ворон выдернул из костра веточку, пристроился рядом с видом сосредоточенным и важным, будто придворный при исполнении обязанностей. Хаяши благодарно улыбнулся птице.
Плоские камешки они тоже нашли вместе: мальчишка шарил по земле, а ворон обстукивал клювом его находку. Те, что были одобрены, Хаяши прятал за пазуху, остальные - выбрасывал, больше не глядя на них. Последний ворон принес от самых сгоревших деревьев, с трудом удерживая в лапах. Скинул мальчику в подставленные ладони. Восемь камней Хаяши уже разложил по кругу, оставив свободное место для девятого. Беглый чиго обошел подготовленное место, то и дело сверяясь с темным небом и почти стихшим ветром. Остановился перед Мицуке, протянул ладонь с растопыренными пальцами, будто малый ребенок, что вознамерился упросить взрослого купить ему сладостей.
- У тебя есть кодзуки? Дай мне.
Долговязый роши без возражений протянул короткий нож. Цуива заерзал и все-таки не утерпел:
- Вызывать духов – дело мико*, - обращался носильщик почему-то к воину. – А он мужчина, у него ничего не выйдет!
- Мужчина?

(с Даларой, потом еще Хигф)

[higf >>>]

Цуива оглядел юного колдуна, как будто хотел удостовериться, то ли он видит, что есть на самом деле. Осунувшееся лицо с крупным носом, тощая петушиная шея, нескладные движения. Носильщик поскреб в затылке, с ойканьем выдернул пару волосков - удостовериться, что не спит.
- Нет, - замотал он головой, - это точно не женщина.
- Да какой из него еще мужчина? - хохотнул Мицуке. - Справится.
Но судя по скептической ухмылке - он сам в том не был уверен.

Смотревший с любопытством португалец пришел в себя настолько, что внимательно следил за мальчиком и даже пожалел, что сейчас не до записей и рисунков - ритуал заинтриговал. В обсуждение возможности чиго сделать задуманное он не стал вмешиваться; выбора все равно не было. Впрочем, посторонним наблюдателем миссионер был недолго. Поднявшись, подошел к Хаяши и спросил:
- Нужна ли тебе какая-нибудь помощь?
Все еще насупленный после разговора муджина хвостом увязался за наставником - не то посмотреть, как вызывают духов, не то отговаривать, а может, опасаясь, что если отца Андрео оставить без присмотра, он сразу же начнет умирать от старости.

(Бишоп, Далара, Хигф)

[Далара >>>]

Хаяши оглянулся - то ли искал ответ, то ли не расслышал вопрос. Мицуке лишь головой покачал: отвлекать колдуна, что готовится к ритуалу, может лишь тот, кому больше не хочется жить на этом свете. Впрочем... с чужеземца спрос маленький. Сам же роши напряженно разглядывал чахлые кустики, что торчали возле кучи камней. На крайний случай - можно было пристроиться и за валунами, но, кажется, раньше надо было думать. Сейчас же желудок так скрутило, что Мицуке и шевельнуться боялся.
У мальчика был отрешенный вид человека, который душой не здесь, на грешной земле... как при молитве, когда говоришь с Богом. Покачав головой, священник остался стоять недалеко от мальчика, ожидая, ответит ли тот или вернется к общению с неведомыми силами. Муджина оглядывался на деревья-врата - казалось, оттуда кто-то невидимый смотрит с недобрым любопытством на дерзнувших прийти к пасти дракона.
- Сделай так, чтобы он не умер до моего возвращения...
Ворон, точь-в-точь императорский воин при боевом параде, выскочил перед католиком, развернул крылья. Вокруг головы веерами встопорщились перья. Распахнул клюв и зло зашипел на неразумного человека.
- Погубить нас всех хочет, варвар, - шепотом ворчал Цуива, боясь помешать громким голосом, но и не в силах удержать возмущение. - А ну как колдун забудет что-нибудь, и отправит нас всех в дальний путь по зловонной стране.
Впрочем, так ли страшно отправиться хоть в пасть к морским демонам, когда рядом с тобой во всей красе - немножко попахивающей и немытой, правда, - находится образец мужества и бесстрашия перед лицом неведомых опасностей. Воины древности, думал Цуива, могли бы гордиться своим потомком. Стоило бы им взглянуть на суровое лицо, на решительно сжатые губы и гордый взгляд Миц... нет, Фудзивара-но Киёмори из Нары, и они знали бы, что ему по праву принадлежит высокое имя. Во всей фигуре его Цуива видел готовность бросить вызов хоть самому древнему восьмиголовому дракону. Носильщик приосанился. Нечего задевать честь отважного воина мелким страхом.

(все втроем)

[Весёлый Роджер >>>]

(Не без обаятельной Далары)

Заслышав шаги хозяйки домика Шуске вскочил с пола. От резкой перемены положения закружилась голова и юноша осел обратно и так встретил женщину:
- Вам удалось задуманное?..
Куроми вздрогнула при звуке голоса, но быстро оправилась. Порывисто расправила плохо лежащую складку накидки.
- К сожалению, нет. У вас еще есть возможность испробовать ваши силы. Но будьте осторожны, наместник не обычный человек. Возможно, и не человек вовсе.
С тонкой лучиной в руке Куроми обошла светильники по углам комнаты, зажигая их медленно, почти торжественно.
- Не удалось, - прошептал Шуске.
Он смотрел, как разгорается огонь, разглядывал множащиеся тени:
- Что ж, видно такова судьба - он умрет от моей руки, - юноша взял себя в руки и говорил твердо, - Я должен поблагодарить вас за помощь. И за предостережение.
Встав, Шуске склонился перед женщиной в почтительном поклоне:
- Человек он или нет, но смерти ему не миновать.
Крупные, четко очерченные женские губы дрогнули в волнении. Хотела ли отговорить, волновалась ли, а может, не желала делиться, но сказала лишь чистосердечное:
- Пусть помогут вам ками.
И снова приложила руку к шее, словно теребя гладкие бусины невидимого ожерелья.
Шуске снова поклонился. Медленно подкрадывался болезненный озноб и шиноби с тоской подумал, что смерть была бы проще во всех отношениях, но это та роскошь, которую он не может себе позволить.
- Прощайте.
Юноша отвернулся, чтобы, если его состояние отразится на лице, хозяйка этого не заметила.
- Подождите! - голос получился выше, чем рассчитывала, более нервным. - Сначала... у меня нет настоев и нет под рукой нужных трав. Давайте просто выпьем немного сакэ. На удачу.
"И похоже, на долгую дорогу, с которой не возвращаются", не сказала Куроми.
"Сакэ? С чего бы вдруг? Она ничего не должна мне. Или Наместник уговорил ее? Предложил ей за мою смерть что-то... Да нет же. Он не такой человек, если он и убьет меня, то открыто. Это я прячусь в темноте, как змея - он на виду"
Шуске кивнул:
- Да, пожалуйста. На удачу.
Сдел как можно более невыразительный вид он повернулся к женщине:
- Вы очень добры ко мне.

[Далара >>>]

(вместе с отчаянной Роджер)

- Да. Почему-то.
Она уже доставала кувшинчик и две сакедзуки.
- Боюсь, сушеного дайкона у меня нет, только немного холодного риса.
- Я неприхотлив, - Шуске позволил себе улыбку.
Пили молча, с задумчивой серьезностью. Куроми избегала смотреть на молодого человека, любовалась танцем свечного пламени под задувающим из щели ветром.
- Когда Токисада умрет, возможно, я смогу простить его, - произнесла она напевно, как под неслышимую музыку.
Шуске пожал плечами:
- Смерть для него не искупление грехов, а наказание. Я прощу его только когда он воскресит всех убитых им. Быть может, вы скажете, что молод и глуп... Но справедливость выше милосердия. Для меня пока так.
Юноша бросил осторожный взгляд на хозяйку и проговорил уже тише, словно для себя одного:
- Когда Токисада умрет - тогда смогу наконец умереть и я. Но не раньше.
Куроми рассмеялась громко и беззастенчиво, но без радости.
- Он зачтет это своей победой. Одна лишь его смерть за столько чужих смертей и мучений. – Она подняла чашечку в салюте: - Надеюсь, ты не станешь мстительным бореи, который не знает упокоения. Прости, я слишком фамильярна.
- Я ведь сказал - только когда он воскресит убитых. А значит никогда. Покой, который я обрету после его и своей смерти не будет прощением, но станет только... покоем.
Юноша склонил голову:
- Вы грустны... Отчего?
Действительно, отчего? Соврала:
- Молодые люди не должны стремиться умереть.
Залпом допила остатки резковатой немного сладкой жидкости. Надела маску равнодушия.
- Наместник сейчас уязвим, не самое плохое время для попытки.
- Уязвим? - Шуске отставил чашечку.
- Он только что пресек покушение одного шиноби, вряд ли он предположит возможность второго так скоро.
Юноша усмехнулся. Озноб отступил и по телу разлилось приятное тепло.
- Если мне удастся - я буду обязан вам. Конечно, месть - это то блюдо, которое не принято делить, но есть самому, упиваясь... Но я буду думать о вас, когда Токисада вдохнет в последний раз. Его сердце навсегда замолчит в вашу честь.
Куроми кивнула.
- Ike*.
Шуске поднялся и без единого звука покинул дом. Ночной воздух освежил его. Молодой шиноби глубоко вдохнул и зашагал прочь.

-----------------
*Ike – Вперед! (Иди!)

[higf >>>]

Киото, 1582 год

Суматоха улеглась быстро. Разбежавшиеся было люди вернулись, принялись поднимать упавшее сооружение и вытаскивать из-под него неудачников - как еще живых, так и тех, чьи души уже покинули тела.
Надо было нести оттащить упавшую повозку дальше, ибо нельзя остановить праздник; обогнуть же на узкой улице было почти невозможно. Одна беда – половина носильщиков исчезла, словно вознеслась на небо, а в такой благодати для них многие усомнились, тем более что нашлись люди, видевшие, как часть их, с одной стороны, бросила веревки. Рывок с другой опрокинул повозку на людей...
Масуми принял деятельное как в расчистке дороги, так и в расспросах. Он кипел от негодования – какая не знающая чести душа посмела портить Гион Мацури!
Среди шума и все еще царившей суеты самурай почувствовал, как его настойчиво тянут за рукав хаори. Он резко обернулся и увидел бродягу лет сорока или пятидести – по заросшему, давно немытому лицу трудно было определить возраст. Одет тот был в обноски, похоже, пережившие не одну непогоду.
- Чего тебе? – спросил Танака, сердито сверкнув глазами.
Бродяга поклонился.
- Благородный господин, я не отниму у вас много времени. Но если вы уделите мне несколько минут и монету, я скажу то, что может вам пригодится.
- Хорошо, - кивнул Масуми, и они отошли на несколько шагов в сторону. Буси был настороже после случившегося, но его потрепанный жизнью и непогодой собеседник не делал ничего враждебного.
- Я смотрел на шествие и видел, как один из носильщиков, которые удрали, перед тем, как отпустить веревки, посмотрел на господина на другой стороне улицы, а тот показал ему туда, где стояли вы, и кивнул. После этого повозка упала...
- Как выглядел этот человек?
- Я не запомнил его лица... – протянул бродяга, но, когда Танака нахмурился, поспешно продолжил. – Но зато запомнил моны на одежде...
- Опиши, - коротко бросил самурай, недоверчиво глянув на оборванца.
Получив ответ, он задумчиво кивнул, бросил несколько монет, убедившись, что больше этому человеку ничего неизвестно, отпустил его кивком.
- Вполне может быть... – пробормотал он себе сквозь зубы.
Хотелось немедленно действовать, но, как говорят, гнев твой – враг твой...
Праздновать уже не хотелось, и Танака вернулся домой, откуда отослал со слугой записку главе клана Сейшин с приглашением посетить его вечером или принять в своем доме.

Сообщение отредактировал higf - 8-11-2007, 17:14

[Bishop >>>]

Гора Асама

Но сколько ни оттягивай – пусть невольно, - а время приходит, наступает пора событий. Все девять плоских камней разложены по местам, на каждом кровью написан свой знак: rin - «обратиться лицом к опасности», tsuwamono - «воин», tatakau - «бороться», mono - «с тем, кто», minna – «против всех», jin – «воинский порядок», retsu – «шеренга», aru – «существовать», mae – «впереди». Над каждым прочитана сутра. Беглый чиго уселся внутри образованного ими круга, достал из-за пазухи мешочек из вытертой оленьей кожи и бережно развернул. Из трещин в спекшейся черной корке, что покрывала здесь землю, вырвались струи горячего пара, будто спящий дракон почувствовал чужое присутствие и сквозь дрему вздохнул. Зеленовато-молочный нефритовый шар, откликаясь на колдовство, засветился на ладони мальчишки – огромный светляк, не одна душа, а тысячи тысяч.
Хозяин положил талисман перед собой, закусил от волнения губу. Он выбрал эту дорогу, когда вызвался сопровождать необычного воина, и теперь поздно жалеть о решении. Он подумал, что скорее всего не увидит целым тот меч, что привел их сюда. И на его хозяина тоже очень хотелось бы посмотреть – хотя бы через щелку между фусума... Хаяши встретился взглядом с как обычно хмурым роши и подумал: тот лишь притворяется нелюдимым.
А затем беглый чиго зажмурился, чтобы больше не отвлекаться. И не смотреть в сторону черного склона за деревьями-тории. Повинуясь его голосу, закружились в танце искры – крошечные собратья нефритового светляка. Вспыхнули ярким пламенем знаки, Хаяши бросило в жар. Испачканные в крови ладони были влажными и очень липкими, а дракон вздохнул еще глубже, по его черной шкуре с шорохом осыпались камни.
Мицуке наклонился к ворону:
- Как ты думаешь, сопляк справится с тем, кого хочет позвать?
Справится тот, кого зовут, загадочно ответил древний пернатый.

Сообщение отредактировал SonGoku - 14-11-2007, 9:35

[Далара >>>]

Сложив руки перед собой, отец Андрео молился, словно стоял в храме перед алтарем. И пусть вместо стен и потолка здесь небо, а пол заменяет подрагивающая черная скала... Священник надеялся, что Пречистая дева услышит и защитит их души. А может быть, даже тела.
Он молился, чтобы мальчишке хватило сил. Ярый дух и неотшлифованный колдовской дар подобны огню, пожирающему хрупкое тело, - слишком слабое для них вместилище. Если здешние ками не помогут, должна заступиться Дева Мария!
Наклонившись посмотреть на струи пара, Себастьян-Фердинанд чуть не свалился с ног, когда земля вздрогнула вновь. Покачнувшись и взмахнув лапами, он сохранил равновесие, шепча себе:
- Дракон проснется. Дракон проснется. Дракон проснется...
- ...отдаю свои кровь и кости, чтобы обрести новую жизнь... – беглый чиго запрокинул лицо к темному ночному небу, что огромной перевернутой чашей висело над миром.
Девять жгутов пламени сплелись в необычную мандалу, а человек, который сидел в центре образованного ими трехмерного рисунка, как будто стал выше ростом, раздался в плечах. Залатанный суйкан, выцветший на солнце и застиранный до ветхости, огонь превратил в придворные одеяния из тяжелого шелка – алого и солнечно-золотого. Неизменным осталось лишь сердце костра, зеленый нефритовый шар, который светился, подобно крошечному фонарику-гифу.

(еще Bishop и higf)

[Bishop >>>]

Гора с клокотанием содрогнулась, приоткрыла горящий яростной злобой глаз. Из трещин-ноздрей со свистом вырывался пар. В ночи отсветы пламени творили дикие вещи. Цуива сгорбился между камней, с закрытыми глазами, сам стал похож на неподвижный валун. Скрюченные деревья превратились в тории, сверкнули красным лаком. Голова ворона больше не казалась птичьей, менялась. Вот уже не понять, сидит ли на обломке скалы черный, как обгорелая земля, ворон или стоит, скрыв руки в широких рукавах, человек в длинных одеждах цвета вороного крыла. На губах довольная улыбка, в глазах отблеск золотого рисунка с пронзительно зеленой точкой в центре.
- Ну наконец-то! – голос приглушен почти до шепота.
Огибая лестницу из черных, ноздреватых валунов, деревья-ворота, площадку с костром, из раскрытой пасти горы ручейками стекала огненная слюна; на раскаленной поверхности лопались, рассыпая темно-алые искры, огромные пузыри. Ночной воздух стал горячим.
- Я, Хата-но Доджи из Сеццу, известный в этом мире как Ашийя Досон, своим именем и своей кровью, приказываю тебе...
Кровь на ладонях вспыхнула огненным рисунком, когда колдун сложил десятую печать.
- Отвори!

(Далара mo)

[Далара >>>]

Гора задрожала, как живая. Почудилось – сейчас распахнется от вершины до сокровенных недр, расколется, обнажая долину скорби. С барабанным грохотом обрушилась груда камней. Ворон-человек прикрыл глаза рукавом от взметнувшегося рядом снопа искр.
- Теперь иди, - велел он Мицуке.
Долговязый роши будто очнулся от сна. Стараясь не оглядываться на колдуна, на остальных, он поправил сверток за спиной, поднялся, тяжело опершись о колено ладонью. Он ничего не сказал – да и о чем тут можно было говорить, когда не время и не место ленивым беседам, как будто сидят они не под самым носом Ямато-но орочи, а на веранде, любуясь садом? Сбил искры с рукава. Узкая черная дорожка между потоками лавы показалась ему нитью, протянутой над огненной пропастью.
Человек-ворон взмахнул рукавами, сложил руки перед собой. Ожидание. Он не смотрел на воина, все его внимание принадлежало колдуну. Не беглому мальчишке, нет – тому, кто пришел открыть врата. В памяти это лицо было разным, таким тоже: скрытая в прищуре глаз сила; самоуверенная и торжествующая улыбка; словно углем нарисованные усы, борода и брови; волосы будто в золе. Человек, которому не стоит преграждать путь. Человек, которого стоит бояться, если ты не...
Самми улыбнулся с горечью. Его флейта сегодня не при нем.

(с Бишем)

[higf >>>]

Что-то дрогнуло в глубине души, нечто глубоко спрятанное, как будто тряслась не только гора, но и внутренняя суть священника. Дрогнуло – и затаилось снова до поры, как змея, которую потревожили, но пока не разбудили, и она снова свивается в кольца.
Мальчик отворил врата... Хотя теперь он не был мальчиком. Пришельцем из глубины веков – имя хорошо знакомо! Современник Абэ-но Сеймея, не уступавший тому в силе.
И ворон... Был ли здесь хоть кто-то тем, кем казался? Разве Цуива.
Священник видел в юности, как звали духов предков в затерянных деревнях Африки, но тогда он знал, что делать – это было зло язычества, и бесы подлежали изгнанию. Тогда все было просто для молодого, истово верующего португальца. Здесь, на островах, он многое понял, но заплатил за это легкостью выбора, простотой знаний о добре и зле. Хотелось, очень хотелось вмешаться, но миссионер мог только помешать. Они все зависели от Хаяши и того, кем он на время стал. Покинет ли Досон это тело?

Себастьян-Фердинанд уставился на Досона парой любопытных глаз, даже ненадолго забыл о сотрясении почвы.
- Ух ты! – и снова, - Ой! – когда заметил ворона-человека. – Ты кто? - придвинулся он поближе к черной фигуре, недосказав вопрос, да и слышал ли его человек?

[Далара >>>]

Дорога Накасендо
Июнь 1616 года

Мохнатые горы в темноте казались медведями, которые мирно роются в земле, откапывая корешки; в вечерних сумерках их шкуры казались почти черными. Пока разжигали костры и готовили ужин, можно было полюбоваться быстро темнеющим небом и огромной, круглобокой луной, запутавшейся в ветвях сосны.
К вечеру Мирэи стало лучше, а остановка так сильно ее порадовала, что служанки еще некоторое время перешептывались, пихая друг друга локтями. Толки и пересуды множились: госпожа завела себе змею, кормит ее из плошки, как будто кошку; госпожа ни разу за всю поездку не подошла к детям и даже не спросила о них; невиданно, госпожа потребовала принести ей хакама и нарядилась в них. Старший каро поглядывал на госпожу исподволь и задумчиво теребил усы.
Больше всех был удивлен – приятно – ее муж. Обычно скромная и тихая, опасливо отстраненная Мирэи прильнула к нему с задорной улыбкой, не обращая внимания на свитских, прошептала на ухо:
- Оставь их, идем смотреть на луну.
Он позволил увести себя туда, где свет костров не заслонял звезды, а голоса долетали смутными отголосками. Уходя, краем глаза приметил, как кивнул одному из телохранителей каро, и тот скользнул серой тенью следом за даймё и его женой. Мирэи сегодня не была похожа сама на себя и, положа руку на сердце, такой она нравилась ему больше, чем когда-либо.
Луна укрыла серебряной накидкой верхушки черных кустов и раскидала молочно-белые блики в быстрой горной речке.
- Подожди, разве сегодня полнолуние? – изумился Такамори, усаживаясь в траву.
Мирэи положила голову ему на колени.
- Какая разница. Луна сегодня так прекрасна. А ведь она была бы еще прекраснее, если бы на ее фоне качалась тонкая ветка сосны. Не правда ли?
- Да, пожалуй, - озадаченно согласился муж.
Черное корявое дерево покладисто отрастило опушенную хвоей ветку, на которой болталась россыпь шишек, и приветливо взмахнуло ею. Видимо, для того, чтобы продемонстрировать свои самые дружелюбные намерения. Неподалеку отчетливо крякнул удивленный телохранитель.

(переносимся в другие места с СонГоку)

[SonGoku >>>]

Мирэи приглушенно хихикнула.
- Ах нет, было бы еще лучше, если бы на той ветке сидела стройная изящная птица... – полным невинной радости голосом сказала она.
Сосна недовольно фыркнула, но исполнила и это пожелание. Но вместо соловьиного пения раздался пронзительный визг, с каким небольшое и крайне перепуганное животное может падать с большой высоты. На поляне повскакали на ноги слуги и всполошились самураи, телохранитель выдвинул меч из ножен, но больше ничего устрашающего не произошло. Разве что луна исчезла с небес.
Заразительный смех Мирэи разнесся над рекой.
- Раз уж не удалось полюбоваться луной, давай хоть найдем этого шутника, - усмехнулся Такамори. – Шороха не было, значит, он еще тут.
Обшарили корни и плотную землю под стволом, высокую траву поодаль. Никого, если не считать двух кузнечиков, которых Мирэи тут же скормила своей питомице.
- Эх люди... – вздохнул над их головами презрительный детский голос.
На супругов посыпались ошметки сосновой оранжевой шелухи и иголки.
Кто-то из слуг принес фонарь, и в его свете разглядели мохнатые когтистые лапы и пушистый хвост. Небольшой зверек раскачивался, свисая на чем-то вроде веревки, обвитой вокруг живота.
- Слезай, - предложили ему.
- Высоко, - наотрез отказался тануки.
Такамори отобрал у слуги фонарь и поднял повыше. Веревка оказалась мужским оби, перекинутым через ветку где-то наверху, куда не доставал свет фонаря. Узел скрывался где-то там, в темноте.
- Слезай, пока сюда не сбежались поглазеть все слуги.
Зверек покувыркался в воздухе, размахивая цепкими лапками и вертя хвостом так, что приходилось пригибаться, а затем вновь повис, словно лампа на веранде.
- Не развязывается, - объяснил он, призадумался, а затем, просияв, принялся грызть пояс. – Сейчас, - пробубнил он, не прерывая занятия.
С ножом дело решилось гораздо быстрее. Одно движение, и высвобожденный тануки, тяфкнув от неожиданности, свалился, как спелое яблоко. До земли долететь не дали, а потом взяли за шкирку. Такамори осмотрел светлую в темных пятнах мордочку зверя.
- Не говори мне, что это опять ты...
Тануки оскалился в радостной улыбке и даже сделал попытку вильнуть по-собачьи хвостом.

(с Даларой, вестимо)

[Далара >>>]

Асама

Ты кто? - придвинулся муджина поближе к черной фигуре
- Генджи Хакуга-но Самми...
Человек, уже не ворон, оборвал свою речь и поднял голову к сверкающему звездами куполу неба. Сощурил глаза.
- Как жаль, что моя флейта не со мной.
Дуновение пронзительного холода. На тонких веточках черных деревьев образовалась и мгновенно стаяла ледяная корка. Новое здесь существо взирало на мир из-под спутанных прядей жестких волос. Глаза неожиданно светлые со зрачками не больше булавочной головки не спускали взгляда с колдуна, чей лоб украшали капли пота. Наверное, когда-то это существо было человеком, но сейчас оно больше напоминало зверя, хотя черты лица оставались человеческими. Одежда превратилась в рваные неопределенного цвета тряпки. Голова словно пребывала отдельно от шеи, казалось, она вот-вот сместится и поплывет сама по себе. Ее окутывало смутное свечение, красновато-желтое, как огонь в храмовой жаровне. Пахло курительными палочками.
- Что это такое? – изумился муджина, который никогда прежде не слышал о подобных существах.

(еще Хигф)

[Bishop >>>]

Ответить было нечего. Неведомый пришелец шагнул к погруженному в ритуал колдуну, с губ слетел полу рык, полу стон. На пальцах рук блеснули длинные острые когти. Самми встал на пути. Рык перешел в предупреждающее гортанное ворчание. Придворный вынул меч, сверкнул отблеск на золоченой рукояти. Демон изучающе наклонил голову. Смещение теней и шепот клинка, прерванный вздох сорвался на стон. Мерзкий звук раздираемых ткани и плоти.
Демон сделал еще шаг.
Хэнгэ упал на четвереньки и вдруг обернулся тигром – маленьким, с самого Себастьяна-Фердинанда. Бросился вперед, чтоб оказаться перед угрожавшим Хаяши... кем бы колдун ни выглядел сейчас.
Отец Андрео поднес стиснутые в молитвенном жесте ладони к губам, шепотом обращаясь к Христу, повторяя краткую просьбу послать им защиту.
- Во имя всего святого, - внезапно произнес он, - ты же был человеком! Вспомни это, вспомни! Ты кого-то любил! - Португалец шагнул к демону, защищенный лишь верой и молитвой. – Создатель и ками, спасите его душу!
Колдун оглянулся на шум, и злые слова, что были готовы сорваться у него с языка, так и не были произнесены. Нарушив очерченный пламенем круг, беглый чиго метнулся к большой птице, которая билась среди камней, волоча порванное когтями черное крыло. Мальчишка подхватил ее на руки, но на большее сил не хватило, и Хаяши опустился на землю.
- Baka! – сипло каркнул ворон.

(Далара mo, higf mo)

[SonGoku >>>]

Гора вновь затряслась, и на этот раз в грохоте скатывающихся по ее склонам камней слышался громовой издевательский хохот. Древний почерневший от времени и накопленной за века ярости дракон смеялся над горсткой существ, которые то ли от недомыслия, то ли по какой иной неизвестной причине осмелились бросить ему вызов. Очерченная потоками лавы небольшая площадка перед воротами казалась сценой, на которой разыгрывался последний акт.
Камни с начерченными на них знаками стали просто камнями, потеряв волшебную силу, и только нефритовый шар то вспыхивал ярко-зеленым огнем, то темнел, так кровь толчками выплескивается из пробитой груди. Прижимая к себе талисман и притихшего ворона, беглый чиго закрыл глаза, но на этот раз не произнес ни единого заклинания. Разводы грязи на белом, точно первый снег, лице мальчишки казались уродливыми ожогами.
С печальным вздохом две скалы, за которыми проступали очертания храма, сошлись, отрезая дорогу назад любому, кто осмелился войти без разрешения.