Дорогами бродячего цирка, или История за историей

[бабка Гульда >>>]

Нира Крапива глянула на спящего Момуса со смесью презрения и жалости. Затем подозвала трактирщика.
— Позови-ка ты, добрый человек, свою прислугу, пусть поаккуратнее перенесут моего хозяина куда-нибудь в тихое местечко - на сеновал или в сарай... а может, и комнатку какую для него найдешь?
Трактирщик глянул на руки женщины, не увидел в пальцах ничего похожего на монетку и осерчал:
— Ну, циркачи, вы и наглецы! Я вам еще и бесплатно прислуживать должен?
— Почему — бесплатно? — негромко и учтиво переспросила Нира. — Ты же с моего хозяина деньги вперед взять не постеснялся...
— "Не постеснялся"?! Во обнаглели, рвань цирковая!..
— Да, — еще мягче сказала Нира, — мы — рвань цирковая. И был с нами, рванью цирковой, забавный случай. В одном андалиийском городке. Напился там один наш клоун в одном кабачке. Крепко напился. И хозяин его не уважил, вышвырнул пьяного на улицу. А по улице кавалькада верховых скакала, не заметили пьяного, угодил он под копыта, лечился потом... Но уже на следующем представлении вся труппа распевала песенки про этот кабачок - как там крысы в бочку с вином падают. А фокусник изображал в лицах, как хозяин гостей обворовывает. А дрессированные собаки показывали, как их тошнит от миски с едой, из того кабачка принесенной... Назывался кабачок "Бык и роза". Почитай, одна я это название и помню - разорился кабатчик-то, худая слава прилипчива...
Трактирщик немного подумал, потом кивнул двоим мордоворотам-вышибалам:
— Возьмите вот этого, отволоките на конюшню, пусть на сене отоспится... только поаккуратнее...
— Спасибо тебе, добрый человек! — учтиво поклонилась Нира Крапива.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 26-09-2006, 16:03

[Мелетун >>>]

Катрина вернулась в лагерь, усталая, но довольная, так как нашла все, что ей надо было, несмотяр на поздний час и недовольство продавца, да еще и сторговалась удачно.
Добравшись до фургона, Катрина нырнула внутрь и достала ножницы и иголку с ниткой. Надо было превращать бумагу и ленточки в украшения, а еще надо было починить юбку, в которой она выступала. недавно там образовалась новая дырка. Миаханка надеялась, что здесь они смогут хорошо подзаработать, так как требовались деньги для покупки одежды и обуви, что уже довольно износилась, а для женщины это было очень важно, ведь красивой хотелось выглядеть всегда.
А потом глаза наткнулись на валявшиеся неподалеку стекляшки, и родилась идея насчет бус. Так что добрую половину ночи Катрина провела за рукоделием, чтобы к утру все было готово.

Сообщение отредактировал Мелетун - 26-09-2006, 16:39

[Torvik >>>]

А Илок сидел и глядел на пламя. Момус уушёл в город без него. Час проходил за часом. Миновала полночь. А он всё не возвращался. Где он? Что с ним? На то, что он заночует не в лагере, речи не было. Да и Крапива была с ним. Эта не позволит ему напиться где-нибудь в кабаке, промотав цирковые деньги, отпущенные на реквизит. Ведь, если не прикупить всё теперь, потом неизвестно когда может встретиться подходящая торговая точка. Илок думал об этом и не об этом. В трепыхании пламени, которое онподдерживал, славиец видел волосы Виры, своей первой и, наверное, уже единственной любви. "Будут сыновья наши - солнышки, все, как ты, такие же рыжие", - тихо говорил он ей, когда расставался, обещая вернуться, вот как только минует срок. Ещё три года осталось. Это не много. Он выдержит. Он сильный. Теперь его дом - кибитка. А Вира? Её волосы он видит в трепете пламени, её веснушки - в россыпи ззвёзд на небосводе, её улыбку - в блеске водной глади. Везде она.
Илок смотрел на пламя и не мог оторваться.

Сообщение отредактировал Torvik - 27-09-2006, 10:49

[Момус >>>]

(Совместно с неподражаемой Гульдой!)

Ночь ещё висела над городом, но темнота уже была не убедительна. Словно в чёрную краску плеснули белил, и они расплывались, разгоняя мрак, так и первые, лучи ещё не взошедшего солнца, превращали ночную мглу в утренний сумрак.
Момус, храпящий на сеновале, блаженно жмурился во сне и тогда становился похож на огромного толстого кота. Иногда, по его губам бродила улыбка.
Нира Крапива, продремавшая всю ночь прислонившись к стене, проснулась. Поднялась, аккуратно обобрала сено с юбки, нагнулась над Момусом. Прикинула: отоспался или еще нет? И решив, что вставать так или иначе пора, аккуратно поддала хозяину в бок носком туфельки.
Что-то пробурчав, хозяин цирка во сне отмахнулся и перевернувшись на бок, захрапел в голос.
- Что, красавица, не хочет тебя, старик - голос от двери раздался внезапно застав Крапиву врасплох.
Нира обернулась, окинула неприязненным взглядом мордоворотов-вышибал, которые вчера приволокли Момуса сюда, в сарай.
— Идите-идите, детишки, — хмыкнула она. — На площади для вас сегодня карусель поставили...
И еще раз двинула Момусу в толстый бок. Покрепче.
- Карусель, - тот, что покрупнее и видимо был за главного, осклабился, показав жёлтые щербатые зубы и прищурив глаза - Карусель, - второй облизнул толстые губы - Карусель - это хорошо. Да ты не бойся, красавица, мы тебя не обидим. Верно, Жбан. И деда не пинай. И то сказать, к чему, раз не ценит, что рядом такая красотка замерзает. А то ночи нынче зябкие. Ну да ничё, мы тя согреем.
Парни шагнули ближе.
Нира перестала тормошить Момуса. Посерьезнев, обернулась к вышибалам.
— Парни, — предупредила она негромко, — вы и так не красавчики, а с выдранными глазами еще хуже будете. А потом наши цирковые вам все кости пере...
Она не договорила: тот, что до сих пор стоял молча,протянул руку и с силой рванул женщину к себе, второй рукой пытаясь зажать ей рот. Второй, хрипло захохотав, ухватил Ниру за талию, помогая приятелю повалить добычу на сено.
Укусив руку, зажимающую рот, Нира на миг высвободила лицо и заорала своим знаменитым голосом... наверное, на улице было слышно.
- Тварь - укушеный, которого главный назвал Жбаном, хлестнул тыльной стороной здоровой ладони Крапиву наотмаш, так что голова девушки дёрнулась.
Главный, ощерясь вытащил из-за голенища нож
- Заткнись - посоветовал он приставляя нож к горлу жертвы - Заткнись, а то я тебе язык вырежу. Неча орать, ты поди нормального мужика и не знала. Так это мы тебе устроим.
И мерзко захихикал, неожиданно высоким голосом.
Ножа Крапива не очень испугалась. Не убьют — днем-то, во дворе кабака, да еще она и заорать успела. Но расслабилась в руках насильников, притворяясь напуганной и готовясь врезать им, как только представится случай.
А пока — не глядя, наугад — пнула каблуком лежащего позади Момуса: "Да проснись же наконец, пьяная зараза!"
- Так-то лучше - главный усмехнулся - Давай, Жбан. А то девушка уже истомилась поди.
Жбан, зализывающий укушенную кисть хмыкнул. Медленно приблизился к девушке и снова облизнулся. Руки с почерневшими от грязи ногтями, взялись за юбку, рванув ткань в разные стороны.
- Сейчас - прохрипел он - сейчас я тебя...
- Давай, Жбан - подзуживал главный.
И вдруг замер.
Горло его словно перетянули удавкой и кто-то за спиной хриплым со вчерашнего перепоя голосом, выдыхнул ему в ухо
- А ну отпусти девушку!
Воспользовавшись замешательством мордоворотов, Нира, резко подалась к держащему ее насильнику. Тот потерял равновесие — а женщина ударила его лбом по носу, как учили ее когда-то в разбойничьей шайке. Кровь хлынула у Жбана из носа, он вскинул руки к разбитому носу, выпустив Ниру. Та сразу же отпрыгнула прочь.

"Деус, как голова болит!
Но у вас, она заболит сильнее. Ты уже не боишься меня, Жбан? Ты думаешь что перед тобой пьяный старикан, которого сейчас вырубит твой соподельник.
Да, я всего лишь старый, толстый и глупый Момус. Но ты этого уже никогда не узнаешь.
Как и я не узнаю имени твоего товарища.
Большегрудая Анна, как-то сказала, что в мире много мрази. Но страшнее всего, это те, кто насилует. Потому что убийца - отбирает жизнь, а насильник, калечит души. "Пообещай мне мой мальчик, что ты никогда не станешь таким. И остановишь, если сможешь! Пообещай мне, мой мальчик!"
Да, Анна. Я сдержу слово.
Прости меня, моя Крапива. Это я старый дурак, виноват в происходящем. Прости.
А ты сволочь, я даже не знаю как тебя зовут, иди сюда. Тебя и похоронят безымянным. Я не могу себе позволить убивать со спины. Потому сначала, я разверну тебя к себе лицом. Я хочу увидеть твои глаза. Такие же крысиные, как твоя душонка. Знаешь, что я читаю в них? Страх. Страшно, когда тот, кого ты не способен бояться, может тебя убить. Правда страшно!"

Со стороны, это казалось медленным жутковатым танцем. Одной рукой хозяин цирка, зажав как тисками запястье главного, отводил руку с ножом. Другая, змеёй метнулась к горлу насильника.
Лицо Момуса было ужасно. Бледное от ярости и гнева, оно не выражало абсолютно ничего. Такое лицо может быть у Смерти, огда она приходит за своим урожаем на поле брани.
Но в глазах плескалось нечто такое, что напомнило Крапиве об Обители Врага, из рассказов деумольцев.
Правую руку главного, хозяин цирка просто сломал, так что она теперь висела плетью. И нож, выпавший из разжатых пальцев затерялся в соломе.
Вторая была цела. Ей насильник мучительно пытался разжать хватку Момуса на своём горле. И не мог. Лицо его побагровело, движения становились всё слабей.
И Нира, со всей очевидностью поняла, что Момус, сейчас просто задушит парня. Как ядовитую змею. Спокойно и без сожалений. А потом и Жбана. На миг девушке стало страшно.
— Момус, не дури! — истошно крикнула женщина. — Цирк пожалей! На кого ты нас бросишь, если тебя загребут?!
Она уже поняла, что бояться сейчас надо не за Момуса и не за этих обреченных придурков. За цирк...

"Цирк?! Цирк! Майя!!!"

Полуживой насильник отлетел, словно не весил как бык, а был сродни пушинке
- Живи, падаль! Нира, ты в порядке?
Не отвечая, женщина дикой кошкой зашипела на незадачливых насильников:
— Ходу отсюда, дурни, он же вам кишки на шею намотает!
И такая убежденность была в ее голосе — не пугает, а предупреждает! — что окровавленный Жбан подхватил своего полубесчувственного дружка, и оба вывалились из сарая.
Нира обернулась к хозяину.
— Вот всегда ты мне личную жизнь... — начала она обычным своим вздорным тоном. Но не выдержала. Оборвав фразу, она упала Момусу на грудь и горько разревелась.

"Нира! Деус, Нира, какой же я дурак! Ну прости меня, если сможешь! Ну не плачь. Вся моя жизнь не стоит и одной твоей слезинки. Ну не плачь, моя Крапива.
А знаешь, ты ведь могла бы быть королевой любого трона. Но короли слепцы и к тому же связанны этикетом. Они не могут жениться на тебе и потому плачут ночами в подушку, если видят тебя на площади. Они уже никогда не смогут забыть тебя, моя Крапива.
Не плачь. Когда-нибудь, когда старый и глупый, дважды глупый, Момус, возьмёт тебя на руки и наплевав на ломающийся позвоночник, отнесёт тебя на бембосский причал.
Там красиво. Там так красиво. И я знаю, что ты поймёшь эту красоту.
А я куплю для тебя диадему из кораллов и коралловые бусы, что продаёт в своей лавочке Яни.
Не плачь, моя Нира. Потому что я никому и никогда не позволю тебя обижать.
А сам... Я старый, глупый и толстый пьяница, который не ведает, что творит. Не плачь!"

Нира успокоилась быстро. Отлепившись от груди Момуса, она выдернул из-за корсажа иглу с намотанной ниткой, она нагнулась, осмотрела подол, который успел надорвать один из мерзавцев, и начала его быстро зашивать прямо на себе.
— Сволочь... лучшая юбка... — глухо сказала она, не поднимая лица от работы. — Момус, кошелек не ищи. Он у меня. Я его вчера у тебя вытащила, чтоб ты все наши капиталы не просадил...
Женищина не вытирала текущие еще из глаз слезы -- пусть высохнут сами, не то глаза покраснеют..
Хозяин цирка смотрел на девушку, смотрел на её руки, дорожки слёз на щеках и вдруг опустился на колени.
- Нира - голос Момуса стал ломким, а в глазах плескался странный испуг - Крапива, выходи за меня?
Нира на миг замерла. Потом закрепила нитку, поднялась, оправила юбку. И спросила почти враждебно:
— А не пропьешь жену-то?
- А ты как думаешь - не вставая с колен, отозвался тот.
— Я так думаю, хозяин, что бери-ка ты кошелек, и пойдем домой... к фургонам, — быстро поправилась Нира. А про себя уже в который раз подумала: "Домой..."

[Hideki >>>]

(немногим ранее)

На улице стемнело, а значит, пора браться за дело. Он выждал момент, когда в фургоне никого не окажется и, вытащив свой «рабочий» костюм, начал переодеваться. Ничего, сегодняшняя ночь последняя, когда он его одел. Завтра утром он сгорит в костре. Он выглянул на улицу. Начинало смеркаться. Он накинул на себя черный плащ с капюшоном, что бы скрыть свою «рабочую» одежду и вышел из фургона.
Стараясь не привлекать внимания ни циркачей, ни бродивших возле цирка зрителей он пошел в город. Он бывал здесь не раз и знал, куда ему надо было идти. В городе, из-за высоких домов, темнело быстрее, чем в поле.
Пунс сказал, что после выполнения работы будет ждать его в трактире. Неужели такой профессионал как этот лже-торговец и сам не мог выполнить поручение «Алой Розы»? Возможно, он теряет свою квалификацию, в его-то годы. А сколько Пунсу лет? Ладно, ему сейчас нельзя забивать голову всякой ерундой. Тем более, он остановился и поднял голову вверх, он уже пришел к тому дому, что указал ему Пунс.
Каменный забор, высотой в два человеческих роста, был не преградой для ловкого Эрика. Он огляделся по сторонам, но на улице было тихо. Видать и впрямь весь город на представление ушел. Он снял плащ и, оставшись в черном облегающем трико, еще раз осмотрелся.
Тихо. Эрик сложил аккуратно плащ и положил его в небольшую торбу, которая болталась за его спиной. Теперь кроме инструментов, там лежал и плащ. Потуже завязав торбу, он надел ее.
Тихо как могиле, отметил про себя Эрик. Раз! И он уже на стене. Снова огляделся. Тихо. Змеей он скользнул вниз по стене и оказался в саду.
Дом принадлежал одному политику, который хоть и ушел в отставку, но пользовался еще влиянием при дворе. Видать, влияние его было не только на поддерживающих его соратников, но и на некоторых противников, раз поручили выкрасть компрометирующие документы.
Эрик подошел к стене дома. Интересно, где хозяин и слуги? В доме не горел ни одно окно. Скорее всего, хозяин, на радостях распустил слуг, а сам пошел гулять или по своим делам. Нет, ему так не могло повезти. Он усмехнулся про себя. Видать, документы хорошо спрятаны, раз этот политик не боится воров, отметил про себя Эрик и полез по стене вверх.
Встав на широкий парапет второго этажа, он тронул окно. Как он и ожидал окно закрыто. А как рама? Он простучал деревянную раму, и та издала глухой звук. Замечательно. Присев на парапет, он снял торбу и вытащил оттуда не хитрый инструмент, стеклорез. Вырезав в окне отверстие, подходящее для того, что бы туда просунуть руку и открыть оконный засов, он надавил на стекло и то, с тихим хрустом, поддалось.
Войдя во внутрь дома, он прислушался, мало ли какие причуды у хозяина. Один такой держал черную пантеру в доме, которую выпускали на ночь, когда в доме никого не было. Но вроде бы все тихо. Огляделся, он попал в какую-то спальню для гостей. Вся мебель было накрыта белыми чехлами.
Быстрее все сделать и назад. В животе заворчало, а это был плохой призрак. Пробежав по комнатам, он нашел кабинет, который оказался закрытым, что и не удивительно. Набор отмычек, который ему достался по наследству от одного вора, кстати, покойника, был универсален. Минута и дверь бесшумно отварилась. В комнате было темно, тяжелые бархатные шторы закрывали вид из окна. Эрика это не расстроило, в темноте тоже приходилось работать.
Несколько портретов, книжные шкафы, письменный стол сделанный из дорогих пород дерева.
- И где же вы, господин Селен, храните свои сокровища? – спросил сам себя Эрик, продвигаясь от одного портрета к другому, попутно проверяя книжные полки. Ловкие руки акробата обшаривали каждый уголок, словно девушку. Вроде бы все чисто. Значит, в столе.
- Или на столе, - Эрик уселся в мягкое кожаное кресло. – Момус, подай мне кофе со сливками…Нира, ты, почему не зашиты мои носки?...Риона, иди к своему господину. Я тебя поцелую… Передайте Кунаи, что кусты в саду пострижены не ровно…
Что-то он размечтался, надо было искать документы. Так, что тут у нас на столе. Эрик взял в руки ножик для резки бумаги.
- Черт! В чем он его измазал? – Эрик вытер нож об чистую бумагу, которая лежала на столе. Пунс говорил что-то о красной папке с золотым орлом. На столе такой папки не было. Открыв несколько ящиков стола, он простучал дно каждого из них.
- Ага! – обрадовался Эрик. Вытащив из ящика бумаги на стол, он ножом подцепил дно, и оно нехотя поддалось. Так и есть. – Вот и папка, и орел на ней. Можно уходить.
Он вышел из-за стола и направился к выходу, но сделал всего пару шагов, как спотыкнулся обо что-то мягкое и упал. И тут события стали происходить с такой скоростью, что от всего этого у него все волоски на теле встали дыбом.
В комнату ввалились стражники с факелами и стали что-то кричать об убийстве. Каком таком убийстве? О, Деус! То, обо что он спотыкнулся, было мертвым телом. Холодный пот прошиб Эрика. Его руки были в крови…Он сам весь был в крови…
Боль…Темнота…

[Латигрэт >>>]

Не люблю город, потому что он слишком, даже по сравнению с девушками, странный.
Не люблю город, потому что в нем такие неопрятные улицы. Люди удивительны в своем желании мусорить и потом старательно падать в этот мусор, хотя я знаю, как они этого не любят. Падать. Этого даже я не люблю...
И не люблю город, за то что в нем Мирабель перестает жонглировать по вечерам и убегает бродить по этим неопрятно-странным улицам, где даже...
...даже...
Шавка пушистая, ну неужели мои ноги действительно такие вкусные? И лапти, видимо, тоже?
...Где даже звери странные. Не говорю уж о человеках, которые и вроде бы умные, и колодами их никто не называет, а вот простых истин не понимают. Я сам много чего не понимаю (в первую очередь этих же не раз сказанных людей), но что костер горит из дров, и дрова на пустыре не водятся, знаю.
А у этого дома стоит большая поленница, которая вдобавок скоро развалиться от своего веса. Все просто и понятно. Но эта пушистая с хвостом в колечке и этот маленький с пронзительным голосом (что-то мне напоминает Крапиву, когда я категорически перестаю ее понимать...) простого и понятного не понимают. Говорила как-то Змейка, что главное в мире понимание. Наверное, права...

Так, Крапивы в округе нет. Спиридона тоже. Значит ругаться оба не будут. Не знаю, чем им всегда не нравится когда я превращаю странных в более умных (или менее, но зато понятливых! И во всем сразу!), я же знаю, что молча они со мной согласны, но... В общем, проумнять странных и непонятливых лучше, когда они не видят. Всем проще. Даже дровам.
А голова у этого маленького с пронзительным голосом все равно крепкая, у всех с громкими голосами головы крепкие. Ведь в них сидят эти голоса, а если уж они даже на расстоянии глушить умеют, головы, их хранящие и запирающие, обязательно должны быть крепкими. Крепче стенок...
Наверное...
Гм...
Нет, в самом деле крепче. Стенка помялась, а голова нет. Пушистая, оставь в покое мои ноги, я их очень давно не мыл.
Ну вот, Крапива в самом деле зря ругается. Всего ничего делов, а человек уже проникся понятиями и перестал орать. Умный стал!..


Когда Илок разводит костер, интересно смотреть как на дереве начинают танцевать сине-белые фигурки в огромных желтых нарядах. Наряды намного больше чем даже катринина юбка, укрывающая половину черногривой и всю саму Катрину. Некоторые даже не видят за этими одежками самих человечков. Но некоторые... я уже говорил какие они странные? Они могут даже Риону в краске с парнем спутать, а когда Ясона с Каталиной умудрились... одно слово – странные. Никогда не пойму как можно быть до такой степени... Ага, это называется – нормальным.
Хотя у всех свое нормально. Медведи, невесты, дрова... у меня нормально тоже разное. Утром мокрое, ночью спящее. А сейчас ночь.

[Bishop >>>]

Зря он вспоминал про Томоэ: призраки давних времен обступили его, не давали покоя. С ними, призраками всегда так – только подпусти их поближе, дай завладеть твоим разумом, разорвут на части. «Уйди, не преследуй меня, Томоэ-сама...» Теперь поздно сожалеть, разве что искать тушь и листки бумаги. Хорошая мысль.
Кунаи бесшумно выскользнул из фургона. И замер, затаил дыхание, умер для этого мира. Выслеживать любую дичь – уже интересно. Выслеживать охотника – интересно вдвойне. Островитянин вытащил из-за пазухи темный платок, замотал лицо, чтобы не выдало в темноте. Обернутые плотной тканью ноги ступали бесшумно; Кунаи предпочел бы землю, но в городе не выбирают, брусчатка так брусчатка. Он шел, сливаясь с тенями, следом за Эриком, подгоняемый недоумением и любопытством. Когда тот стал переодеваться, островитянин лишь головой покачал: зачем так обтягивать тело, когда даже ребенку известно, что чем мешковатее одежда, тем незаметнее она тебя делает. Впрочем – забор охотник преодолел очень ловко, молодец.
Кунаи двинулся было следом, остановился, прижался к стене, распластавшись на мостовой – в подворотне кто-то разговаривал едва слышным шепотом. Затем в окне мелькнула рука со свечой. Островитянин не двигался, ждал последствий.
И те не заставили себя ждать. Из темноты подворотни выскочили, лязгая латами стражники, скрылись в доме, вернулись через несколько минут – не одни, вместе с Эриком. Кунаи привстал, нашаривая ножи. И снова припал к земле – мимо, едва не затоптав его, пролязгал второй наряд.

[Мора >>>]

Ночной лес так прекрасен во сне! Нет ни пугающих шорохов, ни скрипов; под ногами никто не шмыгает, ветви деревьев не пытаются впиться в волосы. Только полная луна серебрит пушистые еловые лапы и зазубренные листики берез. Ветра во сне тоже нет. Наверное, поэтому сны какие-то туманные. Но, словно два болотных огонька, манят к себе зеленые глаза укротителя зверей…
Джилл проснулась оттого, что ей стало холодно. Танцовщица поежилась и бросила взгляд на спящего Олафа.
«Чего только не присниться», - подумалось Змейке.
Танцовщица поднялась и потянулась, разминая кости. Подхватив с пола Уголька, который жался к ноге танцовщицы, Джилл выскочила из фургона, полная инициативы. По земле еще стелился полупрозрачный туман. Капельки росы, словно маленькие алмазы, переливались на травинках. Быстро сбегав в женский фургон и оставив там ужа, Джилл решила направится в город «на разведку». Неплохо бы было узнать, что к чему и по каким ценам.
Умывшись росой, которая скопилась на больших листьях репейника, Змейка сделала пару кувырков и несколько наклонов, чтобы окончательно привести в порядок затекшие мышцы.
Ее ждал пугающий и в то же время притягивающий большой город.

[higf >>>]

Увы, никакое мгновение не может длиться вечность, и в конце концов Алессио и Майя вернулись к фургонам. Пора было ужинать и готовиться ко сну. Наверняка завтра предстоял нелегкий день. Впрочем, есть ли в цирковой жизни легкие?
Момус и Нира так и не вернулись вечером – наверное, остановились в городе. Странно, ну да ладно. Интересно, чего они с собой принесут назад, и какие планы на завтра!
Ночью ему снилась Ласточка, и парень пробудился в тот момент, когда оба зашли в проявлениях нежности гораздо дальше, чем наяву. Открыв глаза, Алессио был разочарован тем, что это лишь сон, и еще более, что прервался он так рано. Затем смущенно задумался, как все на самом деле, и так ли выглядит девушка м… неодетой. Впрочем, от вечернего свидания и сна осталось ощущение радости жизни и прилива энергии, который весьма кстати помог быстро подняться. Мечтать долго тут все равно никто бы не дал.
Надо было осмотреть свой реквизит, к счастью, не столь разнообразный и громоздкий, как у остальных, снова натаскать воды, помочь приготовить завтрак и поучаствовать во множестве других дел.
Однако в процессе всей этой суеты, пересчитав товарищей, муриец удивился. Не хватало не только хозяина и Крапивы, но и акробата и метателя ножей.
Кого бы спросить? Не Филю, понятно… Олаф, наверное, кроме своих зверей ничего не замечает. Лиска все видит, но она опять куда-то унеслась. Майя знает столько же, сколько и он. Может, Илок? Он долго вчера сидел, глядя в темноту.
Подойдя к огневику, предсказатель спросил, бросая косой взгляд на хлопотавшую Майю:
- Не знаешь, куда наши подевались? Ну Спиридон с Крапивой не вернулись, а Эрика с Кунаи что, снова унесло оленей искать? И приволокут очередную девчонку?
Он засмеялся собственной шутке.

[Aves >>>]

-" А мне, Вражина вас подери, не очень - то и приятно с вами познакомиться" - спокойно проговорил Арвид, скочивший с кровати еще тогда, когда отец сказал что "други пришли". Тулий прекрасно понимал, что делать вот нечего его группе, как обратно возвращаться - просто так повидать бедного калеку. И поэтому был не очень удивлен, когда к нему в комнату ворвались незнакомые люди.

Дрессировщик стоял спиной к окну. К открытому окну.
Через мгновение он уже был на улице. Надо бежать. Так как никогда не мог. А еще спина... Пробежать может быть и пробежит, но потом одним днем постельного режима точно не обойдешься. Только прятаться. Но где? Похоже он зря выпрыгнул из окна... Но уже поздно. Пока надо просто бежать...А там видно будет.

[Torvik >>>]

Когда к Илоку подошёл муриец, тот мысленно находился где-то далеко, в родных местах, откуда ему пришлось уйти и куда он обещал вернуться. Вернуться ради своей любимой, ради Виры, ради её памяти. Нкоторые вещи прощать нельзя. И не важно, кто виноват и почему. Главное - что будет. А чего уже не будет. Никогда.
- Не знаешь, куда наши подевались? Ну Спиридон с Крапивой не вернулись, а Эрика с Кунаи что, снова унесло оленей искать? И приволокут очередную девчонку?
Илок очнулся. Да, что-то давно уже никого не видно. Скоро уже рассвет, а те, кто должен был вернуться, так и не пришли.
- Странно это. И Крапива должна бы уж показаться. Чтобы она и пропустила приготовление пищи и не вставила своё веское слово? Не верю. Скорее Филя акробатом станет. А Кунаи... Он странный. Я не удивлюсь, если он сейчас на нас смотрит и улыбается. Впрочем, а мы что можем сделать? Я города не знаю. Можно ведь пойти искать и самим пропасть. Да и куда идти? Где искать? Улиц много домов ещё больше. Кто в курсею куда тут Спиридон обычно ходит?

Сообщение отредактировал Torvik - 4-10-2006, 5:39

[Bishop >>>]

(совместно с уважаемой Гульдой)

В переулке рядом с площадью, где расположились фургоны, Кунаи дожидался, когда вернется хозяин, а лучше всего - Нира. Ей он доверял - до того предела, на который мог подойти к чужаку. Онага не считалась. Островитянин успел переодеться в обычную свою одежду, сидел на земле у стены, на первый взгляд - дремал. Но поднял голову, различив шаги.
Нира была задумчива и серьезна - не выходило из головы внезапное предложение Момуса. Может, зря она поспешила ему отказать?
А в глубине души — шепоток: "А разве я ему отказала?"
Чтобы не слышать этого шепота, Нира обратилась к тому из циркачей, кто был рядом, — это оказался Кунаи:
— Как тут без нас, ночью... все спокойно было?
(И подумала о Филе с его поисками дров.)
- Най, - островитянин мотнул головой, поднялся на ноги, чтобы не пришлось к нему нагибаться. - Охотник ушел.
Кунаи торопливо персеказал все, что видел, - про то, как Эрик полез в чей-то дом, про переполох, про стражников. Умолчал - о том, что сам делал на ночной улице города.
Нира не просто побледнела — побелела! По нескольким фразам, вскользь брошенным акробатом, она догадывалась о темном прошлом Эрика, но не лезла с расспросами.
И сейчас она спросила Кунаи о том, что для нее было единственно непонятным в его рассказе:
— Говоришь, кто-то из окна подал стражникам знак свечой?
- Да, - Кунаи кивнул, почти поклонился в ответ. - Сразу же. И знак ждали. Стража пришла очень быстро.

[бабка Гульда >>>]

Ничего больше не говоря, Нира прибавила шагу. Момус и Кунаи шли рядом.
Оказавшись возле фургона, Нира воскликнула своим знаменитым голосом:
— Эй, люди!
Увидев, что все головы встревоженно повернулись в ее сторону, она немного убавила голос:
— Эрика схватила стража. Какие-то странные дела творятся. Кто и что про это знает — вспоминайте, сейчас каждая мелочь важна...

[higf >>>]

Почти все пропавшие показались одновременно и шли вместе. За исключением Эрика. Весть была крайне неприятной, но не из ряда вон выходящей. Профессия циркача была сопряжена с периодически случающимися неприятностями и влипанием во всякие истории.
- Я про Эрика ничего не знаю, – заявил предсказатель, поворачиваясь к вернувшимся. – Только то, что у нас всех на глазах. А куда его понесло и зачем?

[Мелетун >>>]

Катрина тут же резко поднялась. Ее озарило. Она вспомнила, что за личность рктилась возле Эрика все это время.
- Нира, Кунаи, Момус, я вспомнила кое-что. Последнее время я замечала Эрика в компании какого-то странного человека, которого, мне казалось, я уже когда-то видела. Но было это очень давно, и до этого момента в голову не лезло откуда. А теперь, когда вы рассказали про Эрика, я вспомнила, что когда я еще жила в таборе, с одним из наших парней приключилась очень похожая история. Молодца звали Ронни. Очень добродушный и милый паренек, но судьбушка сделала так, что связался он с каким-то мерзким типом по имени Пунс, который пару раз приходил к нам в табор и подолгу разговаривал с Ронни. Тот всегда становился очень внимательным при этих встречах, хотя до этого в голове у него был один ветер. И вот в один прекрасный вечер парниша проболтался всем, что вскоре станет очень богатым и сможет обеспечить безбедную жизнь всему нашему табору, а самую лучшую из нас, прекрасных миаханок, возьмет в жены. Мы только посмеялисб над ним, не задумываясь над тем, с какого перепуга он такие вещи болтает. Но вот еще через пару дней Ронни попал в серьезную передрягу. Он залез в чьей-то дом и пытался вытащить все самое драгоценное. Никогда бы не подумала, что он до этого додумается. Но стража появилась мгновенно и схватила бедного парня. Если он еще живешь, то до сих пор отбывает свой срок на каторге. Но к чему я это все рассказывала. С нашим Эриком крутился последнее как раз тот самый Пунс, и мне не кажется это простым совпадением! К сожалению, я вспомнила эту историю только сейчас и не смогла предупредить Эрика об опасности!

[Момус >>>]

Деус! Я что, чем-то прогневил тебя? Почему на мою, уже почти плешивую голову, сыпется столько несчастий? Или я исчерпал ... как же это слово... о, лимит..., да, лимит твоей доброты, своей неправедной жизнью.
Пунс! Что за гадкое имя. Как надо не любить своего ребёнка, чтобы так назвать. Склизское, как каракатица.
В своё время, на бембосском причале, тётушка Дейдра и эта бесстыжая склочная баба - Афина Костас, разделывали их. Чёрные, мыльные тушки, с выпученными скорбными глазами. Этих каракатиц, притащил Христо. Ещё смеялся, что мол блюдо достойное короля...
Пунс! Деус, почему не видя этого человека, я представляю его похожим на всех моих недругов? Как в зеркале, что отражается в зеркале, что отражается в зеркале... И вот уже нет чёткости и лицо расплывается каплями, дрожит тысячами граней.
А глаза, у него наверное крысиные - мне везёт на таких врагов.
Ох, Эрик. Я никому не позволю причинить тебе вред... Потому что удовольствие спустить с тебя шкуру лично, за всю твою дурную игру в жизнь, я не уступлю никому.

- Ясно - голос Момуса услышевшего рассказ Катрины был мрачным. - Значит так. Мирабель, девочка моя. Когда ты станешь солидной женщиной, а старый глупый, и абсолютно нищий Момус будет клянчить милостыню у тебя под дверью, ты уже не побежишь по его просьбе куда ему приспичит. Но чтоб тебе было о чём вспмнить в том будущем скучном времени, сейчас ты возьмёшь свои прелестные ножки в очаровательные ручки и понесёшься на Площадь Трёх Фонтанов, где найдёшь одного очень пожилого лекаря, которого зовут Вольфганг Бауэр. И скажешь ему, что старый глупый Момус приглашает его осмотреть заднюю лапу больного Язона.

Беги, Мирабель! Ты умничка. Правда ты не подозреваешь, какая ты на самом деле умничка, но это пожалуй и к лучшему. И тот денежный мешок, который захочет укротить тебя, девочка моя, должен будет не только уметь считать деньги...
Вольфганг... Ты ведь знаешь всё и про всех. Сейчас, мне поможешь только ты.
Вольфганг. Это ты вытащил однажды из воды совершенно незнакомого тебе парня. Это ты заплатил за первый ужин этого парня, после стольких дней голода. Это ты сказал ему: "Открой свой трактир!"...
Трактир Эшбаха процветает уже не один десяток лет.
И тогда же вы оба познакомились с бродягой... Не важно. Память это не птица - это плеть, в руке не знающей усталости.

- Нира - пойдёшь к городской тюрьме. Узнаешь сплетни. Если сможешь, повидайся с Эриком. И сразу назад.
Все остальные, за работу! Или вы забыли, что скоро представление? Вы думаете вас накормят, из жалости к бедам нашего друга Эрика? Работать! Публике плевать на ваши беды. И если вы, друзья мои расчитываете не уснуть голодными, в этом, далеко не самом ласковом городе - репетируйте.
И где это светийское чудовище. Филя!!!

[Torvik >>>]

Репетируйте. Это легко сказать. Как репетировать, если репетировать нечем. Нечем и всё. Если он, Илок, сейчас будет репетировать, то его участия в представлении просто не будет. Нечего будет представлять. И не он ли ещё вчерашним утром говорил об этом Момусу? А теперь тот стоит с более чем помятым лицом и говорит репетировать.
Илок ухмыльнулся и подошёл к нему вплотную.
- Мне репетировать нечем. Ингридиентов только на представление и всё. Так что до представления располагайте мной в полной мере. Ведь план уже есть, не так ли?

[Father Monk >>>]

Крыс только улыбнулся, сплюнул и быстрым, отточенным движением - за что ему платил деньги Господин - скользнул вслед за калекой в окно, упал на плечо, перекатился, встал и длинными шагами рванулся вслед за Турием. Тот тяжело дышал, работал ногами, бежал быстро... но больная нога, спина и все прочие прелести, свалившиеся на его голову, не могли тягаться с тем, чьей профессией было догонять и убивать.
- Далеко бежим? - дохнул в ухо Арвида Хенрик, обхватывая его шею руками и зажимая рот. В одной руке слабо блеснул нож, тут же упершийся в горло циркачу. - Небось, до самого цирка, да?..
Деннис медленно, не спеша, оглядывая окна, подошел к сцепившейся парочке, опустил взгляд на Турия и несильно, но точно ударил его носком сапога по колену больной ноги. Наверное, Арвид бы закричал. Только рука Йохансена плотно сжала его рот, не давая воли ни зубам, ни голосу. Следопыт присел на корточки, посмотрел Арвиду в лицо и сплюнул себе под ноги.
- Тащи его в сарай, Хенрик, - прошептал он. - Там поговорим.

[Латигрэт >>>]

Когда во сне понятое и молчаливое превращается в несуразное и громкое, значит, кто-то меня будит. А если несуразное звучит как "Чудовище светийское" или "Где эта колода" – значит...
Значит будят Спиридон или Нира. И им срочно что-то надо, причем обязательно выясниться, что это "срочно" такое же срочно, как город и понятливость.
Впрочем, все равно ведь...
Гхм.
Не-ет, определенно не понимаю, почему эту поперечину нельзя убрать. Постоянно об нее стукаюсь, непостижимо, как остальные умудряются ее обходить. Или стукаться, но так, чтобы она потом не трескалась. Пополам. Деревяшки хилая, ломкая, в неудобном месте и толку с нее меньше, чем с моего лба. Но все равно висит. Ладно, пусть дальше висит – раз была ненужной целой, двумя половинками тоже ненужной останется, и еще столько же проболтается. Она как раз из того невнятно-смутного, что остальные именуют "нормально".
Рубаха, пояс... Лапти... кто-то убрал мои лапти к самому входу, как будто они в изголовье мешали. Впрочем, спасибо что гири не убрали (или не смогли убрать?..), им уж точно не место на пороге. Когда раз Олаф споткнулся об одну и упал на вторую – о, так не ругался даже Опенок...
Так, Крапива хмурит бровь и неругается. Очень странно.
Катрина уже встала. Еще страннее, когда она вообще спит?..
А что делает Кунаи? Он ведь не настолько странный из всех остальных, чтобы быть с ними (остальными).
Утро явно началось... по-городскому! Эти города страннее и неприятнее самых...
Ах да, я об этом уже говорил.
- Тут, - пытаюсь вспомнить, где в округе колодец чтобы умыться, но пока не вспоминается, и сообщаюсь Спиридону. Хм, Кунаи есть, а Эрика нет. И не было, они оба в фургоне не спали. Все чудесатее и страннее.

[Aves >>>]

Лежа под "нежными" обьятьями ниоткуда взявшихся прощелыг Арвид мог думать только об одном. Об ужасной...
Боли...Жуткая, пронизывающая каждую частичку тела. Ни одна клетка казалось не была свободна от жгучей, всесильной Боли. Он мечтал только об одном. Заснуть..Но сон не приходил. Не приходило и забвение... Не приходила и Тьма...

Кто мог подумать, что даже она может быть спасителем?

Сообщение отредактировал Aves - 5-10-2006, 18:40