Дорогами бродячего цирка, или История за историей

[higf >>>]

Как ни странно, кроме нескольких неискренне протестующих слов, а потом вялого, как бы неохотного согласия в ответ на предложение остаться, не лезущий за словом Алессио ничего не сказал. Почему-то говорить не хотелось, по телу и душе, когда ловкие тонкие ручки Майи растирали его полотенцем, разливалось тепло, не имеющее ничего общего с тем, которое появляется от спиртного…
Словом, говорить ничего не хотелось, а хотелось каждый день возвращаться к ней, к теплу и заботе, сидеть рядом, есть из одной миски, хотя со стороны это наверняка смотрится смешно. Ему удалось несколько раз, незаметно, как юноша надеялся, для Ниры, прикоснуться к руке девушки, а уж взгляды их встречались гораздо чаще. Юноша, легко забыв на время все беды, чувствовал себя почти совершенно счастливым.

[бабка Гульда >>>]

Дождь стал не таким сильным, но все еще частой сетью висел в темноте за входом.
Нира собрала опустевшие миски, выставила на ступеньку -- дождь помоет...
Где-то вновь рявкнул потревоженный Ясон.
-- Не любит наш мишка грозы, -- усмехнулась Нира. -- А так хороший, спокойный, повезло цирку с ним. Все понимает, прямо человек. Да он один раз и был человеком, даже невестой -- помнишь, Майа?
Девушка фыркнула.
-- Тебя с нами тогда не было, -- обернулась Нира к парню, -- да и я только-только к цирку прибилась. Хочешь, расскажу?
Алессио заинтересованно кивнул.
-- Это было в Андалии, мы туда на зиму откочевали. Остановились в городке Санто-Вьехо, но уже собирались тронуться дальше. Вот тут Олаф с Эриком и познакомились с крестьянским парнишкой по имени Антонио. Он в город приехал купить для невесты подарки, зашел в трактир -- ну, с нашими и выпил. Они друг другу сразу понравились. Он славный был, этот Антонио, только очень печальный. Это жених-то! Причем невеста, говорит, красавица...
Ну, развязало вино язык, Антонио им все и выложил, как на исповеди.
Живет, оказывается, у него в деревне богатый крестьянин по имени Ксавьеро. И земли у него много, и торговлю ведет, и землякам деньги в рост дает... ну, есть такие люди, из блохи сало могут вытопить. Но скупо-о-ой! Всю деревню с потрохами может купить, а семью впроголодь держит. А в семье, между прочим, три дочери на выданье, одна другой краше.
Антонио влюбился в старшую, Каталину. Долго ходил, просил, чтоб отец ее замуж за него выдал. А старый вражина -- ни в какую! Антонио уже думал, что придется невесту красть, как вдруг Ксавьеро ему и предлагает: ладно, бери, мол, дочку, но с условием. Я за ней не дам ни медяка, а ты односельчанам скажешь, что получил приданое, да еще какое богатое!
Антонио сгоряча согласился -- уж больно невеста хороша! А потом понял, в какую ловушку попал. По андалийским обычаям, отец дает за девушкой приданое, а все расходы по свадьбе берет на себя семья жениха. Антонио -- сирота, живет бедно. Только и есть, что домишко да клочок земли. Чтоб сыграть свадьбу, ему надо заложить все, что есть... а на какие шиши выкупать? Придется им с молодой женой перебираться в город, в услужение к чужим людям. Каталина всё знает и на всё согласна, но тоже кроет отца последними словами. Ладно бы денег не было, а то ведь с его капиталами дюжину дочерей можно замуж достойно отдать, а он скряжничает!..
Антонио тогда выпил лишнего, привели его ребята к себе в фургон, чтоб проспался. А сами рассказали эту историю труппе. Ну, наши заинтересовались. Слово за слово, со смехом стали придумывать, что тут можно сделать.
И придумали.
Утром Антонио проснулся -- а наши к нему с предложением. Мол, если поможем выжать из тестя приданое -- заплатишь труппе за хлопоты?
Тот в ответ: мол, о чем разговор, заплачу, конечно. Только не знаете вы старого Ксавьеро. Проще из камня вино выжать, чем из него -- деньги.
А мы в ответ: твоего Ксавьеро не знаем, зато знаем других таких. Чего андалийский крестьянин боится больше, чем Врага под кроватью? Дурной славы в своем селе.
Узнали мы, в каком платье невеста на свадьбе будет, и скоренько сшили на Ясона наряд такого же цвета. В день свадьбы взяли медведя и пешком отправились в ту деревню.
Дом старого Ксавьеро стоял на краю деревни, на отшибе. Пришли мы туда в сумерках, никто нас не заметил. По обычаю, свадьба всю ночь гуляла по всей деревне, а молодая жена одна-одинешенька сидела в доме, девичью жизнь вспоминала. В полночь к ней приходил муж, первую ночь молодые проводили в доме тестя. Если муж оставался доволен целомудрием жены, он кланялся тестю с тещей и уводил жену в свой дом. Если нет... о-о, это же Андалия! Девушку, что до свадьбы девственность потеряла, могли забросать камнями. А ее отцу могли подпалить дом, чтоб не позорил деревню тем, что в семье не углядел грех и позор.
Вот Каталина после венца и сидела в доме одна, мужа ждала... то есть не мужа, а нас, знала она про нашу затею.
Первым Олаф пошел, кинул псам по куску "черной привады". Это такая клейкая масса, разбойники ее измыслили. Пахнет аппетитно, ни один пес не устоит. А цапнет в пасть -- челюсти надолго склеятся...
Ну, собачки сидят на цепи и гавкнуть не могут. А мы с заднего двора привели к дому ряженого Ясона. Невеста нам двери отворила, свой подвенечный убор сняла, нам отдала. Олаф его Ясону на голову приладил...
А тем временем гости веселятся, пьют едят. Ксавьеро тоже на угощенье налегает -- не за его же денежки пир идет! А тут подходит к нему Катрина и предлагает погадать.
Ксавьеро на нее рявкнул: "Пшла вон, миаханское отродье!"
А она ему: "Хозяин, я ж не за деньги, я бесплатно!"
Ну, как услышал скряга волшебное слово -- сразу сунул ей свою лапищу.
Глянула Катрина на линии его руки -- и только ахнула: "Ой, ждет тебя, хозяин ласковый, горе да позор! Дочка-то твоя -- не девушка!"
Ксавьеро глаза выпучил: "Ты что мелешь, тварь? Это в моей-то семье? Пришибу!"
Катрина сделела вид, что обиделась. И быстро-быстро затараторила на родном языке: "Гад ты, мужичья морда, и отец твой был гад, и дед гадом жил и помер..." А потом опять по-андалийски: "Знаешь, хозяин, что я сейчас сказала? Это древнее миаханское заклятье. Если твоя дочь не соблюла невинность -- она сейчас превратилась в медведицу!"
Хотел Ксавьеро миаханке дать подзатыльник, но та нырнула в толпу -- и была такова!
Ксавьеро призадумался. Андалийцы -- народ суеверный, особенно старики. Встал тихонечко да и пошел домой -- дочку проведать.
Вот отворяет он дверь, проходит через пустой дом, заходит в дочкину светелку -- а там зверюга в нарядном платье и подвенечной фате!
Олаф Ясона как раз научил новому трюку -- в зеркальце глядеться. Вот медведь зеркальце перед собой в лапах и держал. Точь-в-точь красотка собой любуется.
Ксавьеро едва не помер. Вывалился из дому на ватных ногах.. а тут Антонио идет. Мол, куда ж ты, тестюшка дорогой, со свадьбы ушел? Я за тобой!
А из невестиной горницы медведь рявкнул.
Антонио в лице переменился: что, мол, за зверь голос подает из комнаты моей жены?
Ксавьеро струхнул. Позор на всю деревню! Крестьяне дом спалят! Младших дочек никто замуж не возьмет!
Пробует увести зятя, а тот -- ни в какую!
Тогда Ксавьеро говорит: мол, обидел я тут одну миаханочку, она за это Каталину в медведицу превратила. Надо ее найти и упросить, чтоб расколдовала доченьку.
А Антонио: "Да что ж это такое?! Я на медведице жениться не обещал! Может, она после этих миаханских чудес начнет мне вместо детишек медвежат рожать? Забирай ее обратно!.."
В конце концов Ксавьеро, чтоб утихомирить рассерженного зятя, вынес ему кошель с золотом и сказал, что это будет дочкино приданое. Тогда Антонио сменил гнев на милость. Вместе они отыскали в толпе гостей миаханку и заплатили ей, чтоб заклятье сняла.
И когда жених с гостями пришли в полночь в дом тестя, там их встретила улыбающаяся красавица Каталина...
Антонио не обманул, поделился с труппой золотом, что от тестя получил. И остался с молодой женой в деревне. Еще и землицы прикупил на приданое. А мы вскоре ушли из Санто-Вьехо...

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 16-07-2006, 23:29

[ORTъ >>>]

Отец всегда говорил Олафу, что гроза бывает, когда гневается Деус на смертных за их грехи. Но каким же грешником нужно быть, что вызвать такое? И почему из-за чьей-то неправедности должны страдать другие? Едва ли кто-то из циркачей мог так прогневить небеса, разве только старый Момус, но он и так тяжко болен, да и, что ни говори, все они здесь ему обязаны. Каким бы скверным ни был характер старика, кабы не он... Нет, без его ума, изобретательности, хватки и поразительной воли к жизни не было бы сейчас славной цирковой труппы. Так за что же такая кара? Те наглецы, что искали беглянку, небось сидят сейчас в тепле да сухости, и даже пятки у них не чешутся, а старый Момус, изжелта-серый, как покойник, лежит на полу своего фургона, и кто знает, выживет ли... Несправедливы небеса!
Сам Олаф не то чтобы не верил в Деуса, нет, верил, но вспоминал об этом лишь по мере необходимости (НРПГ: Я ему редко молюсь (с) Конан). Особого дела до набожности ему не было никогда, чудеса святые посещали в последний раз, когда его лягнул в лоб хромой ослик-водовоз на базаре, которого он по этой самой причине выкупать не стал, да и то ненадолго - мелькнули и исчезли. Оттого укротитель редко задумывался о глубинах божественного промысла, предпочитая уповать больше на промысел вполне людской.
Снова застонали деревья, прокатился по поднебесью свирепый гром, струи дождя под упругим рывком обезумевшего ветра хлестнули фургон так неистово, что он задрожал мелко и часто, как смертельно больной в приступе лихорадки. Олаф поежился и откинул полог, вглядевшись в сплошную серую пелену грязной небесной воды. Дождь медленно ослабевал. В "зверином" фургоне тоскливо подвыл кто-то из собак и рыкнул с ленивым недовольством Ясон. Олаф ощутил чувствительный укол совести, отложил миску и повернулся к остальным:
- Пойду проведаю моих подопечных... Они грозу не любят, боятся. Надо их успокоить, посидеть с ними. Да и дождь, того и гляди, перестанет, - без особой уверенности добавил укротитель и шагнул под завесу ливня, мигом осознавая, что перестанет дождь еще не так скоро, как хотелось бы, хотя такими темпами хляби небесные давно уже должны были опустеть.
"Родной" фургон встретил Олафа теплым и уютным запахом мокрой псины, кислого сырого хлеба, который медведь с чувством полного удовлетворения раскрошил в месиво, а есть и не подумал, и грибов. Грибов?
- Федор, негодник, зачем ты это приволок? Думаешь, я не отличу трюфель от поганки синеухой... кстати, она ядовитая, от нее галлюцинации и голова кру... - Олаф осекся, увидев, как кабанчик, пошатываясь, сосредоточенно крутится в поисках своего крошечного куцего свиного хвостика. - Но в общем не опасна.
- Отр-р-рава! - сообщили из темноты угла.
- И ты вернулся, разбойник? Ох, горе мое, и кто тебя только...
Самсоний нахохлил мокрые перья и отвернулся. Заворчал, откликаясь на стенания дождя и ветра, Ясон, Ёж угрюмо подвыл, положив голову на лапы. Зиза бессовестно храпела, подергивая конечностями и клацая зубами - несомненно, охотилась на коварных всадников, обидевших Крапиву (к которой собачонка испытывала не меньшую привязанность, чем к хозяину - видимо, в виду схожести характеров).
- Эх, Ясон-Ясон, вляпались мы все... Тебе-то все нипочем, и ухом не ведешь, а только слыхал, что Нира говорит про следующее представление? Ох, не к добру вся эта затея с девицей...
Медведь добродушно буркнул и свесил язык.
- Да, Ясон, да. Не по сердцу мне все эти переодевания... Хотя мы с тобой привычные, помнишь, тогда, в Андалии?
- Ы-ы-ы-ы, - задумчиво выдал Ясон, мусоля лапу.
- Да, вот и мне так кажется. И Момуса жалко, старик хоть и с придурью, прости Деус, да токмо его стараниями наши шкуры еще целы.
Ясон шумно почесался и согласно промычал что-то медвежье.
- Ей-ей, с трудом сдержался, чтобы не хватить этого "лорда" промеж зенок!
- Пор-р-резать и зар-р-рыть! - подал голос ворон.
- И никто искать не станет, - подтвердил Олаф. - Ладно, лишь бы хозяин поправился, а там уж никакие лорды не страшны.
Укротитель вздохнул и опустился на пол фургона, рядом с Ёжом, теплым и мохнатым, недовольно ворчащим в бурлящую дождем темноту.
- Р-р-разлегся, - обреченно проконстатировал Самсоний.
- Я на минутку, дух перевести, - зевая, пообещал укротитель.

[Bishop >>>]

Женщины в этой стране - еще безумнее, чем мужчины. Бегают, кричат, растрепаны, что в них можно найти привлекательного? Местные - находили. Кунаи - пока не мог. Возможно, не найдет никогда.
Дождь всех разогнал, хоть догадались котел снять с огня.
Еды сегодня опять не досталось; ничего - не в первый раз о нем забывают.
Водяные струи змейками проникали под одежду, бежали между лопаток, холодили кожу. Заклинательница змей может управлять дождем, интересно? Должна бы, но Кунаи ни разу не видел, чтобы она хотя бы попробовала.

[higf >>>]

(Совместно с Heires$)

Дождь отбивал на крыше фургона свой затейливый ритм, убаюкивая вместе с размеренным голосом Ниры… Сейчас бы положить голову на плечо Алессио и уснуть мирным, спокойным сном под историю о ряженом невестой медведе. Но вот рассказ подошел к концу, и Майа засмеялась, снова вспомнив их веселое приключение.
А дождь всё шумел, царапал стены фургона… И ему была безразлична судьба маленькой цирковой труппы… Тяжелые капли барабанили по крыше, шуршали листьями и травой…
В фургоне стало совсем темно, и каша в тарелках закончилась, а вместе с ней и разговоры стихли. Все трое ещё немного посидели на полу под мерный храп Момуса, а потом Нира тоже легла спать, и влюбленные остались наедине, если можно считать уединением помещение с двумя спящими в нем людьми.
Юноша и девушка посидели молча, пока дыхание Крапивы не стало ровным и спокойным, а потом Майа осторожно прикоснулась кончиками пальцев к руке Алессио.
Парень ощутил на своей руке касание пальцев возлюбленной, и в его душе появились противоречивые чувства – это одновременно успокаивало, давало ощущение уюта, и в то же время волновало. Он чуть вздрогнул, чутко прислушался, но, не услышав ничего, кроме дыхания спящих и шума дождя, порывисто сжал руку Майи в своей.
- Милая… - прошептал он. – Я думал, что сегодня вовсе не дождусь возможности поговорить!
- Это был, наверное, худший день в моей жизни… - выдохнула Майа, - Но не будем о плохом, всё закончилось и сейчас мы вместе.
На губах девушки появилась нежная улыбка, которая постепенно переросла в хитрую:
- Неужели ты хотел только поговорить? - тихо прошептала девушка и, отсаживаясь в сторону, вытащила руку из ладони юноши.
Алессио легко подчинился желанию не говорить о худшем, это ведь так легко. На губах его появилась озорная усмешка. Правда, в сумраке начавшейся дождливой ночи, да еще внутри фургона, разглядеть это было не просто. Однако говорило это выражение лица о готовности принять игру, условность которой понимают обе стороны и охотно на нее соглашаются.
- Конечно, нет, - ответил он, придвигаясь ближе и пытаясь вновь завладеть рукой девушки.
- А что же ты хотел? - игриво поинтересовалась Майа, убирая обе руки за спину. Маленькая игра была такой приятной, что позволила забыть обо всех трудностях и просто радоваться выпавшему моменту счастья. Дождик не только позволил им безнаказанно побыть вдвоем, но и скрывал за своим шумом тихие голоса влюбленных.
Алессио придвинулся еще ближе и горячо прошептал почти в ухо Майи, так, что ее волосы слегка щекотали ему лицо:
- Хотел, чтоб королева неба сделала подарок своему верному подданному. Могу ли я надеяться на ее милость?
Майа закусила нижнюю губу, улыбаясь. Ей так нравилось, когда Алессио говорил с ней подобным образом, в такие моменты она чувствовала себя не девчонкой из бродячего цирка, а настоящей леди… почти такой же, как Риона.
Вместо ответа, девушка потянулась к любимому и, несмотря на царящий полумрак, безошибочно нашла губами его губы и осторожно поцеловала. Касание было коротким, но Майа не отстранилась, и её лицо осталось близко-близко к лицу юноши. Дыхание канатной плясуньи было отрывистым, горячим, сердечко колотилось, точно у оленя, которого вспугнули охотники.
Этот поцелуй, более искушенному мужчине показавшийся бы совершенно детским, взволновал юношу до глубины души. Он, несмотря на шум дождя, слышал стук сердца своей возлюбленной и его собственное билось в такт. Казалось, оба сердца разгоняют друг друга, взаимно действуя как рука на детские качели.
Муриец, тяжело дыша, медленно поднял руки и взял лицо циркачки в свои ладони, нежно лаская кожу ее щек.
- Моя единственная повелительница! – проговорил он, и снова приник губами к робким губам девушки.

[Heires$ >>>]

(Совместно с Хигфом)

Этот поцелуй был куда длинней и горячей предыдущего, Майа одной рукой обняла Алессио за шею, а пальцы другой запустила в его густые, ещё чуть влажные волосы. «О, Деус! Мы совсем сошли с ума… в двух шагах от отца и Ниры! Если бы он увидел – убил бы обоих!» - но все мысли улетучились из головы девушки также быстро, как и появились в ней.
Два дыхания смешались в одно, и всё вокруг потеряло всякое значение. Только тепло его тела и крепкие объятия…
Внезапный шорох заставил Майю резко отстраниться, наверное, Нира повернулась во сне, но окружающая действительность мгновенно вернулась на своё место, вырвав двоих из их маленького мирка.
Парень тоже услышал шорох и понял причину, по которой поцелуй прервался, но не мог удержать себя от тяжелого вздоха, будто он был первым человеком, изгоняемым Деусом из Эдема. Впрочем, грусть мелькнула и прошла - ведь та, что делала жизнь раем, остается с ним, и у них впереди еще так много всего...
Алессио верил в это так твердо, как ни в одно из своих предсказаний, будто бы ему открылось прозрение истинного пророчества. Сейчас он снова переживал миг, когда они слились в поцелуе, и рука мурийца, обнимавшая Майю в это время, осталась лежать на ее плечах. "Если что, руку убрать успею" - самоуверенно подумал юноша.
Впервые их поцелуй вышел столь страстным, до этого робкие нежности более походили на первое касание губ. Алессио казалось, что он делает шаги по новой для себя стране, прекрасной, волшебной и загадочной. Сейчас бурлящая в молодом, крепком теле кровь с трудом успокаивалась
- Спит, - тихо шепнул он, прислушиваясь.
- Ага… - так же тихо ответила Майа, пытаясь восстановить неровное дыхание. Она от части была рада тому, что их поцелуй был прерван… уж больно горячим он был, слишком новым и непонятным… Ощущения были чудесными: странная дрожь, томление, но так страшно было ступать в неизведанное!
Девушка прижалась к любимому и положила голову ему на плечо.
- Знаешь, - немного помолчав, шепнула Майа, - Я так рассердилась сегодня, когда ты понес эту аристократку в фургон… Не знаю, что на меня нашло, со мной такого никогда не было…
Алессио перебирал ее волосы правой рукой, левой время от времени осторожно поглаживая худенькое плечико. Эти слова прозвучали несколько неожиданно и слегка смутили его, на секунду сбив движение пальцев.
Ведь ему действительно было приятно нести на руках ту девушку, хотя совсем не так, как когда парень касался Майи. Риона тоже волновала кровь молодого человека, но там не хватало души. Муриец не понимал разницу, он был слишком молод, но чувствовал ее сердцем, и что-то в нем говорило, что сравнивать и тем более менять одно на другое тут никак нельзя.
Впрочем, даже если б Алессио и осознавал все это, для таких рассуждений было не то время, не место и не тот собеседник. Поэтому он сказал вслух то, что было действительно первопричиной его поступка:
- Ну не мог же я оставить женщину лежать без чувств на земле, милая… - и шутливо дунул на ее лицо. - Пусть ветер унесет такие мысли прочь!
Майе как-то сразу стало легче, и она с радостью приняла объяснение, которое прогнало все её тревоги.
- Просто она такая… Не как все мы. Красивая, в нарядном богатом платье… - циркачка прикрыла глаза, вспоминая Риону, которая показалась ей тогда похожей на спящую принцессу из сказки.
- Не такая, - подтвердил Алессио. - А вот помощи просит у нас, хотя раньше б, наверное, в лучшем случае кинула б монетку… Но ты все равно лучше, и тебе для этого не надо никаких нарядов, Майя…

[Альфа 900I >>>]

Клоун любил смотреть на дождь. Особенно из-под крыши. Вот и сейчас он сидел на своей постели, постукивал ложкой по днищу миски и любовался хлещущими с неба потоками воды.
- Ни одно доброе дело не останется безнаказанным, - произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь. - Но все же, может следовало бы напасть? Мы бы могли победить. Мы бы победили. Ладно, я как боец не гожесь ни на что. Но амбал ... и Кунаи ... и арбалет ... и старик Момус, только лишь выглядящий безвредным...

[Father Monk >>>]

Дождь хлестал за окном трактира, дергал пламя свечи порывами ветра, норовился попасть в комнату сквозь не самую надежную крышу в этом мире, но ему это не удавалось. Вильберт сидел спиной к двери, задумчиво подперев кулаком подбородок. Деннис, сидящий на кровати, буравил спину юношу своим хмурым взглядом. В комнате, освещаемой тремя свечами, у дверей стоял Алех, а между Деннисом и Крельтиа - Грегори. Агнец неуверенно переминался с ноги на ногу.
- Они врут, милорд, - наконец, проговорил Деннис.
- Это как? - с ленцой в голосе спросил Вильберт, не оборачиваясь. Он смотрел в окно, на струи ливня, которые смывали следы, смывали все надежды на то, что Риона отыщется...
- Они видели ее, - уверенно ответил Деннис. - Может быть, даже укрывали. Циркачи - народ слишком вольный. Давненько их никто не щипал в должной степени, вот они и зазна...
- Ты видел там девушку, хотя бы косвенно похожую на Риону, а? - всё с той же ленью сказал Крельтиа. - Может быть, они отрубили ей груди, мановением волшебной палочки стерли женские черты и нацепили мужской наряд на ее хрупкое тело? Ты так считаешь, Деннис?
- Господин, - подал голос Агнец, вновь переступив с ноги на ногу. - В том, что они что-то скрывают, есть доля истины. Мне тоже так показалось.
- Ах, тебе так показалось! - Вильберт выпрямился, обернулся, метнув на Торриля уничтожающий взгляд. - А мне показалось, что тебя в этой комнате уже и след простыл, недоумок! - рявкнул он, и Грегори, попятившись, уперся спиной в стену, а затем быстро выскочил за дверь.
Вильберт перевел дыхание, вновь отвернулся к окну.
- Что ты хочешь делать, Деннис? Перебить весь табор?
- Не думаю, что это будет так легко, милорд, - советник сложил руки на груди, откинулся на спинку кровати.
- Ты хочешь сказать, что какие-то фокусники способны дать отпор тренированным воинам? - с издевкой спросил Крельтиа, усмехаясь. - При помощи своего медведя?
- Хотя бы, - уклончиво ответил Деннис. - Победа останется за нами, но какой ценой?.. Нет, милорд, это не выход. До тех пор, пока мы не будем точно уверены, что она у них.
- Ха! - Крельтиа обернулся, смерил взглядом Денниса. - Не ты ли давеча убеждал меня, что они врут?
- Я сказал, что они врут, и что они ее явно видели. Надо убедиться в том, что они укрывали леди ар-Леду, и тогда мы сможем нанести удар. А класть головы, если ее у них нет, я не считал разумным ходом.
- Ее у них нет, - с прежней ленью отозвался Вильберт. - Надо было повесить толстяка и ограничиться этим.
- Они дают завтра представление, - будто бы не услышав своего господина, продолжил советник. - Я запомнил лица всех присутствующих и украдкой оглядел внутренности фургонов. Хенрик сделал то же самое, но издалека. В фургонах точно никого не было. Если леди ар-Леда у них, значит она сидела перед костром и глядела на нас.
- Да ну?!
- Завтра мы сходим на представление. Какими бы талантами не обладала леди ар-Леда - она не циркачка. И вряд ли выйдет на представление. В бродячих таборах не практикуется, чтобы кто-то отсиживался в стороне, являясь лишним ртом. Я увижу, кто не вышел, и мы будем иметь полное право потребовать этого человека на допрос. Скорее всего, уже сейчас они готовят ее побег, рассчитывая, что мы успокоились.
- Цирк... - фыркнул Вильберт. - Отец как-то рассказывал мне, что из всех артистов самые опасные - циркачи. Эти прохиндеи, Вражьи мастера на все руки, скрывают много талантов за своими личинами. Слава Создателю, что не умеют держать меч в руках.
Крельтиа махнул рукой в сторону двери:
- Хорошо, мы сходим на это дурацкое представление. И молись, Деннис, чтобы оказался прав. Я не хочу выглядеть дураком в погоне за фантомом.

[Hideki >>>]

Эрик посмотрел в пустую миску и тяжело вздохнул.
- Этим сыт не будешь, - поставил миску на пол и посмотрел на находившихся в фургоне циркачей. – Мяса больше надо было кинуть. Да, все эти вражьи собаки испортили. И за каким Врагом их понесло к нам? Нет, я понимаю, что они искали «Мбене», - акробат усмехнулся. Имечко, что надо, - но видать ищейки у них хорошие, раз смогли выйти на нас. Надо будет теперь повнимательней относится к выбору стоянки. А, что до того, что бы напасть на них… Да, мы могли бы, но неуверен в том, что после этого мы все сейчас здесь сидели.
Эрик отдернул полог фургона и посмотрел на улицу. Дождь еще шел.
- На улице ночь, а нам завтра еще выступать. Надо выспаться, как следует, - он весело улыбнулся и продолжил. – Так мальчики остаются здесь, а девочки по желанию…могут тоже остаться, дабы помочь нам скоротать эту длиииииную ночь.

***
- Поступил один срочный заказ. В течении семи дней нужно его выполнить.
- Оплата?
- Как обычно…золотом.
- Клаус сейчас ближе всех к объекту. Поручите это ему.
- Но он не по этой части.
- Это не наша забота. Выполняйте.
- Слушаюсь.

[Латигрэт >>>]

Спать – это особое дело, и уж кто, как не я, это знал. Знал, что не умеющие по-настоящему спать (а не умел почти никто из странных моих спутников) просыпаются от шума и любят потом ворчать, пытаясь уснуть вновь – зачем, интересно, если так не хотели, все таки проснулись? Знал, что Нира, вопреки всем обещаниями "ещехотьразбудитьэтуколодусветийскую", на следующий день, снова измаявшись и изрядно меня вымочив, называет мое умение спать бревенчатой бесчувственностью. И еще знал, что только при настоящем спанье можно видеть настоящие сны...
Которых меня сегодня с упорством, достойным Крапивы в отношении шума, постоянно лишали. Сначала Инесса, потом гроза. Ни на ту, ни на другую, ворчать или беспокоится не было никакого смысла.
Вторично сев, я потряс головой, прислушиваясь к звону в правом ухе и бульканью – левом. Вытряхнув воду из левого и убедившись, что вместо ожидаемого осушения булькает в обоих (зато звенеть перестало. Затопило наверное), встал, убедился что успел промокнуть насквозь и подобрал оставшиеся тут же лапти. Они, кстати, только забрызгались, но, помня что недавно я был у ручья, спасать сухость обувки было поздно. Так что торопиться под навес, или в фургон, было совершенно незачем. Оставив обувку под днищем фургона (земля при этом подозрительно качнулась, а утопленный было в правом ухе колокол снова тренькнул... кажется, сидящим в фургоне моя хватка не понравилась), я сходил к лошадками. Спутанные и взъерошенные, они дружно меня забрызгали, видимо из-за дождя забыв, что обливать меня, как и лягать – труд бесполезный. Но раз уж так хочется, на здоровье. Оставив теплую компанию под густыми ветками (я среди них был явно самым мокрым, о чем немного невежливо сообщила лопоушка, настойчиво выпихнув обратно под ливень) вернулся к фургонам и, не найдя больше дел под дождем, залез внутрь. Извинился перед медвежкой, выбрался, и со второй попытки нашел свой фургон. Где и занялся ужином, пропустив мимо ушей привычное бурчание окружающих о каких-то приличиях. Что мне до "потом" или одежды, которую надо выжимать?
Сама высохнет. А вот каша может остыть.

[Весёлый Роджер >>>]

Если бы была Алиска повыше ростом, она непременно стукнулась бы сейчас головой о крышу фургона, набила бы себе шишку и наверняка разревелась бы. Вот как хорошо быть маленького роста - можно совершенно безнаказанно вскакивать на ноги, когда в голову приходит неожиданная мысль:
- Ох, потерялся!
Что у неё потерялось Лиска объяснять не стала - выскочила из фургона и обежала вокруг него. Ничего. Пропажа обнаружилась чуть погодя - споткнувшись на склизкой траве Лиска не удержала равновесия и проехалась пузом по земле, а когда подняла голову - уткнулась взглядом в расположившегося под фургоном Кунаи.
- Ку-на-и! Я тебя нашла-нашла! Я так и знала, что ты опять где-то прячешься!
Девчушка заползла под фургон и уселась рядом с метателем ножей.
- Ты всегда прячешься, а я тебя всегда нахожу. Я думаю, что так и должно быть, чтобы всегда тех, кто прячется кто-нибудь находил. Только кто-нибудь хороший, а не кто-нибудь плохой... Эрик вот нашёл Риону, а тот злой - не нашёл. Эрик хороший, но и Риона хорошая... Кунаи, а я хорошая? Потому что если тебя нашёл кто-нибудь плохой - так лучше бы он тебя не находил! И вообще, если уж находить, так...
Лиска болтала без остановки, вытирая мокрое лицо ладошками и вынимая из волос травинки.
Затем голос её неуловимо изменился:
- Я вот думаю, что я хорошая. И Кунаи тоже хороший. И ещё Кунаи всё время грустный, но зато у него красивое имя и сам он красивый.
Алиска посмотрела на островитянина и скорчила ему рожицу:
- Только не задавайся!
Лиска потёрла нос.
- На самом деле ты хорошо спрятался, никто кроме меня тебя бы не нашёл. Ты хорошо прячешься... но... можно я всегда буду тебя находить? Это очень грустно, когда тебя некому найти, правда, Кунаи? Сегодня было очень страшно, да? Когда они пришли - я не боялась. Я думала, что каша стынет. А потом я поняла - они приезжали чтобы нас убить, да? И Риону и нас всех.
Лиска закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться и сжала кулачки:
- Я наверное совсем глупая, если бы они нас тогда убили - я бы так и не поняла, что нужно бояться. А сейчас страшно. Нет, - Лиска замотала головой, - я знаю, что они сейчас не придут. Но они потом придут, завтра. Я бы иногда хотела спрятаться очень хорошо, Кунаи. Что меня не нашли злые люди. Никогда-никогда.
Лиска чувствовала, как чувствуют животные, что Кунаи сторонится прямых контактов с другими циркачами. Он ни к кому не прикасался без причины, и она не хотела причинить ему неудобств. Но отчего-то сейчас всё стало неважно и Лиска-Алиска, уткнувшись в плечо Кунаи, тихо и горько заплакала, вздрагивая худыми плечиками и отчаянно жмуря глаза.

Сообщение отредактировал Весёлый Роджер - 19-07-2006, 19:11

[Bishop >>>]

Дождь зачастил так, что шиноби, не шиноби, а лучше бы спрятаться еще лучше, как хочет этого девочка. Кунаи не сразу разобрался, какого она пола, долгое время называл ее про себя “anou”. Только двигаться совершенно не хотелось, вылезать из укрытия. А девочка все тарахтела и тарахтела, трещала и трещала, как сорока, без остановок и пауз. Даже не делала перерывов, чтобы вдохнуть – хорошие легкие, видать.
Кунаи боялся шевельнуться, чтобы не потревожить ее. Еще никто не решился довериться ему вот так – безоглядно и безоговорочно. Островитянин осторожно прикоснулся к волосам девочки. Как будто боялся спугнуть птицу.
- Онага, - произнес он. – Если бы ты жила у нас, тебя звали бы Онага. Если хочешь, могу научить тебя хорошо прятаться. Так, чтобы плохие люди тебя не нашли.
Он не стал поправлять девочку, что нашел аристократку не Эрик, а он. Какая теперь разница? Нашли и нашли, и теперь у всех неприятности. Предлагал же – оставим там, не наше дело.
- Ну, так что?

---
Онага - сорока

[Мора >>>]

Джилл сидела в фургоне с остальными и невольно прокручивала в голове произошедшие события. Все время, пока незнакомцы находились в лагере, Змейка пролежала в зарослях густой травы. Скорее всего, ее не заметили. Танцовщица грустно вдохнула. Впереди ждала ночь, готовая принять любого в объятья сна. Но как раз спать Джилл не хотела. Ее терзали странные предчувствия.
- А что, если завтра они и вправду придут смотреть представление? – Тихо заговорила Змейка, - что же им покажет Мбене?
Джилл быстро покончила с остатками похлебки и невидящим взором уткнулась в стенку фургона.

[Весёлый Роджер >>>]

Лиска глубого вдохнула и переспросила почти не дрожащим голсом:
- Онага? О-на-га... У вас на острове красивые имена. А ты правда-правда сможешь меня научить? И никто не найдёт?
Девчушка потёрла глаза кулачками:
- Ой, Кунаи, я так и знала, что ты хороший. А я скоро научусь? А что для этого нужно? Постой, постой... я даже знаю. Во всём слушаться и вести себя хорошо, - мрачно закончила Лиска.
- Слушаться я умею, честно-честно, хоть у Ниры спроси... А вот вести себя хорошо... Я могу вести себя так, чтобы на меня не очень сильно ругались - идёт?
Лиска светло улыбнулась Кунаи:
- Я знаю, ты не будешь на меня ругаться! Я буду очень стараться и научусь очень скоро. Правда?
Лиска хотела было улечься под бок к Кунаи - благо так теплее, но опять подскочила на месте и на этот раз маленький рост на спас её от шишки.
- Ой... Пойдём есть, в общем.. Я совсем забыла и ты забыл, а там каша совсем остыла...
И Лиска потирая шишку и морщась поползла из-под фургона.

[Bishop >>>]

Так на четвереньках они и появились на свет - сначала девчонка с непроизносимым здешним именем и с подходящим ей именем с островов, следом Кунаи.
- Дай посмотрю.
Она была такая маленькая, что ему без труда удалось раздвинуть ей волосы на макушке, там, где начинала натекать шишка.
- Подожди... - Кунаи приложил к больному месту лезвие ножа, подержал так, убрал оружие обратно. - Но лучше попроси какое-нибудь лекарство.
Отвечать на ее вопросы было невозможно, она сыпала ими, как бобами из мешочка с дыркой. Еще не придумал ответ на первый - уже горку насыпала.
- И успокойся, не потребуется вести себя хорошо, - от воспоминания о собственных тренировках Кунаи чуть не расхохотался, несмотря на привычную угрюмость. - А не будешь слушаться - получишь по шее.
Из фургона, из-за распахнутого полога пахнуло теплом и едой.
- Пойдем.

[higf >>>]

С Heires$

Девушка тесней прижалась к плечу Алессио и прикрыла глаза. Почему нельзя было сохранить этот миг и остаться в нем навсегда?
- Как ты думаешь, наступит такое время, когда мы сможем вот так открыто сесть у общего костра, обнявшись? Мне кажется, отец никогда не перестанет считать меня маленькой…
Парень задумался, прижимая Майю к себе.
- Мне трудно сказать, потому что не помню своих родителей. Но, судя по тому, что видел и слышал – он будет считать тебя малышкой, сколько бы лет тебе ни было, даже когда у тебя появятся свои дети.
Алессио спохватился, не заденет ли Майю последнее замечание, но он часто говорил быстрее, чем думал.
Щёки девушки покрылись лёгким румянцем, который, впрочем, вряд ли был заметен в темноте.
- Если мой папа будет вести себя так же, как сейчас, то детей я смогу завести только в старости, или когда он будет уже настолько немощен, что не сможет оторвать уши тому, кто на меня "не так" посмотрит. - Майа тепло улыбнулась, подумав об отце, несмотря на свои годы, она понимала, что все его поступки лишь следствие безграничной любви к своей дочери.
- Твой отец, наверное, хочет для тебя жениха побогаче и посолиднее, - с горечью высказал догадку муриец. – Чтоб ты не скиталась по свету в фургоне. Ведь не одинокой же он, наверное, надеется тебя видеть.
- Глупости! Отец же сам провел жизнь в дороге, в этом цирке весь он! - горячо зашептала Майа, - И для меня нет иного дома, кроме этих фургонов, да и не нужно мне ничего другого. Не хочу я быть птицей в золотой клетке… да и не по мне она… не соловей я, а Ласточка.
- Знаю, любимая, а еще ты птица моей мечты, прекраснее самых диковинных и пестрых, что я видел - Алессио потерся подбородком о волосы девушки. – Но почему он тогда так относится к моей любви?
- Может быть, не верит? Он боится за меня и не знает, что у тебя на уме, точней, как раз думает, что знает… И эти мысли ему совсем не нравятся. - Девушка невесело усмехнулась.
- Боюсь, что убедить его будет трудно, - задумчиво сказал предсказатель.
- Если не сказать больше… Всему нужно время, когда-нибудь он смирится. - Тихо прошептала Майа.
- А мы будем годами выжидать подходящей минутки для разговора, - вздохнул Алессио. – Ладно, пока ничего не поделаешь, что о том говорить… Как ты думаешь, чем кончится все это дело с графской наследницей?

[Heires$ >>>]

(совместно с Хигфом)

- Для нас только одна развязка годится, чтобы на представлении эти головорезы ничего не заподозрили, при всех других не сносить нам головы. Видел, как один из них Ниру ударил? А уж если не погнушался женщине боль причинить, то что уж говорить об остальных? – девушка тяжело вздохнула, - Боюсь, беду мы накликали на себя тем, что в это дело впутались, но теперь уже отступать поздно. Прогоним «Мбене», значит, завтра на представлении заметят пропажу и уж тогда нам точно не избежать внимания «жениха».
- Будем надеяться… Видела, как этот голубоглазый мерзавец на тебя смотрел? Если он завтра будет на представлении и поведет себя не как положено, я ему шею сверну, - воспоминание заставило мурийца разгорячиться и он даже чуть повысил голос, так что пришлось оборвать себя и оглянуться на спящих.
Несмотря на явную злость, бушевавшую в Алессио, Майе почему-то стало очень приятно, что его так взбесил этот взгляд голубоглазого.
- Я знаю, что ты можешь, но лучше держи себя в руках, в любом случае… - девушка подняла голову с плеча юноши и посмотрела в его глаза, которые едва различала в царящей темноте. - Мне они ничего не сделают, а если ты начнешь драку, то это может плохо закончиться. Их много, и они все опытные воины, а я с ума сойду, если с тобой что-нибудь случится!
Глаза в глаза, почти в полной темноте… на эти слова можно было ответить только одним образом - еще раз поцеловать девушку, ибо иногда слова бессильны.
- Я давно сошел с ума, когда впервые увидел тебя и предложил погадать. Помнишь?, - шепнул Алессио после поцелуя.
- Ещё бы… - мечтательно прошептала она в ответ, - Разве это можно забыть?
Последние слова девушки потерялись в очередном слиянии губ.
Тогда, предложив девушке рассказать о будущем после выступления, он вдохновенно вещал о долгой жизни, дальних дорогах, множестве поклонников и зеленых глазах большой любви, и все это время смотрел девушке то в лицо, то на руку, за которую и держал ее, читая узор линий…
И снова пришлось нехотя прерывать поцелуй.
- Я сейчас потеряю и остатки разума около тебя, Майя…

[higf >>>]

(С Heires$)

Несмотря на пережитый за вечер страх из-за вооруженных незнакомцев, жгучую ревность, тревогу за отца, Майа чувствовала себе самой счастливой на свете. Все волнения были уже позади, а сейчас ей было так хорошо в объятиях любимого... и он говорил такие слова, что хотелось просто разлететься на тысячу маленьких осколков от переполнявшей её радости.
- Я не хочу, чтобы наступало завтра... - едва слышно прошептала девушка, - Не хочу, чтобы этот вечер заканчивался.
- Я тоже… - ответил Алессио. Шум дождя создавал какую-то особую атмосферу, в которой казалось, что они вдвоем в целом мире, а сейчас был именно тот момент, когда этот мир хочется, хотя бы на время, сузить до себя самого и еще одного человека. Когда они еще побудут так спокойно почти наедине? – Но впереди у нас еще целая жизнь. Мы ведь никогда не расстанемся, любимая?
- Никогда! - Майа обвила руками шею юноши, не отрываясь глядя в его глаза, - Я очень хочу, чтоб так и было… всегда!
Ощущение, когда тебя обнимает любимая – непередаваемо. В этом состоянии человек готов свернуть горы… Только, как правило, испытывает совсем не это желание.
- Будет! – сам Алессио не испытывал в этом полной уверенности, но мужчина должен служить опорой… – Ты мой ангел, иногда мне кажется, что у тебя в самом деле есть крылья, как у посланника небес или птицы… – Муриец провел-погладил ладонью от худенького плеча по спине и лопаткам девушки. – Но пока не выросли, как ни странно, или ты их прячешь!
Он тихо засмеялся.
Колокольчик её смеха мягко вплелся его голос и, затихая, потерялся в шорохе дождя.
- Прячу, и тебе не покажу… пока! - хихикнула Майа, - Когда-нибудь, танцуя на канате, я их расправлю и улечу высоко-высоко под ахи и вздохи толпы!
- А потом? – заинтересовался парень.

[Heires$ >>>]

(Совместно с Хигфом)

- А потом… потом сложу их и буду падать вниз быстро-быстро, и все будут думать, что я сейчас разобьюсь, снова их голоса застынут, а я раскрою крылья у самой земли и снова окажусь в небе!
Юноша представил себе эту картину и засмеялся.
- Тогда мы все можем перестать работать, сборов хватит на всю труппу!
- А вдруг меня кто-нибудь выкрадет, как диковинку? – Майа склонила голову набок, изучая очертания лица Алессио.
- А ты в конце каждого представления будешь опускаться мне на руки, и я буду тебя охранять, - не задумываясь, ответил парень, с улыбкой смотря на лукавое лицо собеседницы.
- Договорились! – заключила девушка, закрепив уговор поцелуем.
Увы… или не увы? Как бы то ни было, время невозможно остановить, и за ночью должен был последовать новый нелегкий день.
- Давай спать, - разомкнув в очередной раз объятия, предложил неохотно Алессио, кинув еще один взгляд на Момуса, затем на Ниру, спавших буквально в двух шагах. - А то не проснемся…
- Да, ты прав, - ещё с меньшей охотой ответила Майа, по-прежнему не размыкая руки. – Почему нельзя остановить время? – шептала она, расплетая, сцепленные за шеей Алессио, пальцы.
- Потому что мы потеряли бы то, что ждет нас впереди, - ответил он, целуя ускользающие руки девушки.
Майа не удержалась и, порывисто обняв возлюбленного, прижалась губами к его губам. Одно короткое, но безумно сладкое мгновение, и девушка уже исчезла в темноте фургона.
- Спокойной ночи, милый мой Алессио. – долетел до юноши тихий шепот.
- Спокойной ночи, любимая, - так же тихо ответил он и, вытянувшись в фургоне у самого входа, погрузился в сны, в которых было очень много Майи…

[Bishop >>>]

Он уже задремал, но не тут-то было. Живо растормошили:
- Кунаи-Кунаи, давай играть в прятки? Или в догонялки?
- Догонялки? - островитянин протер кулаком сонные глаза; и, не открывая их, понял, кто это бродит среди ночи. - Ну уж нет, нас потом все ругать будут. Уж лучше в прятки.
Лиска хмыкнула:
- Ну да, конечно. В прятки. Ты сейчас так спрячешься, что тебя вся труппа будет неделю искать. И заметь - нет никаких гарантий, что найдут.
- Не будут, - рассмеялся Кунаи, спохватился, зажал рот ладонью. - Разве что перед выступлением...
Он потянулся. Сон, и, правда, как сдуло, как будто не было суматошного дня и такой же ночи.
- Хорошо, тогда ты прячься, а на этот раз я тебя буду искать.
- Договорились! Только ты глаза закрой и не подглядывай, а то так не честно... Да не усни опять! А то я в тебя шишкой кинусь!
Кунаи послушно закрыл глаза рукой, отсчитал до пяти, вылез из фургона. На поляне, где стоял лагерем их цирк, было тихо; только в ручье квакали лягушки. Для вида заглянул под фургон, поозирался.
- Так... здесь нет... на крыше нет...
"Шишкой, значит, кину? Ну-ну..." Он запрокинул голову.
- А кто сидит на сосне на ветке?
- Может, белка? – донеслось сверху.
- Какие крупные белки в этом году уродились, - притворно удивился Кунаи, разглядывая девчонку, что покрепче вцепилась в ветку. - На каких кормах только?
- Вот только не надо кидать в белок ножами, это всё-таки графские угодья, мы ещё за оленя огребём пятнадцать раз...
Островитянин скинул обувь – мокрая от дождя трава защекотала босые ступни, - затем, цепляясь пальцами за выступы на коре и сучки, проворно вскарабкался на дерево, расположился на соседней ветке.
- Может, перепрячем мясо? – предложил он. - Придут с собаками - все равно найдут. Если не закинуть на дерево, конечно. А ты здорово лазаешь.
- Да нет, - проворчала маленькая акробатка Инессина травка кому угодно нюх отобьёт, собаки забудут как их звали... а лазаю я хорошо, ага! потому что это моя работа, в конце концов... если акробат будет плохо лазать и прыгать - он будет голодать, а если я буду голодать - я никогда не вырасту!... правда, грустная история?...
Взгляд ее был печален.
- Но если ты вырастешь, - философски заметил Кунаи, - тебе будет труднее быть акробатом.
Он ухватился за ветку над своей головой, повис на руках. Сосны здесь высокие, выше, чем дома, и почти прямые, не залезешь. Дома их сгибает ветер, не найдешь ни двух одинаковых.
- А почему ты так хочешь стать большой?
- Ну и вопрос! – фыркнула девчонка, встала на ветку ногами и, расставив руки в сторону, легко прошлась туда-сюда. - Потому что когда ты маленький - тебя никто не замечает. это хорошо, когда нужно спрятаться, но мне же нужно будет выходить замуж когда-нибудь, вон, слышал, как Ласточка с Алессио шептались? ну вот... представляешь, если мой будущий муж меня возьмёт и не заметит - это же будет очень-очень грустно, и как же мне тогда жить?
- Тогда это действительно грустная история...
Кунаи принялся раскачиваться на ветке, как на перекладине.
- В моей стране ты скорее бы вышла замуж, чем Цубамэ-кими... а вообще - зачем думать об этом сейчас? Сколько тебе лет?
Лиска села, спустив ноги вниз.
- Нира насчитала целых двенадцать, это не очень мало, правда? нет, я не то, что бы хочу немедленно замуж, но если я не буду хорошо есть сейчас - то тогда я не вырасту и потом... если я буду такого роста - я всегда буду акробаткой, это тоже здорово, наверное, лучше, чем замуж... но мне интересно попробовать!
- Двенадцать? - все еще раскачиваясь и примериваясь, сумеет ли допрыгнуть до следующей ветки или сверзится наземь, переспросил эниец. - Да тебе пора проводить ритуал "обращения в женщину"... Когда захочется есть, скажи мне, поймаю тебе какого-нибудь кролика. Они... – он кивнул на фургоны внизу, - и не узнают ничего. Они никогда ничего не замечают, потому что не приглядываются.
Он все-таки решил, что расстояние между ветками великовато для прыжка.
- Знаешь, чего мне хочется?
- Да, я тоже думаю, что я большая... – Лиска взялась болтать ногами в пустоте. - А чего тебе хочется?
Кунаи подтянулся, оседлал ветку.
- Найти самое высокое дерево, забраться на самую вершину и посмотреть... может быть, оттуда видно наш остров?
- Он так далеко? Хм... а в какую сторону надо смотреть? давай ты заберёшься на самую вершину и поднимешь меня повыше, и тогда я увижу и скажу: «Видно, Кунаи! Видно остров!» Правда, я не знаю, что нужно смотреть... расскажи мне?
Эниец повернулся лицом в сторону востока, привалился спиной к шершавому стволу.
- Смотреть нужно туда, где встает солнце. На рассвете вершины гор становятся золотыми, а ниже горы темно-зеленые от сосен. У нас там только и есть, что горы, лес и речки, и почти не ровной земли, как здесь. Тут все плоское. А еще у нас много святилищ, некоторые храмы очень большие, почти деревня, но почти все - маленькие. Зато много... А еще - кругом море.
- Наверное, там все ловят рыбу?... я бы хотела посмотреть... наверное, цирк не поедет так далеко... жалко... – Лиска вздохнула.
- Рыбу? Да, все равно там ловить больше нечего. Смотри, отсюда какой-то замок видно.
А еще оттуда был виден рассвет. Ночную грозу унесло прочь, небо было предутреннего серого цвета.

(+Веселый Роджер)