Kojo no meian, Свет и тени старого замка

[Далара >>>]

Много прошло времени - о чем-то договорились господин Мицуке и всадник с незнакомыми Цуиве монами, разошлись по своим местам самураи (от них носильщик предпочитал держаться подальше, обходил стороной как мог, рискуя плюхнуться в грязь на обочине, ноги-то плохо держали), пришли нарядно одетые служанки, проводили носильщика и Хаяши (тот все норовил споткнуться на ровном месте, но птицу из рук не выпускал) куда-то в середину длинной процессии (столько людей сразу Цуива и не видел никогда в жизни, столько во всей их деревне не набралось бы, даже в двух деревнях, даже и на праздник все равно бы не набралось). Когда проходили мимо самого нарядного паланкина, из-за занавески выглянула женщина, и Цуива обомлел. Он мог бы поклясться на чем угодно, хоть обе ноги отдать, что красивее женщины он в жизни не видал. Даже дочь мельника, прекрасная О-Таму, не могла сравниться с ней в красоте. Он поклонился робко, а женщина в ответ рассмеялась, громко, но изящно, совсем не так, как дочь кузнеца. Но ведь госпожа на то и есть госпожа, возразил сам себе носильщик, ей не пристало ржать, будто лошади.
Позже им с Хаяши дали лепешек, вкуснее которых он в жизни не пробовал, и воды. Мальчику пришлось помогать есть, а то он все больше крошил, чем в рот клал. И был такой бледный, что Цуива забеспокоился, как бы не заболел, но служанки сказали, это от усталости. Разве можно спорить с такими милыми девушками? Вот Цуива и не стал. А потом процессия снова тронулась в путь, и носильщик, чей короб, к вящему его огорчению, снова был пуст, шел вместе со всеми где-то в задних рядах.
Он шел и думал - теперь-то появилось время на мысли - о том, что же это такое произошло с его жизнью. Вроде бы и плохо, что со старостой поссорился, а тот взял да и выгнал, зато как бы иначе Цуива встретил господина Мицуке? А не встретив его, не попал бы никогда на ужасную гору (тут мужичок хлопнул два раза в ладоши и попросил ками отвратить зло, чуть не запнувшись попутно о торчащий камень), не беседовал бы так запросто с выдрой-обакэ, не видел бы жуткой вершины, а еще не попал бы сюда. А куда сюда? Да вот сюда, в сказку. О таком же только мечтать: он, Цуива безфамильный, как свой, идет в большой и богатой процессии в Никко на похороны...
- Эй, девушка-красавица!
Служаночка обернулась, улыбнулась смущенно.
- Скажи, что за важного господина хоронят нынче в Никко? Мы ж на его похороны собрались, а бедный Цуива и не знает, чей дух поминать.
- Как же это дядюшка не знает? - удивилась девчонка. - Господина Великого сёгуна хоронят, князя Токугаву Иэясу.
- Ой, спасибо что сказала, - радостно поклонился ей Цуива.
И задумался. Это что же это получается, тот даймё сказал, что хоронят господина, которому служит господин Мицуке... А хоронят Великого сёгуна... Ой-ёй, Цуива, носильщик деревенский, кому ж это тебя служить занесло?!

[Sayonara >>>]

Маленький бубенчик, который раскачивался на красной ленточке, повязанной на шею господина Каку, не умолкал весь день. И лишь когда разложили костер и позвали священника, неугомонная обезьянка, которая, жалобно повизгивая, бегала по дому и заглядывала во все укромные уголки, наконец-то притихла. Она сидела на краю черепичной крыши, разглядывая происходящее во дворе круглыми удивленными глазами. Затем ловко спустилась и прыгнула на руки старшего телохранителя наместника. Дернула за рукав.
Телохранитель усиленно улыбнулся и пальцем поймал лапку зверушки.
- Чего тебе? Не бойся. Все будет хорошо.
Господин Каку оскалился и замотал головой, как будто хотел сказать, что он как раз сомневается. И что необходимо немедленно что-нибудь предпринять. Человек вздохнул и зло пробормотал:
- Пока нет твоего хозяина, ничего не изменится...
Обезьянка энергично кивнула несколько раз, подтверждая мнение телохранителя, опять дернула его за рукав. И, ловко соскочив на землю, побежала со двора. Несколько раз она останавливалась и оглядывалась, будто хотела узнать, идет ли за ней Миги.

(я, Сон)

[SonGoku >>>]

Надо признать, что в душе господин Каку был трусливой обезьянкой, хотя в основе его робости скрывался рационализм, который не свойственен и многим людям. Так что не стоит поглядывать на него свысока (что несложно) и посмеиваться (что еще легче) над господином Каку. В конце концов, он был всего лишь очень маленьким зверьком посреди огромного, полного разнообразных опасностей и населенного не только людьми, но и всякими демонами острова.
Но слуги и домочадцы, прибежавшие на грохот в комнату, в которой хранилось оружие покойного наместника, не думали хохотать или дразнить господина Каку. Они даже не стали спрашивать у него, что случилось. Причина шума была ясна: изящное копье-яри, больше пригодное для рук девушки (хотя ранее принадлежало, по слухам, одному из самых воинственных воинов Токугавы, и оставались туманными обстоятельства, при которых оно сменило владельца), валялось на полу, а любимец наместника дергал за шнур кожаного промасленного чехла, безбоязненно собираясь обнажить бритвенно-острый клинок.
- Безумец! – воскликнул самурай из охраны дома. – Хочешь лишиться лап?
Господин Каку, как и следовало ожидать, учитывая его имя, хорошо умел слушать, но вот с речью дело обстояло гораздо хуже. Разве что с нечленораздельной.
Поэтому зверек не ответил, а лишь удвоил усилия, и те наконец-то увенчались успехом. Узкое, напоминающее крыло стрекозы, от которой яри получило свое прозвище, лезвие хищно засияло полированным металлом.
- Ты решил последовать за своим хозяином, как он последовал за своим? – удивился поведению обезьянки самурай.

[Sayonara >>>]

- Не твое это дело. Отойди, - недобро произнес Миги, вошедший за зверьком. Телохранитель стремительно наклонился и взял копье из-под самого носа обезьянки. Стройное оружие Миги ловкой рукой вернул в чехол, а как только господин Каку выскочил из комнаты, юноша скользнул за ним. Их проводили удивленными взглядами, но последовать за пушистым другом и телохранителем наместника никто не посмел.
Обезьянка скакала так радостно, что чуть не сбивала попутчика с ног, но затем все-таки понюхала воздух, выбирая направление, и состроив деловитую мордочку, побежала по дороге. Время от времени она оглядывалась и даже как будто призывно манила за собой лапой. Победно звенел золотой бубенчик на красной ленточке, повязанной вокруг шеи любимицы наместника.
Телохранителю оставалось лишь усмехаться и следовать за ловким проводником. Зверек не ошибется. Он точно не ошибется и найдет наместника. Ни разу не удалось еще тому скрыться от господина Каку.

(и двое - Сон да я)

[Далара >>>]

Под Асама

Туман вскоре рассеялся, и горный воздух стал бы кристально прозрачным, если бы не висящее над головами облако пепла. Сколько хватало глаз, кругом высились покрытые зеленью горы. Непрекращающейся песней звенело эхо горного ручья. Громадный вулкан с обугленной голой вершиной грозно ворчал, то ли утихомиривался, то ли копил силы для нового извержения. Уже раздерганное ветрами, но еще не разметанное по небосводу, сизое облако создавало гнетущую атмосферу. Осторожно чирикали птицы.
Длинная, похожая на пеструю змею, процессия растянулась по дороге. Хлопали на прохладном ветру флаги. Ближе к хвосту тихо переговаривались меж собой люди, все равно с головы не видно и не слышно, что здесь творится. Глашатай впереди бежал молча, извещать о проезде было некого, разве что зверей лесных, да демонов. Два телохранителя вышагивали, строго оглядывая кусты из-под соломенных шляп. Слуга вел под уздцы коня даймё, выступая по левую руку от господина. Изящные дорогие украшения, искусно расшитая попона, да и сам конь был отборный, холеный. Не бедствовали и люди в свите. Всадник держался в седле прямо и гордо, как человек, по праву владеющий окружающим его богатством, но то и дело наклонял голову, чтобы удобнее было разговаривать с человеком по правую руку от себя. Человеком, который выбивался из стройной людской цепочки, как своенравная прядь из гладкой прически.
Устали и люди, и лошади. Все позабыли про степенное достоинство, с коим следует шествовать даймё высокого достатка и громкого имени, все торопились поскорее убраться от разъяренной горы, что плевала огнем в небеса. Они шли и шли, но не становилось прохладнее, а с неба время от времени, кружась, опускались хлопья темно-серого снега, который не таял в ладони.

(еще - Биш)

[Bishop >>>]

- Зима посреди лета, - негромко проговорил сам себе какой-то самурай. – Нехороший знак.
И, брезгливо зажав нос, посмотрел при этом на их негаданного спутника в грязной и прожженной до дыр одежде.
- Что? – сочувственно спросил тот. – Воняет?
Самурай глядел презрительно, не в силах понять, почему этого грязнулю вообще пустили идти с ними, тем паче рядом с даймё. Марает их всех одним своим присутствием. Но желания господина не обсуждают, приходилось мириться. Зато бродяга – никто, ему можно и высказать отвращение.
- Ты вообще когда-нибудь мылся? С тобой рядом идти тошно.
Одноглазый громила – достаточно одного взгляда, чтобы понять, что с ним лучше не сталкиваться поздней ночью на перекрестке, - оттянул грязным пальцем ворот рваного косодэ, понюхал.
- Было дело, - кивнул он. – А что?
Долгая дорога и тревоги вчерашнего вечера дали себя знать, остановиться самурай уже не мог. К тому же, как назло, господин отдалился на два шага вперед, чтобы обсудить что-то со старшим каро, и сдерживать рвущееся наружу негодование стало некому.
- Ты как птичий помет на посуде для жертвоприношения. Срамота. А еще два меча носишь, корчишь из себя воина.
Остальные порыв не поддержали, но и не возражали. Как-то так самой получилось – что оба спорщика очутились в окружении, и не убежать теперь, даже если вдруг захочется.
- Ну, давай подеремся, если хочешь, - с сожалением усмехнулся долговязый бродяга, через силу, без желания веселиться.

(Далара mo)

[Далара >>>]

Пыл задиры немного поохладел: вооруженный великан с шириной плеч такой, что впору бревна носить, мог отбить охоту лезть в драку у кого угодно. Но гордость не позволяла отступиться. Самурай напыжился, стараясь казаться больше хотя бы самому себе.
- Тогда от тебя еще больше станет вони. Лучше сходи найди речку и в ней искупайся, а нас оставь в покое. Мы тебя не звали!
Вокруг раздались жидкие и сдержанные возгласы одобрения. Самурай, подбодренный ими и еще больше собственной горделивостью, попытался выпихнуть громилу за пределы круга. Но него посмотрели сначала с недоумением - мол, не по-онял, - а затем уже с легкой досадой. Может быть, бродяга не хотел ссориться с хозяином Такаямы, а может быть, ему было лень. Но он сгреб задиру за шиворот, поволок разбираться. Шагал он широко, плененному бедолаге приходилось быстро-быстро переступать, чтобы поспевать за громилой. Попытки ударить и освободиться от могучего захвата ни к чему не привели. Молодой самурай был сейчас похож на шкодливого щенка, которого вот-вот ткнут носом в собственную лужицу. Надо было спасать лицо. Пленник схватился за рукоять меча с полным намерением драться уже всерьез.
- Поостынь.
Куда там, гордость и, чего греха таить, страх слились в неконтролируемую взрывоопасную смесь. Молодой узкоскулый самурайчик вытянул меч из ножен на четверть, когда с дороги раздался слишком хорошо знакомый ему окрик:
- Прекратить!
Конь под даймё пританцовывал, всем своим видом отражал недовольство более сдержанного хозяина, кривил губы и пофыркивал.

(и снова мы)

[Bishop >>>]

Большей потери лица, чем прилюдно ослушаться, и придумать было нельзя. Пленник убрал меч и понурился.
- Что здесь произошло?
- Так, - долговязый бандит разжал пальцы, с сожалением выпуская добычу. – Обсуждаем столичную моду. Ты не против?
Даймё Канамори ничего не успел ответить, хотя очевидно собирался, когда из-за всех сразу окрестных кустов послышался вдруг скрипучий смех, похожий на повизгивание древней несмазанной двери в старой хижине.
- Молодежь, молодежь, - радостно произнес не менее скрипучий женский голос, когда утих смех. - Зря вы так торопитесь, все равно никуда не денетесь. Все мне достанетесь.
Слова гуляли эхом, будто отражаясь от гор. Люди на дороге остановились и притихли. Лошади опасливо прядали ушами. У даймё на лице появилось странное выражение, словно он что-то вспомнил, но не был уверен в правдивости воспоминания.
- Покажись, - велел он.
Шуршание листьев, и вот на солнечный свет из-за кустов вышла, причмокивая морщинистыми губами, горбатая старуха. Улыбнулась, показав редкие гнилые зубы. Оглядела всех по очереди.
- Ну как, рады встрече?
- Ты еще что за карга? – пожелал знать одноглазый бродяга, отряхнул ладони.
Задние напирали на передних, не догадываясь о неожиданном препятствии.
Бабка посмотрела на Мицуке ласково, как на любимого внучка. Семеня, обошла его и замершего юного самурая.
- Слышу - люди молодые да живые. Дай, думаю, погляжу. Вот ты большой и сильный, пойдешь ко мне в услужение?
- А расплачиваться будешь натурой? – не без опаски уточнил роши, замотал растрепанной головой. – Не пойдет.

(futari)

[Далара >>>]

Снова хихиканье – и будто опять из-за кустов со всех сторон одновременно, а вовсе не от старухи. Белесые седые патлы разлетелись в стороны, как от ветра. Корявые зубы оскалились из-под морщинистых губ.
- Мне служат без оплаты. Будешь верно прислуживать, жизнь сохраню. А иначе – хи-хии – съем!
Покосилась на даймё, который придерживал лошадь и не спешил приближаться, сморщилась весело. И вновь нагло и хитро уставилась бродяге прямо в лицо.
- Или можешь откупиться.
- Вот пристала! Нет у меня ничего, отвяжись по добру, по здорову.
Мицуке вспомнил, что Цуива, вроде бы, носит в коробе его дзори – если, конечно, не потерял. Но возьмет ли настырная бабка раздерганные в клочки соломенные сандалии?
- Как ж нет, когда вон сокровище за спиной таскаешь, - не унималась та. – Отдашь, и иди себе спокойно дальше, живой-здоровый.
Она даже причмокнула от жадности.
Мицуке расхохотался:
- И что ты с ним будешь делать? Обрубать ветки сосен на хворост?
- То уж не твое дело, что я буду делать. Мало ли куда сгодится хороший меч. Ну как, отдашь или...
Задира, еще недавно наскакивавший на бродягу, а теперь стоявший тут же в сторонке, схватился вдруг за лицо и заорал, будто его на куски режут. Когда силой отняли его ладони, оказалось, что лицо исполосовано глубокими кровоточащими порезами. Бабка ухмыльнулась в драный ворот косодэ. Долговязый роши помрачнел.
- Не надо мне угрожать, - негромко попросил он, вытирая ладони о штаны.

(mo ichido futari)

[Bishop >>>]

- Это, милый, чтоб ты поверил, не так слаба старуха, как кажется. Так как насчет меча?
Дикое ржание коней прервало все дальнейшие разговоры. Даже самые послушные животные словно взбесились. Куда пропала былая усталость, лошади завертелись на месте, принялись рваться из рук хозяев, норовили лягнуть копытами ближайших людей. А потом из хвоста колонны послышался уже и вполне человеческий крик, а за ним еще один, и еще. Тяжелый хлюпающий звук оборвал один из голосов. Затем послышался хруст чего-то разламываемого, а скорее разрываемого невиданной силой. Хлюпающие звуки повторились, в сером пепельном тумане стали проступать гигантские очертания чего-то очень похожего на человека. Люди в панике, тесня друг друга, пытались бежать от него. Кое-кто понадеялся скрыться в кустах, остальные, обремененные вещами, оставались на дороге. Один за другим раздались истошные женские визги.
Мицуке оглянулся, забыв про спор; на грязном лице - беспокойство и почти облегчение после долгого ожидания. Он, морщась, тряхнул головой, как будто хотел избавиться от назойливого звона в ушах. Поймал не успевшую опомниться бабку, та сглотнула, почувствовав прикосновение к горлу холодного и очень острого лезвия.
- Если ты позвала Гашадокуро, то пойдешь к нему на закуску.
- Нужен он мне... - окрысилась бабка. – Не звала!
Вывернулась из рук, отскочила, алчно и боязливо косясь на клинок.
- Отдашь меч, вызволю вас из беды.
- Не отдам.
Мицуке посмотрел на сбившихся в кучу мальчишек из свиты, на воинов постарше, что повыхватывали оружие, но не знали, с кем же сражаться, и не оглядываясь зашагал в хвост колонны, расталкивая разбегающихся людей.

(были вдвоем, теперь еще - Грей)

[Sayonara >>>]

Неподалеку от домика Сакаи

Обитатели дворца очень недоверчиво проводили молчаливого телохранителя, когда он проследовал за хвостатым любимцем наместника.
Бубенчик на шее обезьянки звенел в такт едва слышимым пошлепываниям маленьких лапок по пыльной дороге, да изредка его хозяин негромко подзывал своего унылого спутника. Миги рассеянно кивал и все шел чуть поодаль от господина Каку, делая вид, будто они и вовсе незнакомы.
Как ни обнадеживало Миги уверенное поведение обезьянки, лицо его все равно оставалось мрачно, и сердитая морщинка залегла между бровей. И даже не сомнения одолевали его – скорей, не хотелось снова видеть наместника. Узнать бы – жив ли он, цел ли, да и оставить спокойно скрываться, пока все не разъяснится.
Молодой телохранитель заскрипел зубами и со злости пнул какой-то пыльный камень, неудачно лежавший в траве. «Хоть бы он мог день просидеть тихо, не рыпаясь, не высовываясь и без приключений!» Впрочем, эту небеспочвенную злость Миги старался сдерживать, ведь частично он сам был виноват, что наместник теперь официально мертв и должен прятаться от глаз живых. Он, Миги, телохранитель, он и отвечает за жизнь подопечного, пусть это и переодетая сестра, а не Токисада.
Что-то они, охрана, упустили, что-то недоглядели. Нашел убийца трещинку, пролез-таки. И, главное, быстро жертву убил, ловко, умело, иначе Кисаки достало бы сил сопротивляться...
Задумавшись, Миги не сразу заметил, что господин Каку уже остановился и гневно пытается обратить на себя внимание молодого человека, и вернулся назад на несколько шагов.
- Вижу, вижу, - успокоил он маленького зверька, свернув в нужном месте. «Это путь к дому Сакаи, или я ошибаюсь?» - мелькнуло в голове. Серая спинка обезьянки пропадала в высокой траве, но бубенчик неизменным укоризненным звоном помогал телохранителю определять, куда ведет его зверек.
И правда, вскоре из-за ветвей показалась знакомая светлая ограда и ворота охотничьего домика. Маленький проводник остановился, бубенчик успокаивающе звякнул:«Пришли».

[Bishop >>>]

У подножия Асама (продолжение)

Детали их путешествия от Хаяши ускользнули; во-первых, самое интересное происходило далеко впереди, во-вторых, он едва помнил, как кто-то из самураев, оглядевшись по сторонам, закинул легкого, будто перышко, пацаненка в седло. «Пока не добрались до города – пусть отдыхает». Мальчишка дремал и видел во сне, как косматый оскалившийся демон выхватывает из него рук зеленое пламя, и сразу же наваливается свинцовая тяжесть. И горьковатое ощущение потери. Амулет было жаль до слез, но вместе с ним утекло ручейком всемогущество... Хриплые вороньи крики выдернули из сна, будто ушат ледяной воды. А чтобы наверняка, зловредная птица еще и клевалась.

Крики, ржание и хруст костей продолжали нарастать. Мимо колонны промчалась обезумевшая лошадь, вся спина и седло которой были залиты кровью. Силуэт в пепельном тумане в четыре человеческих роста продолжал спокойно, но довольно быстро продвигаться вперед. Теперь уже стало заметно, как двигаются чудовищные руки, подхватывая что-то у самой земли. Вот лапища поднялась вверх, между тонких пальцев бьется что-то живое и кричащее. Вот рука забросила свою добычу в распахнувшийся зев, усеянный крупными острыми клыками. Очередной чавкающий треск, крик обрывается, вниз падает половина того, что когда-то было человеком. Но другая рука уже подхватывает и этот кусок, оправляя его вслед за первым.

(Далара mo, Grey mo)

[Далара >>>]

Глава клана, вырвав поводья из рук слуги, погнал коня между бегущими со всех ног людьми к концу процессии. Испуганное животное безумно таращило глаза и все пыталось повернуть на обочину, но ему не давали. Старший каро схватил ближайшую лошадь и ринулся следом. Оставшиеся на месте самураи постарше принялись направлять молодежь, подгонять бегущих. Разглядев, наконец, как следует монстра, что шел на них медленно и неотвратимо, как цунами, оба наездника осадили коней. Скелет без кожи и мяса казался одновременно хрупким и массивным, возвышался над людьми, будто скала над мелкой галькой. В солнечном свете ослепительно белели кости.
- Сухожилия на ступнях, - бросил даймё верному каро.
Тот кивнул в ответ. Сверкнули лезвия мечей.

Продолжая хрустеть кусками человеческих и лошадиных тел, Гашадокуро неторопливо обводил столпотворение внизу взглядом громадных пустых глазниц. По чудовищной зубастой челюсти, не прекращая, стекало кровавое месиво, шлепаясь на дорогу и траву большими жирными каплями. То, что было "съедено", вопреки всем природным законам не вываливалось наружу между ребер и из пустого подбрюшья, а словно растворялось где-то в глубине грудной клетки, превращаясь во что-то серое и туманное. В районе сердца у монстра уже даже образовался некий темный сгусток, от которого черные пульсирующие нити тянулись к костям и сочленениям. Этого было пока почти незаметно, но от вливания в тело чудовища этой "субстанции", размер Гашадокуро постепенно все увеличивался и увеличивался.

(все та же компания)

[SonGoku >>>]

Заметив двух существ, которые в отличие остальных не бежали от него, а наоборот приближались, скелет отшвырнул в сторону "надкусанного" слугу и громко клацнул челюстью. Руки-лапы с длинными острыми когтями, даже близко не похожими на человеческие пальцы, синхронно метнулись вперед и вниз, чтобы схватить новую порцию чересчур храброй "пищи".
Люди, впрочем, не стремились так просто сделаться закуской. Лошади под ними неистовствовали и исходили пеной, но всадникам пока удавалось держать их на месте. Уходя от направленной на них атаки, конники разлетелись в стороны, как два листа под шквальным ветром. В сравнении с махиной демона их мечи казались игрушечными. Спасало лишь то, что гигантское тело демона было неспособно на молниеносные движения. Два всадника на полном скаку одновременно полоснули мечами по ногам Гашадокуро со всей силы в стремлении перерезать сухожилия, если они там есть, и помешать идти дальше. За его спиной по короткой дуге проехали мимо друг друга и снова, в обратную сторону, ударили по громадным ногам в тех же местах.

Цуива паниковал. Его-то сожрут, не жалко будет, но короб! Короб надо было спасать. А еще мальчика, которого девушки сначала окружили заботой, а теперь разбежались в диком ужасе. Кто не в ужасе, те побежали спасать красавицу-хозяйку, что ехала впереди. Цуива глянул мельком, но судя по всему, хозяйки они там не нашли, только пустой паланкин. То ли госпожа резва и сама ушла от опасности, то ли здесь замешаны духи еще больше, чем показалось вначале... то-то их даймё бледен и как-то чересчур уж благороден лицом (вспомнить деревенского старосту, так этот еще и худощав до невозможности), словно демоны давно из него силы пьют понемногу. Так ли, этак ли, а малец Хаяши сидел, как чурбан, и не думал убегать. Даже ворон, вот умная птица, понукал к действию. Обычно Цуива его опасался, но сейчас был благодарен и даже пообещал мысленно покормить крошками, когда выберутся целыми и невредимыми. Щуплый носильщик схватил мальчонку за плечи и встряхнул.

(и я в помощь)

[Bishop >>>]

- Очнись! – крикнул он ему прямо в ухо, чтобы точно услышал. – Бежим!
Хаяши вздрогнул, мотнул головой.
- Подожди... я попробую что-нибудь сделать.
Только, судя по голосу, он сам был не слишком уверен в своих силах. Рядом с ними остановился долговязый роши – сзади, хихикая в кулак, едва поспевала какая-то незнакомая подозрительная Цуиве бабка. Носильщик понял, что поднимается в воздух, и взбрыкнул жилистыми ногами. Его закинули вместе с мальчишкой на лошадь.
- Увези его! – приказал Мицуке.
Носильщик вцепился в поводья, с перепугу сам не понял, то ли кивнул, то ли нет. Одновременно с коробом и мальчонкой было неудобно, но Цуива не желал расставаться ни с тем, ни с другим. Подстегнул животное, и то рванулось с места, будто за ним гнались сотни демонов. Промчалось мимо женщин, которым помогали опомнившиеся самураи.
Даймё, не приближаясь, крикнул:
- Мицуке, уходи с ними!
- И позволить тебе потерять лицо, не выполнив договор? – поинтересовался мрачно оборванец, разминая пальцы.
На его взгляд невесть откуда взявшийся обжора-скелет чересчур подрос.
- С каких пор тебя заботит хоть чье-то потерянное лицо? – Канамори подъехал ближе, чтобы не кричать на всю дорогу, но постоянно оглядывался на демона. – Хочешь избежать выполнения договора или ты за эти годы научился бегать быстрее лисы?
Веселый оскал, что появился на грязном обветренном лице, украсил бы хвостатое четвероногое рыжей масти, вот только взгляд оставался по-прежнему мрачным. Мицуке пригнулся – лапа чудовища сгребла воздух у него над головой, звонко щелкнули, будто палочки-шакубьёши, костяные пальцы.

(minna)

[Grey >>>]

- Делай как знаешь, - махнул рукой даймё, мысленно пытаясь стряхнуть непонятное чувство, рожденное этим оскалом; времени на разговоры не оставалось. - Только не вздумай помереть.
Бабка у ног роши зафыркала, дернула за рукав.
- Раз мне меч не отдаешь, так хоть к делу приложи. Только им и повалишь Гашадокуро.
- Ну это мы как-нибудь не допустим, - переполненный злостью голос, прозвучал негромко, но очень отчетливо.
Пока исполинский скелет занимался отловом новых порций (и, не считая пары неудач, отправил в свою утробу еще одного коня, чей всадник сумел избежать неминуемой смерти вовремя рухнув из седла на землю, и перепуганного носильщика, который по глупости все не мог решиться бросить доверенный большой короб, а утащить одному не хватало сил), по бокам от него в пепельном тумане проступили по две фигуры, на этот раз вполне человеческого роста.
- Мы знали, что ты не пожелаешь убегать. Кое в чем, такие, как ты, очень предсказуемы, - старший из монахов нехорошо улыбался. Очень нехорошо.
- А, старые знакомые... Все никак не угомонитесь?
Вот когда было впору пожалеть о повязке, но что делать, если покалеченный глаз все равно не видит даже днем? Обходиться тем, что остался - что же еще? Мицуке смерил взглядом ненасытного Гашадокуро, прогнал не вовремя заглянувшую в голову мысль: «А что будет, когда он не сможет дальше расти?» и стряхнул с плеча длинный сверток. Не пришлось нашаривать рукоять, та сама легла в руку, послушная, ждущая, жаждущая продолжения. Несколько слоев кожи и ткани - нашел время, завернул в них меч еще на вершине, - опали, как осенью кленовые листья, обнажая прямой обоюдоострый клинок.

(...)

[Далара >>>]

Бабка запрыгала, заквохала, как вспугнутая курица в траве. Потянула жадные коричневые тонкие лапы с нестриженными ногтями к сокровищу. Куда там, не достать. Да и от владельца меча дохнуло, как обжигающим ветром с вулкана: не трожь. Отступила, засунула пальцы в рот и не отрывала больше взгляда сверкающих глаз под морщинистыми веками от блестящего металла.
Даймё оглянулся через плечо, словно его окликнули.
...«Бива моя, потому что у тебя уже есть обломок меча!»...
...«У меня теперь есть сокровища... У тебя меч»...
...«Целый меч».
Рукоять с навершием, похожим на сложенные вместе ладони, ребристый у основания прямой клинок с двумя глубокими продольными бороздами. По размерам меч сошел бы за дайто. Черный, он казался невероятно тяжелым. И живым. Они с Мицуке были слишком похожи, чтобы думать о совпадениях – в обоих не было ни изящности, ни того, что принято считать красотой, оба покалечены временем и людьми, оба настолько же чужды этой стране внешне, насколько родны ей внутренне.
Сказать – а что тут скажешь? Писать стихи – не время и не место, когда кровь заливает дорогу под ногами демона. Даймё отсалютовал давнему приятелю, получил в ответ короткий, сдержанный кивок и неожиданно для себя улыбнулся: похоже, Мицуке, наконец, нашел оружие по себе.

Под звон разматываемых цепей и шорох рассекаемого ветра, монахи-демоны двинулись вперед. Простой люд уже покинул площадку разворачивающегося "представления", остались только те, кто не хотел убегать или не мог. Вращение кусаригама в четырех парах рук все убыстрялось, замерший гигантский скелет, казалось, заворожено следит за тем, как четыре маленьких фигурки приближаются к еще одной. А в руках у нее... Гашадокуро плохо умел думать и формулировать свои мысли. Наверное, потому что большую часть его призрачного сознания занимал лишь голод. Но одно чудовищный демон понял сразу, длинная вещь в руках человечка ему совсем не нравится.

(те же на сцене)

[Bishop >>>]

- И что вам под землей не сидится?..
Двух встреч с резвыми монахами ему было достаточно, чтобы знать – к ним лучше не приближаться. Без толку – рубить голову тому, кто потом наденет ее, будто шляпу. И мальчишка сейчас не помощник, у него сил, наверняка, не осталось, чтобы поджечь сухую траву. Не то что – поднять очищающее пламя... Мицуке смотрел на противников, которые заходили на него со всех четырех сторон стаей оголодавших собак.
Самое умное сейчас – наступить на гордость и бежать. Упрямство, вечный его спутник с самого рождения, не давало сделать шаг назад. Но было и что-то еще... Кто-то (или что-то) нашептывало слова, что слышал лишь один человек – сам роши. Принуждал, понукал, уговаривал... И Сейшин Киёмори, который втайне, про себя, гордился тем, что никто не может заставить его сделать что-то наперекор его собственному желанию, не устоял. Может быть, потому что сейчас меч пел о том, чего хотел он сам.

Цепи лязгнули, загнутые лезвия устремились к желанной добыче. Пасть демона-скелета распахнулась и оттуда вырвался странный рев, походящий больше на гудение сотни массивных рогов. На плече у чудовища зашевелилось что-то темно-фиолетовое.

От обилия пищи демон не стремился подбирать все «крохи». Выложенная камнями дорога и примятая трава вокруг напоминали поле битвы, где смешались кровь и оружие. И человеческие останки. От одного взгляда на все это к горлу подступала тошнота. Канамори, чья яркая парадная одежда казалась сейчас неуместной, на ходу подхватил нагинату – одну из множества уроненных, брошенных, забытых. Рывок лошади, разворот, искры из-под копыт. Удар древком нагинаты по летящей цепи отозвался дрожью в руке, зато и лезвие кусаригама, не достигнув цели, воткнулось в землю между булыжниками. Ну держись, монах! Крупный, похожий на медведя, он и рычал, как зверь, из-под надвинутой на глаза шляпы.

(minna)

[SonGoku >>>]

Если вдруг проснулась в сердце непривычная злость, ярость, обжигающая до испарины, до слепоты, значит, она там была и раньше? Дремала, затаившись до подходящего случая. Ждала. Цепь, что опутала плечи, жалобно тренькнула, лопнула; соскользнула вторая, змеей обвившая длинный прямой клинок. Свободной рукой долговязый роши выдернул застрявший в плече серп – исчезло ощущение, как острие царапает кость, зато по спине потекли горячие вязкие струйки. Боли он не чувствовал, но пока что – не удивлялся.
- Ама-но джяку*! – выдохнул кто-то рядом.

Звонкий воинственный крик ударил по барабанным перепонкам. Женщина-боец? Откуда?! Взметнулись языками пламени одежды на тонкой фигуре. Остановилась перед высоким тощим монахом, сверкнула белыми зубами в диком и радостном оскале. В маленьких руках изящные и смертоносные кама. Шею женщины, словно украшение, обвила маленькая змейка с медным отливом темной шкурки.
- Вот и нет твоей цепи, - усмехнулась. – Поиграем еще?
И не дожидаясь ответа, закружилась в танце, не давая противнику времени подумать о роши.

Монахи, словно по команде, отпрянули в разные стороны. Врагов оказалось несколько больше, чем они рассчитывали. Но отступать тоже было поздно. Из широких рукавов одеяний послушно выпрыгивали новые складные серпы, тонкие цепи обвивали запястья, на лицах застывали оскалы. Один бросился на ловкого всадника, направляя удар не в человека, а по ногам животного. Другой, выпустив сразу две цепи, позволил закружить себя в боевом танце с незнакомкой. Третий перегородил дорогу еще одному конному воину. Старший, весело усмехнулся, и, смотав на кулак остаток цепи, оглянулся через плечо.
- Пора выполнять договор.

(...)

[Grey >>>]

- Я помню, - тонкий, почти девичий, голосок, хоть и раздался сверху, но точно не принадлежал Гашадокуро.
Фиолетовое существо на плече демона-скелета выпрямилось в полный рост. Его тело скрывала причудливая накидка, оставлявшая открытой лишь голову - черноволосую, с лиловой кожей и парой больших алых глаз. Ни рта, ни ушей, ни носа, у твари не было.
- Вперед, - пискнул голосок.
И чудовищная мощь громадного существа послушно пришла в движение. Сделав шаг, Гашадокуро отвесно ударил лапой по стоящему перед ним воину с мечом. Мицуке развернулся, пропуская гигантскую лапу, так похожую на обглоданного цучигумо*, что могла прихлопнуть человека на месте, как жука. Необычный клинок срезал фаланги толщиной со ствол молодого дерева, так, будто те действительно были бамбуком. Едва ли человеческая глотка способна издать злобный рык, но все звери давно разбежались, спасаясь от гнева проснувшегося дракона на вершине и белесого ужаса на горной дороге внизу. Роши сам не поверил, что голос принадлежит ему самому. Он оглянулся: даймё цел, его женщина и телохранитель - пока тоже. Но и монахи никуда не подевались. А жаль.
Скелет зачерпнул обрубленными пальцами солидную горсть земли и отбросил ее в сторону. Не разгибаясь, он повернулся, протягивая к нахальной "пище" вторую лапу. Обломки костей, оставшиеся лежать на земле, подернулись серым туманом и начали растворяться в воздухе. Из торчащих остатков фаланг, под мерную пульсацию черного сгустка в груди Гашадокуро, начали расти новые когти.

Ловкий всадник был вынужден стать пешим, когда под ним упал конь с ранеными ногами. Жалко хорошее животное, выжило бы.
Удобное древко нагинаты в руках, воинственный свист лезвия, р-раз - и нет головы настырного монаха. Канамори размял занывшее плечо, по мирной жизни отвык уже. Но... как это?! Тот, кто должен был стать обезглавленным трупом, уже снова был при своем орудии питания и мысли и лез в драку, зло ухмыляясь из-под амигаса.
- Какого ж демона тебе не умирается!
Воспользовавшись изумлением противника, чересчур живучий монах выбил нагинату из рук. Человек отскочил, свистнули мимо по очереди два острых серпа. Даймё с нетерпеливым рыком схватился за меч.

(та же толпа)