Kojo no meian, Свет и тени старого замка

[Весёлый Роджер >>>]

Шуске двигался к святилищу. Глупо, глупо начинать бой в таком состоянии, но ведь по слухам и жертва - не в лучшем виде. Снова подняли голову сомнения - что если она обманула меня? Что если наместник ждет меня там в полном здравии?
- Ты можешь себе представить? Рыбы ему захотелось! От самого моря фугу эту везли - живую!
- Ну, он Наместник, ему положено питаться отлично от крестьян.
- Положено-то положено... В общем старики думают нанять охрану да возить такую рыбу теперь каждую неделю. Эта в лавке Кано пока плещется, утром продадим.
- Прибыльно?
- Простолюдин фугу не закажет, а богач не станет скупиться...
Шиноби вышел из тени, проводив взглядом прохожих. Значит, наместнику привезли фугу. Живой. И она сейчас в лавке торговца рыбой.
Шуске ухмыльнулся: вот и решение. Он повернул обратно - найти лавку торговца рыбой не задача, иди на запах.
Украсть фугу было легко, утомившийся хозяин лавки спал, бесшумно пройти мимо него и выловить рыбку из сосуда - детская игра. Шуске держал опасную рыбку за хвост, а она билась так, что казалось выскочит сейчас из кожи.
Юноша распорол рыбу и смазал шип слизью со стенок брюха. Время шло, но орудие убийства было готово и Шуске направился к святилищу.
- Надеюсь, ты еще там, - шептал шиноби, улыбаясь.
Пагода светилась в ночи, Шуске бесшумно и плавно, словно змея, подкрался ближе. Наместник был там, недвижно сидел в самом центре и сердце убийцы бешено заколотилось. Час настал.
Здоров ты или болен, демон ты или человек...
Резкий выдох. Смазанный ядом шип вонзился в шею наместнику. Сердце Шуске замерло, словно бы это был отравлен ядом фугу. Наместник свалился на пол, чудом не уронив фонарь. Осторожно, словно опасаясь, что убитый поднимется поприветствовать гостя, Шуске приблизился к пагоде. Ни движения, даже ветер стих. Юноша вошел внутрь, толкнул ногой тело.
Оно перевернулось на удивление легко, длинные черные волосы разметались по полу. Жертва была еще жива, но сквозь стиснутые зубы утекало уже последнее дыхание. Расшитая одежда (белое по белому) напоминала снежный сугроб, а пальцы скрючились в бессильной попытке выдернуть отравленное жало. На посиневших губах выступила пена. Шуске криво ухмыльнулся, и повернувшись пошел прочь. Он ждал, когда же придет облегчение, когда же он почувствует, как стал свободен... Но ничего этого не было. "Вот и все, - думал Шуске, - теперь можно умереть."
Пела какая-то птица, шиноби уходил все дальше в лес и постепенно, очень медленно и несмело в душе его воцарялся покой. "Можно умереть... а может, можно начать наконец жить?"


/при участии незаменимой SonGoku/

Сообщение отредактировал Весёлый Роджер - 27-11-2007, 12:57

[SonGoku >>>]

Киото 1582 год

Сейшин-но Акатэ по прозвищу Секишусай наслаждался коротким покоем. Перегородки в комнате были раздвинуты, и ничто не мешало ему любоваться темным, почти черным неподвижным прудом в обрамлении зелени, в которой пряталось несколько сливовых деревьев, высаженных в нарушение давних традиций. Огромный дом, и без того слишком большой для их скромного клана, был практически пуст, если не считать нескольких слуг и охраны. Но беспокойство занозой сидело в груди, и поэтому лист бумаги на невысоком столе оставался чистым, хотя Секишусай несколько раз брал кисть в руки и столько же раз откладывал ее.
День не задался с самого утра, и последнее нелепое и досадное происшествие оказалось не столько неприятным сюрпризом, сколько подтверждением, что день сегодня воистину никудышный. В такие минуты Секишусай в очередной раз окончательно и бесповоротно отказывался от мысли сделаться инкьё*, а дела клана перепоручить наследнику. Он давно обдумывал этот шаг (неторопливо и тщательно, как делал почти все в своей жизни), но потом вспоминал, какую глупость сотворил его сын, и вновь откладывал уход на покой. Что за блажь – наплодить кучу детишек, а затем привезти из дворца отпрыска какой-то придворной барышни, которой вздумалось покуролесить... Впрочем, с Фудзивара не спорят. Раз они велели забрать мальчишку, значит, ничего не поделаешь.
Шорох быстрых шагов по синей гальке, которой был выложен двор, выдернул из сонной задумчивости, затем те же люди простучали пятками по веранде. На плотной бумаге нарисовались тени троих человек.
- Господин!..
Мальчишки запыхались, должно быть, они бежали в гору не останавливаясь, чтобы первыми рассказать новости.
- Он жив? – недовольно спросил Секишусай, выслушав их торопливый отчет.
Гонцы переглянулись. Да, в последнее время глава клана слегка погрузнел и, предпочитая спокойное времяпровождение, стал больше походить на обтесанный ветром валун, но его болезненная одутловатость могла обмануть лишь посторонних.
- Да, - мальчишки ткнулись лбами в циновку, ожидая, что на головы обрушится если не меч, то хотя бы веер.
- А щенок?
- Не пострадал.
Секишусай надул губы. Да воистину, день сегодня не задался.

[Далара >>>]

Гион-мацури, 1582 год

На празднике Хонсё быстро отбился от своего клана. Со взрослыми всегда было скучно, а присмотр старшего брата временами становился и вовсе невыносим. Брат не позволял младшему ничего: ни стянуть сладость с лотка, ни полюбоваться на яркие игрушки, ни побегать с криками в стайке мальчишек. Стой смирно, ни шагу в сторону. Правда, это только когда старшие отдавали Хонсё под полный присмотр, зато в другое время можно было делать что угодно.
Сегодня присматривали все родственники разом, но как водится, именно поэтому сбежать от них оказалось проще.
Мальчишка обошел несколько улиц, потолкался в толпе здесь и там, поглазел на праздничные украшения самых богатых повозок, краем глаза заметил давшнего знакомого из клана Танака. Хонсё как раз с завистью поглядывал на повозку-хоко с монами Фудзивара, когда его внимание привлек человек в толпе. Вернее, можно сказать, что человек этот находился над толпой - самые высокие из горожан доставали ему лишь до плеча.
Тем временем хоко добралась до угла и натужно, кренясь, начала поворачивать. Над людским гомоном звенели команды. Две цепочки мужчин слаженно тянули толстые канаты. Никто не понял, как так вышло, но стройность действия мгновенно развалилась, стоило нескольким в цепочке не вовремя ослабить хватку. Вместо новой команды раздалось тревожное: «Берегись!»
Люди хлынули в разные стороны. Кто-то еще пытался удержать повозку, но она уже валилась на бок, грозя придавить неосторожных зрителей. Взрослые посыпались с нее спелой айвой, более цепкие - или перепуганные больше них - мальчишки и не подумали спрыгнуть.
Зазевавшийся Хонсё не успел сразу убраться с дороги, а когда сообразил, что происходит, брошенные впопыхах вещи преградили пути к отступлению. На единственном безопасном пятачке, куда можно было метнуться, уже толпилось столько народа, что еще одному парнишке места не нашлось бы.
Хонсё не успел ничего сообразить, как его выдернули из-под падающей тяжеленной конструкции и поставили в сторонке. Он еще хлопал глазами, когда повозку начали поднимать обратно, а невероятный самурай исчез в неизвестном направлении.

(мне еще помогал Биш)

[SonGoku >>>]

Дорога Накасендо
Июнь 1616 года

В ночной темноте тонкие женские пальцы, непривычные к грубой работе, ловко схватили медного цвета змейку поперек туловища. Выдернули из высокой травы.
- Куда ж ты, дурочка? Думаешь, прибежишь к нему в таком виде, он тебя узнает? Глупая, люди почти никогда не видят таких вещей.
Рептилия упрямо дернулась и огорченно повисла, закрутив чешуйчатый хвост. Лже-Мирэи погладила ее по голове.
- Пропадешь одна.
Слуги еще не хватились госпожи, и она наслаждалась ловко добытой свободой. Изобилие служанок (нужно ли их запоминать по именам или обойдутся?) начинало действовать на нервы, особенно когда старшая из них, выговаривая, отобрала лук и стрелы. Это у нее-то! Лже-Мирэи впервые начала понимать, каково жилось одной ее знакомой, и даже прониклась к ней некоторым сочувствием. Вернется, надо будет пригласить ее на охоту. Скоро уже, если только кто-нибудь
На поляне в окружении высоких деревьев, что в темноте казались храмовыми столбами, молодая женщина устроилась в траве удобно, как на мягких подушках. Вместо светильников – серебристая, белая как рис, дуга месяца и яркая россыпь звезд. А качающиеся ветки обступивших полянку кустов вместо занавесей. Из-за которых, солидно переваливаясь с боку на бок, на задних лапах вышел давешний знакомый. В передних тануки нес что-то, увязанное в зеленый листик и скрепленное травинками.
Змейка испуганно шевельнулась.
- Что это ты принес? – недовольная, что ее обнаружили, поинтересовалась женщина, крепче сжимая рептилию, чтобы не ускользнула опять в траву.
С наисерьезнейшим выражением на мордочке, зверек приблизился, насколько позволяли приличия и уселся в траву. Ни дать, ни взять придворный у своего повелителя или жрец перед божеством. Подарок он положил на землю перед собой.
Женщина взглянула надменно.
- Тануки... Как там тебя звать? К чему ты делаешь подношение?
Выражение стало настолько непривычным этому лицу, что знавшие Мирэи, не признали бы ее сейчас. Под маской супруги даймё скрывалось древнее существо, и маска была ему тесна.

(с Даларой!)

[Далара >>>]

- Я не люблю мокнуть, - признался пушистик. - Когда идет дождь, приходится сидеть под лопухами или искать дупло. Хотя радуга в небе приятна.
Он пододвинул зеленый сверток «Мирэи».
Та не удержалась, открыла. Двумя пальцами вынула за лапку безвольно свисающее травянисто-зеленое тельце. Показалось, сейчас пульнет им в тануки.
- Мужчины всегда такие? Один притащил лошадь, другой кузнечиков...
- Это вкусно! - убежденно заявил даритель.
- Кому вкусно? – сморщилась женщина. – Я предпочитаю другие угощения.
- Извини, айву я всю съел.
- Хорошо, я принимаю подарок. Он понравится моей питомице.
Змейка вновь попыталась воспользоваться моментом и улизнуть. Скользнула между пальцев, беззвучно утекла в траву.
- Ах ты!.. – Лже-Мирэи вскочила на ноги, впилась взглядом в темную землю; куда там.
Тануки вскочил, вздыбив шерсть на загривке, глаза его горели охотничьим азартом.
- Я поймаю! Я поймаю!!!
- Сожрешь – убью! – грозно пообещали ему.
Шуршание и пыхтение в кустах было коротким, и вскоре оттуда к Мирэи вышел тануки, аккуратно держа в зубах повисшую безвольно змею, которую маленький, но очень довольный собой охотник положил к ногам женщины.
- Ты! – если бы женщина умела метать молнии, зверька убило бы на месте.
Не успела разозленная хозяйка Такаямы попытаться ухватить тануки за пушистый хвост, как рептилия приподняла голову. Взглянула крошечными глазками и снова обмякла, будто мертвая.
- Притворщица.
Змею водворили за пазуху, где она тотчас свернулась плотным клубочком.
- Благодарю тебя за поимку. Но, – лже-Мирэи сверкнула глазами, - если ты хоть кому-нибудь проговоришься, кто я...
Тануки молитвенно сложил передние лапки.

(c SonGoku)

[SonGoku >>>]

Омура Такахару

Ни дня покоя с этим нашим молодым наместником... Рано утром, взъерошенный и уставший, явился тот из моих подручных, кого я посылал в замок господина Сакаи. Явился не в управу, а прямо ко мне домой, видать, дело у него уж очень безотлагательное. Свалился на циновку и сидит, смотрит. Молчал, пока жена, поставив перед нами завтрак, не ушла.
- Излагай, - говорю ему. – Она женщина умная, подслушивать не станет.
- Омура-доно, как вы велели, я внимательно смотрел за всем, что делается в замке, особенно, чем занят наместник. Странные там дела творились, дикие. Как будто демоны поселились вместо людей.
- Тебе, - говорю, - моногатари писать надо. Оставь фантазии женщинам, они любят послушать истории, а мне рассказывай только то, что видел, без приукрашиваний.
Покраснел. Он у нас известный выдумщик, порой в обычной корявой сосне и то видит чудовище.
- Торговец сакэ туда приходил, говорят, его телохранители обидели. А куда он потом делся, неизвестно, - продолжил мой подручный, прожевав рисовый колобок. – Торговца фугу обворовали, он сетовал на всю округу. А вечером случилось самое страшное.
И замолчал. Нет, не моногатари писать, выучиться ему на бродячего рассказчика, ходить по деревням, детей развлекать вечерами. Вид у него был такой потрясенный, что даже я поддался, наклонился к нему поближе.
- Так что случилось-то?
Выпучил глаза.
- Наместника убили.
Я аж чаем поперхнулся, откашливался долго. Рассказчик наш сидел довольный. Я ему и говорю:
- Кто убил и как? Сомнительно мне что-то, не такой Теншо Такаши Токисада человек, чтобы его прикончили вот так запросто.

(не мое, а жаль)

[Далара >>>]

Поскучнел. Но, смотрю, тут же опять глаза блестят.
- Там дело странное, под стать наместнику. Вечером он удалился в храм, а по двору пустил вооруженных людей с фонарями искать кого-то.
- Нашли?
- Нет. В храм ходил телохранитель - юноша постарше, который всегда находился рядом с Теншо-доно. Он и объявил о гибели. Остальные тут же подняли вой до небес, бегали, рыдали. И что странно, в тот же вечер устроили похороны.
- В тот же вечер? – изумленно поднял я брови и чуть не обжегся, хлебнув горячего чая. – А как же ритуалы, прощание, священнослужители?
- Все на скорую руку. Мигом соорудили костер и положили на него тело. Двоих телохранителей, совсем молоденьких еще мальчиков, нашли мертвыми с окровавленными кинжалами в руках. Они покончили с собой, убив друг друга.
- По какой причине?
- Они не уберегли наместника, упустили убийцу.
Я подался вперед с надкушенным никуманом в одной руке.
- Как выглядело лицо наместника?
Помощник скривил губы.
- Не знаю. Телохранитель закрыл его платком, мол, яд некрасиво исказил черты, и никто не должен это видеть.
- Вот как?..
- Но было еще кое-что, - мой подручный перешел на заговорщицкий шепот. – Не знаю, заметил ли кто, но когда они клали тело на костер, из рукава наполовину высунулись пальцы руки. – Опять эта его драматическая пауза. – Рука была женская.
Помощник воспользовался моментом и украл с тарелки последний никуман.
- Женская? – недоверчиво переспросил я.
- Именно.
- Чудеса какие...
Мой собеседник, набивший рот едой, согласно кивнул, и мне при виде его раздувшихся щек пришел в голову еще один вопрос:
- А что делала обезьянка?

(при идейной поддержке SonGoku)

Сообщение отредактировал Далара - 10-04-2008, 15:19

[higf >>>]

Киото, 1582 год

Позже ему передали записку. Секишусай развернул ее, нарочито громко шурша бумагой, пробежал взглядом неровные строки. Видимо, писали второпях. Он задумался. Приглашать автора записки в дом ему не хотелось, но и идти на встречу вот так, будто он, Сейшин-но Акатэ придворный мальчишка на побегушках, и достаточно щелкнуть пальцами, чтобы он прибежал на зов, Секишусай тоже не стал бы.
- Передай ему, что сегодня вечером я собираюсь навестить святилище Йошида.

Масуми выслушал ответ. Он был даже рад, что после случившегося не надо идти в дом Сейшин. Святилище безопаснее... Хотя Нобунага тоже был в храме! Подумав об этом, самурай коротко усмехнулся и поправил мечи на боку. Никому не избежать встречи с судьбой.
Верный привычке, Танака прибыл немного раньше и ожидал встречи с человеком, о котором ходило столько слухов. Он сам склонялся к тому, что руки старика были в крови, а не в грязи*. Те, кто говорил второе, иногда умывались кровью сами...

Когда час Собаки перевалил через половину, с небес хлынул ливень, прогнав с вымокших насквозь улиц припозднившихся гуляк. Деревья на склоне горы хлестали друг друга ветками и стряхивали на двоих человек, которые шли по узкой кривой улочке, мириады капель. Тот, что держал зонт, младший из двоих (ему можно было дать лет сорок), поежился, когда по спине потекли холодные ручейки, но ничего не сказал. Поудобнее перехватил скользкую от влаги бамбуковую ручку. Две пары гэта с уверенной размеренностью стучали по булыжникам.
Человек с зонтом вгляделся в промозглую мглу.
- В святилище кто-то есть.
Его спутник остановился, чтобы перевести дух. Склон тут становился круче, а он не в том уже возрасте, чтобы скакать по горам с энергией молодых обезьян.
- Танака, - пояснил он, умеряя мощь голоса. – Все суетится...
- Нетерпение не украшает воина. Заставите его подождать еще?
Младший, как по годам, так и по рангу, переложил зонт в другую руку. Прищурился, глядя на освещенные изнутри стены святилища. Его лицо, никогда не блиставшее красотой, стало напоминать мордочку задумавшей пакость макаки.
- Без сомнения, Инага...
Старший остановился под небольшими красными воротами у каменного светильника. За невысокой оградой мокло под дождем небольшое жилище местного божества.
- Без сомнения.

Днем святилище радовало глаз выкрашенными в красное балками и столбами. Теплые цвета среди жизнерадостной зелени грели душу и навевали мысли о созерцании окружающего мира.
Сейчас струи дождя размывали краски, делая все серым, бесцветным. Покой и задумчивость по-прежнему приходили в душу в древнем священном месте, только настроение было иным. Деревья, перегородки и крыши, под одной из которых Масуми стоял, пережидая дождь, шептали – загляни в душу, вглубь себя, подумай, чего стоишь и куда стремишься?

___________________
* Имя Секишусая - Акатэ. Если записать его через один иероглиф, значение - "грязные руки", через другой - "красные руки".

(Сон, Далара, я)

[Далара >>>]

Танака вспомнил, что святилище Йошида было основано кланом Фудзивара, и, значит, было ближе Акатэ, чем ему. Но эта мысль задержалась ненадолго: Масуми снова погрузился в себя. Казалось, только что никого не было, и вот во дворе возникли две человеческих фигуры. Он хотел сделать шаг вперед, к ним, но невольно замешкался. После дневных событий осторожность не помешает... Но нет, кажется, больше не было никого.

- Он считает, что мы подойдем к нему первыми.
Голос был подобен речному потоку, тон менялся, но течение не останавливалось. И когда Секишусай замолкал, слушатели начинали удивленно переглядываться: как же так? что случилось?
- Пусть ждет. Он боится засады.
- Он так труслив? - в голосе Инаги звучало искреннее удивление. - Настолько, чтобы забыть об уважении?
- Как нам узнать, если он хранит молчание?
Секишусай протянул руки к каменному светильнику, грея мокрые ладони.
- Скоро наступит пора уходить на покой. Ты уже видел этого собачонка, которого приволокли из дворца?
- Да... - Инаги выжал отяжелевший от воды низ рукава. - Маленький, надменный как все Фудзивара, растерянный и одинокий. Сейчас из него можно сделать кого угодно, он как мягкая глина.

(втроем)

[SonGoku >>>]

Ветер сорвал с веревки, натянутой между опорами ворот, свернутую змейкой бумажную ленту.
- От моего сына и его жены проку мало. Их дети - словно пыль, стоит ветру дунуть посильнее, их разметает по всему острову, а быть может, и дальше. Присмотри за тем, чтобы у нашего клана был хороший наследник.

Воин поспешно приблизился к ожидающим, почтительно склонил голову перед Сейшин.
- Приветствую вас! Искренне прошу извинить, что заставил ждать.

Ему ответили: Секишусай неторопливым, как все, что он делал, вдумчивым кивком, Инаги поклонился как незнакомец незнакомцу на городской улице. Они занятно смотрелись рядом, один округлый и плотный, второй костлявый, разве что взгляд у обоих был одинаковый.
Капли воды падали на Масуми, стараясь промочить одежду, ритмично стучали по крышам. Лишь голос Танаки, обращавшегося к Акатэ и пришедшим с ним, нарушал музыку дождя, похожую на тихий перезвон бивы.
- Вы слышали о событиях на празднике? – интонация спокойного любопытства; Секишусай не мог не слышать. – Я хотел бы поговорить с вами о них. Может быть, мы войдем внутрь?
Глава клана Сейшин опять неторопливо кивнул и пошел вперед, не дожидаясь, когда его спутник зажжет фонарь. Он знал храм Йошида, как свои пять пальцев. Прежде чем войти, Секишусай дважды хлопнул в ладони, затем разулся.

(Далара, higf)

[Далара >>>]

Танака последовал за ним, как только разгорелся огонь. Внутри, как всегда – алтарь, циновки и более ничего – лишь голые стены.
Когда они сели и можно было говорить, Масуми осторожно продолжил:
- Во время шествия днем опрокинулась одна из повозок и, судя по всему, не случайно. Может быть, вы знаете об этом больше других – говорят, что Сейшин-но Акатэ ведает многое.
- Неужто он хочет сказать, что причастен наш клан? - звучный голос Секишусая все так же катился раскатами горной реки на порогах. - Неужто только для этого мы проделали столь долгий путь?
Его спутник молчал, но выражение проказливой обезьяны не сходило с его скуластого некрасивого лица.
Масуми перед старцем почувствовал себя не то мальчишкой, не то актером, игру которого сейчас оценивают, говоря с другими зрителями. Что ж, надо постараться сыграть хорошо.
- У меня никогда не возникало сомнений в дружеских чувствах к нам вашего клана, - улыбку можно было расценить и как дружелюбную, и как лукавую. – И потому я поспешил предупредить, что некоторые люди хотят очернить клан Сейшин, рассказывая, что видели одного из них при обстоятельствах, говорящих о причастности.
Секишусай некоторое время сидел, опустив веки, и как никогда напоминал грубо вытесанного из камня фигурку будды перед входом на кладбище. Затем, не меняя позы, проговорил:
- Что ж... я думаю, целая улица видела тех, кто присутствовал при досадной поломке хоко.

(те же)

[SonGoku >>>]

- Еще бы, - добавил себе под нос его спутник. – Сломалась-то наша повозка.
- Какие еще обстоятельства говорят за нашу причастность? - не слушая его, продолжил Секишусай.
- Можно просто присутствовать, а можно подавать знаки, - ответил Масуми, решив рискнуть и рассказать все, что узнал. – Возможно, это интересует вас. Если нет – сожалею, что зря отнял у вас время, но раз мы уже говорим здесь, хотел бы попросить совета.
- Какой совет ты просишь у меня?
Масуми старательно сохранял на лице бесстрастное выражение, внимательно наблюдал за Секишусаем, пытаясь уловить хоть какой-то признак эмоций.
- Акатэ-доно, где я мог бы найти тех, кому мешают Танака? И что могу сделать ради блага клана? Конечно, помощь за помощь – если я смогу быть чем-то полезен.
На этот раз молчание длилось чуть дольше... гораздо дольше. Казалось, собеседник Масуми погрузился в безмятежное созерцание переплетений соломы на циновках, которые устилали пол.
- Кто-то сказал, что если бабочка взмахнет крыльями на Хоккайдо, то на Окинаву обрушится ураган... - он вздохнул. - Чей клан ты имеешь в виду?
Состязание в бесстрастии и непроницаемости у главы Сейшин выиграть было невозможно – лишь бы не проиграть с разгромным счетом. Спокойствие, даже пальцы неподвижны, почтительно склоненная перед старшим голова...
- Бабочек много. Как же найти ту, чьи крылья несут бурю? Я говорю о собственном клане и том, которому Танака служат

(второем)

[Далара >>>]

- Не следует ли сначала переждать грозу в безопасном месте и лишь потом начинать спасать оставленное белье?
На лице младшего из собеседников после легкого непонимания проступила задумчивость, потом он медленно произнес:
- Благодарю вас за мудрый совет. Надеюсь, что понял его верно. Я обещал свою благодарность и помощь и запомню это.
Секишусай медленно, будто опрокидывающаяся скала, склонился в низком поклоне, пряча наползающую на губы улыбку. Его спутник последовал примеру старшего, лукаво косясь на Танаку. Они не собирались покидать святилище так рано. Когда спина Танаки скрылась в ночной тьме – плотная завеса ее начиналась шагах в трех от фонаря снаружи, - Инаги вздохнул.
- Как бы он не поднял шум в попытках прыгнуть выше своей головы.
- Да, он все хлопочет и хлопочет, а свое гнездо так и не свил... – Секишусай замолчал, ожидая чего-то.
Громкое восклицание, долетевшее из чернильной ночи, заставило его улыбнуться.
- На мокрых ступеньках трудно не поскользнуться.

(продолжение)

[SonGoku >>>]

- Мудрые люди заранее пекутся о фонаре, - с широкой кривозубой ухмылкой изрек Инага, один зуб у него отсутствовал начисто. – Наверное, забота о возвышении собственного семейства так сильно заполнила его мысли, что в них не осталось места ни для чего другого. Но мне любопытно, почему он решил, что покушались именно на его клан. Разве кого-то из них покалечило или убило?
- Может быть, потому, что оказался на пути нашей повозки? – предположил Секишусай, так хмуро разглядывая алтарь, как будто ждал, что ками немедленно дадут ответ за все произошедшее за сегодняшний день.
Или, по меньшей мере, присмотрят за тем, чтобы пострадавшие люди выздоровели как можно быстрее.
- Хорошо, что детей уберегли... – пробормотал глава клана Сейшин едва слышно.
Инага больше не улыбался. Рассеянно положил ладонь на рукоять меча.
- Все целы, только один ушибся, неудачно спрыгнул. Но ходят странные слухи о спасении маленького Шичиро. Как будто явился человек громадного роста и невероятной силы и снял его с крыши хоко. Я бы списал это на выдумки перепуганных очевидцев, но их описания уж очень похожи друг на друга. Как вы думаете, кто это мог быть?
Секишусай недовольно поджал губы.
- У страха глаза велики...
Он поднялся.
- Пусть наши люди поищут этого человека. Мы должны его как-нибудь отблагодарить...

(мы с Даларой)

[Далара >>>]

Асама
1616 год

Муджина-тигр на миг замер на месте, а потом бросился к Хаяши, в свою очередь становясь между ним и демоном. По привычке попытался стать на задние лапы, но снова с рыком упал на четвереньки.
Когда скалы сошлись, священник коротко, с отчаянием выдохнул одно слово:
- Мицуке!..

Цель – пульсирующее, пронзительно светлое сияние зеленого камня – исчезла, впереди темнела только грозная и древняя вершина горы, чей покой осмелились потревожить смертные наглецы. С удивленным рыком демон остановился. Протянул когтистую лапу к облаку ядовитого густого пара и резко отдернул. В темных безумных глазах отразился страх. Демон с робким ворчанием отступил. И словно на звон, обернулся к Хаяши. Плотоядно оскалил клыки и двинулся к нему, не обращая внимания на муджину в обличие тигра. Все внимание демона было приковано к мальчику.
Ворон забился сильнее в попытке вырваться и защитить юного колдуна. Тот, то ли от страха, то ли в свою очередь защищая птицу, вцепился в ворона с неожиданной для тонких рук силой.
Себастьян-Фердинанд прыгнул на демона, пытаясь куснуть или ударить его и тут же отскочить, откатиться от страшных когтей. Глаза были вытаращены от страха - у настоящего тигра таких не бывает. Страшное порождение злой воли не остановилось, лишь отмахнулось, как от назойливой мухи. Оно двигалось вперед медленно, но неотвратимо.
Португалец встряхнул головой и отвел взгляд от горы, бросился к Хаяши.
- Я не смогу его отогнать. Помогу, если ты можешь, - он тряхнул мальчика за плечо, стараясь пробудить к действию.
У беглого чиго был странный взгляд - так смотрят, очнувшись от глубокого сна, не понимая, что происходит вокруг.
- От инугами нельзя убежать... - сипло выдохнул Хаяши, но страха в его голосе слышно не было. Кажется, мальчишка еще не расстался с призраком человека, которого вызвал из небытия.
Или тот - отказался покидать только что обретенное тело.

(ну не одна я, это точно)

[SonGoku >>>]

Португалец успел познакомиться со многими духами за годы жизни тут, но такого среди них не было. И все же во взгляде зажегся упрямый огонек несогласия:
- Лишь господь бог непобедим! Не может не быть средства! – он почти выкрикнул это.
Муджина отлетел, и при ударе о землю снова превратился в выдра.
- Вспомни! - взвизгнул он, обращаясь не к Хаяши – к тому, кого видел в момент заклятия.
Хаяши растерянно огляделся: что вспомнить? Почему у него всегда руки заняты, когда они требуются больше всего? Мальчишка попятился от наседающего призрака, выпустил наконец-то помятого и очень сердитого ворона из объятий.
Демон утробно зарычал, чуя близкую добычу. Потянул алчущие пальцы к груди юного колдуна. Второй рукой отмел в сторону воинственно наскочившего ворона.
Себастьян-Фердинанд в отчаянии схватился лапой за крестик на груди. Он теперь мог сделать только одно... Воздух пронзил дикий визг, почти сравнявшийся с криком, изданным муджиной этой ночью. Он заставил отпрянуть священника, и тот вспомнил, что демонов отпугивает громкий шум. Андрео начал что было сил выкрикивать первое, что пришло в голову:
- Pater noster, qui es in caelis...*
Демон вздрогнул. С ненавистью глянул на шумных человека и обакэ. И ринулся к патэрэну, неудержимый, как струи воды и пара, бьющие из расщелин. В коротком рыке обнажил зубы – человеческие и четыре собачьих острых клыка. Когтями яростно разодрал одежду человека, впился клыками в плечо, норовя вырвать жилы и кости.
Молитва перешла в стон. Муджина бросился к ним, прыгнул на чудовище со спины. Казалось странным, как воздуха в его легких хватает на непрекращающийся крик. Отец Андрео попытался оттолкнуть демона от себя и вдруг поймал его яростный взгляд.
- Ты человек! - выдавил он сквозь зубы. - Вспомни это, во имя бога!
Не мелькнет ли в искаженном лице что-то, кроме бешеной злобы?
О ком из богов ты говоришь, чужак? Не сдержался ворон. И не человек он, ничего он не может вспомнить!

---------
*Pater noster, qui es in caelis... - начальные слова "Отче наш"

(помогаю в выкладке, моего тут только указание о языке, на котором должна была произноситься молитва)

[Bishop >>>]

Как будто гора заскрежетала каменными зубами, перемалывая в труху того, кто осмелился безрассудно сунуться ей в пасть, - такой раздался звук и заставил всех умолкнуть. Истошные визги оборотня, скрипучие вороньи крики, вопли напуганных людей потонули в нем. Из-за черных валунов зайцем вылетел Цуива, разевая перекошенный рот, и попытался спрятаться за священником. Даже неистовый демон-охотник попятился, хоть по-прежнему старался закогтить мальчишку, который стоял неподвижно среди общего хаоса и держал на вытянутой руке перед собой нефритовый амулет, то ли отгородился им от врага, то ли предлагал ему, словно выкуп. Губы Хаяши беззвучно шевелились – на заклинание у беглого чиго не хватало сил.
Поначалу щель была не тоньше волоса, днем никто не заметил бы трещины. Но сейчас в полутьме она светилась ярко-красным, и края ее медленно оплавлялись, меняли форму, наливаясь той же огненной краснотой.
Как первая капля летнего ливня с силой ударяет в дорожную пыль, оставляя на ней круглый след, под ноги беглого чиго упал камень. Хаяши едва успел отскочить. Следом посыпались другие, мельче - каменный горячий дождь. Словно обитатели Облачной равнины принялись выметать из жаровен угли вместе с золой. Второй удар заставил всех пошатнуться. Гора выплюнула раскаленный каменный шар, рассыпая искры, необычный снаряд улетел в пропасть, прочертив по светлеющему предутреннему небу оранжевую полосу. Волна жара и непереносимой вони заставила всех отступить к краю площадки перед каменной лестницей.
Скала лопнула. Лепестками цветов в воздухе кружились чешуйки пепла.

[Далара >>>]

У дороги Накасендо

- Господин! - взволнованный голос слуги всколыхнул покой ночи. – Луна!
В небе, похожем на темную, отполированную до блеска каменную чашу, плыло густо алое светило - размытый дымкой полуслепой глаз, что оглядывает землю.
- Не к добру это, - пробормотал слуга.
- Не твое дело волноваться о небесных светилах, - осадил его даймё.
Но у самого было неспокойно на сердце. И взгляда не оторвать от сумрачного недоброго глаза в небесах.
Шурша накидками, подошла Мирэи, прислонила голову к плечу супруга.
- Любуешься луной? Или горой?
Всколыхнулся воздух. Оборвалась капля времени. Показалось: должны зазвучать флейты, сямисен и барабан. Ничего. В первозданной тишине небо над черным кривым горбом Асама окрасилось изумрудным отсветом. Где-то на вершине, едва видимая, но до невозможности яркая, загорелась точка. И только через некоторое время докатился гул, будто рычание потревоженного во сне зверя. Клубы пара потекли вверх, как нескончаемая стая напуганных птиц. Луна заморгала, заслезилась.
- Кто-то разбудил дракона...
Пугающее, несвойственное Мирэи выражение на таком привычном лице. Супруг обнял ее – может быть, чтобы не видеть лица.
- Боишься, что докатится до нас?
Загадочно уверенный тон:
- Докатится. Не сегодня. Но докатится обязательно.
- Откуда?..
Развернулась. Приложила пальцы к губам, глядя в глаза. Отнял ее руку.
- Кто ты?
- Мать твоего сына.
Засмеялась над округлившимися глазами.
- Где Мирэи? – с нескрываемой тревогой.
- Не волнуйся, с ней все хорошо.

[Bishop >>>]

Гора Асама

Демон зашипел, пригибаясь к земле – то ли готовился к прыжку, то ли собирался уступить победу в странном бою. Хаяши шагнул к нему, все так же протягивая нефритовый амулет, единственную свою защиту от тьмы и зла. Получеловек-полузверь отдал еще часть территории, из его глотки вылетало злое ворчание, как будто он хотел что-то сказать, но мог только рычать по-звериному. В глазах, скрытых густой сеткой волос, мелькнула неуверенность. А затем он прыгнул.
Беглый чиго не устоял на ногах, чересчур много сил было истрачено за последние дни, магия сжирала мальчишку изнутри, требовала, требовала и требовала, и Хаяши отдавал все, что было, не умея – не зная, - как восстановить силы. Демон истошно взвизгнул, словно обжегся о раскаленный камень, но не уронил амулет и со всех ног припустил вниз по склону. Ворон бросился в погоню, в его карканье были слышны ругательства осакских портовых рабочих и китайские простроения хэйанских придворных.
- Хватило мозгов... – произнес тот, кто стоял на каменной лестнице. – Наверное, превратился не окончательно.
За его спиной бушевало пламя, клубы плотного темно-серого пара были слишком тяжелыми, чтобы их раздул ветер. Одно из деревьев, обугленных еще раньше, составляющих необычные ворота, задымилось, а вскоре на его ветках заплясали язычки пламени. От одежды человека воняло серой и тухлыми яйцами, она тлела и дымилась. От волос тоже пахло дымом. Но в руке он держал прямой обоюдоострый меч, даже на первый взгляд тяжелый и странный в бою.
- Ама-но муракумо-но цуруги... – восхищенно выдохнул маленький колдун. – У тебя все-таки получилось!
- А ты сомневался? – Мицуке оттянул прожженный в нескольких местах рукав. – Дайте воды, не хочу умереть от жажды.

[Далара >>>]

Ранним утром на соседней горе

Поутру Миеликки ушла ото всех, забрела в лес подальше от хижины. Здесь не было привычного моря, высоких камней и вечно голодных чаек, и это отсутствие острее всего говорило о том, что Миеликки чужая в этой стране. И все же венок из незнакомых трав сплетался точно так же, как дома. Девчонка с цветами в руках устроилась на плоском камне у обрыва и заглянула в даль – сколько хватало глаз расстилалось море зелени, прорезанное вьющейся между горами дорогой, а совсем вдалеке, если прищуриться, вроде бы, город. Кружили, играя, птицы на чистом полотне неуютно плоских утренних небес. Неведомо откуда доносилось тихое эхо колокольного звона и как будто чей-то выкрик.
Тяжелое дыхание за спиной заставило обернуться, и Миеликки чуть не свалилась с камня от страха. Недоплетенный венок укатился вниз под гору. Из-под встрепанных жестких черных волос на девчушку смотрели преданные собачьи глаза. Она вцепилась в камень побелевшими пальцами и округлила рот. В солнечном свете демон казался выскочившим с пожара волком. Неуверенно северянка протянула руку и потрепала лохматую макушку. Зверь довольно заурчал, ткнулся лбом в ладонь, и белобрысая отшатнулась, ощутив под пальцами человеческую кожу.
Взгляд желтовато-карих глаз стал обиженным. Зверь протянул лапу с болтающимся на шнурке самым красивым камнем, какой Миеликки видела в своей жизни.
- Возьми, - подсказал скрипучий голос по правую руку, и девчонка оглянулась.
У деревьев, похожий на оживший ствол, стоял Тошимару.
- Бери. Видишь, он отдает тебе.
Северянка кивнула, тронула круглый камешек, и тот мягко лег в ее ладонь. Теплый. Показалось, что она держит в горсти маленькое доброе солнце. Сама не заметила, что счастливо улыбается, пока не услышала смех колдуна.
- Если хочешь им владеть и пользоваться, придется многому научиться. Ты хочешь? Или ты хочешь замуж?
- Я... – улыбка погасла; камешек грел душу, невозможно было оторвать его от себя. – А нельзя все вместе? Почему ты смеешься?
- Узнаешь сама. Но скажи, чего ты больше хочешь сейчас? – на старческом лице никакого подвоха, простое ожидание.
Миеликки снова посмотрела на зеленый камень.
- Научиться.