Не склонившие головы, Нортумбрия, первая половина IX века

[Monsieur Le Chiffre >>>]

Рука, покрытая темными пятнами, вцепилась в его руку.
Предугадывая первое и естественное движение заарканенной добычи - бежать - человек, морозной тенью выросший на пороге, с силой сжал руку, обличая присущую ему звериную силу и вынуждая святого отца оставаться на месте.
Косматая голова, которую снежный ветер немилосердно трепал, разбрасывая во все стороны мокрые волосы, придвинулась к бдящему церковнику в надежде, что тот, возможно, узнает пришлеца в бледном отсвете ламп. Но время не терпело промедления, и ночной гость хрипло вымолвил, прочищая горло от колкого зимнего ветра:
- Отец Мартин, это Сварт. Гейр Сварт.
... Слова эти, казалось, были последним, что он мог сказать в этой жизни: колени мужчины, нарушевшего покой окраинной церквушки, подогнулись и, если бы не тяжелая дверь, за которую он успел ухватиться, и на которой остались темные следы от его руки, датчанин упал бы на пороге.

[Bjorn >>>]

К тому же отец Мартин вовремя подставил потемневшие от работы руки, и тяжелый, как и сам он, дружинник лишился возможности распластаться на каменном полу и замерзнуть насмерть прежде, чем его схватят палачи Этельвульфа. По пальцам можно было пересчитать число раз, когда Провидение сводило священника с суровым и молчаливым пришельцем - с молодой женой тот, как и многие его товарищи по оружию, проживал в другом приходе, тогда как паства Мартина состояла большей частью из простых ремесленников. Что же забыл Сварт здесь, в такой неурочный час, еще предстояло узнать, хотя неустанная молва гласила, что после злополучного мятежа воины из королевской свиты один за другим попадают на плаху. Коли не успевают бежать от слепой мести венценосца.
- Держись, - выдохнул норвежец, подхватывая Гейра под руку и придерживая за пояс. Вскоре дружинник был усажен на скамью, стоявшую ровно у стены, а священник, нахмурившись, пытался разглядеть раны на его теле.

[Monsieur Le Chiffre >>>]

Движение, которым мужчина отстранил склонившегося к нему служителя Kvitekrist'а - Белого Криста - было не резким, но в нем ощутима была та дистанция, та неодолимая грань, которая навсегда разделила два мира: норвежцев и данов, мужей мира и мужей войны, но главное - тех, кто обратился к новой, чужой, чуждой им вере, и тех, кто продолжал поклоняться старым богам. Пускай Сварт не верил, что на своих собраниях христиане режут младенцев и ягнят, чтобы наполнять жертвенные сосуды их кровью (причиной было лишь то, что Милдред не стала бы посещать храм, где творилось подобное непотребство), и даже сомневался в словах своих соплеменников, плевавших на землю с презрением при мысли о том, что эти люди пожирают плоть своего бога и пьют его кровь,- но прикоснуться к себе тем, кто (он это признавал, а как не признавать, если жена верила в это?) мог творить, пусть светлое, но чужое ему колдовство,- да, прикоснуться к себе он не мог позволить, пожалуй, за все блага мира.
- Ты разве лекарь?- темные, обведенные тенями глаза сумрачно блеснули на того, кто дерзал говорить от имени Бога. Отец с детства внушал Гейру, что между детьми и родителями не может и не должно быть посредников, потому что стоящий между голосом и ушами волен исказить услышанное и передать его так, что черное станет белым, а солнце, померкнув, прекратит разливать свой свет над землей. Он позабыл об этом, он стал служить этим людям, и вот - наказание за забвение веры предков, за то, что он позволил кому-то встать между собою и своим господином.
Хотя... теперь он уже не знал, был ли король когда-нибудь господином над ним. Для него.

- Эгиль,- произнес он давно забытое имя, которым между собой люди ясеня продолжали именовать нынешнего отца Мартина.- Эгиль, мне нужна твоя помощь.

[Bjorn >>>]

Об Эгиле из Вересдаля отец Мартин вспоминал лишь по весне, с щемящим чувством в сердце, когда в далекой Норвегии берега фьордов украшались скупой, но все же милой его душе растительностью, да со стыдом каясь в мыслях своих за прежние прегрешения. Норманны, саксы или валлийцы - все были для смиренного монаха равны, даже те из них, кто по сю пору чтил мудрость Одина и трепетал перед молотом Тора.
- Что я могу сделать для тебя? Позвать лекаря? Ты ранен?
Преследователи-саксы, много ранее принявшее крещение, чем первые из норвежцев, решивших последовать учению Белого Бога, не всегда чтили защиту, что давала церковь тем, кто попросил об убежище в ее стенах. Коли дружинник оказался здесь, почти без сил, стоило ожидать других, вооруженных до зубов, что шли за головой Гейра и не погнушаются присовокупить к ней и бритую голову Мартина, ежели тот попадет под горячую руку. Но что есть страх перед мученической гибелью, когда бездна Ада разверзнется перед тем, кто не протянет руку утопающему в болоте страдания в этом бренном мире?
- Ты один?

Сообщение отредактировал Bjorn - 14-05-2012, 18:22

[Monsieur Le Chiffre >>>]

- Нет,- Гейр сам не знал, почему ответил на вопрос прямо, забыв об опасности, дышащей гнилым ртом прямо в затылок. Возможно, причиной была дверь, отпертая раньше, чем он успел назвать себя, возможно - то, что норвежец, даже склонивший голову перед крестом с подвешенным на нем богом, был больше своим, чем все вместе взятые воины короля. Кровь их народов перемешалась слишком давно на поросших стальными колосьями полях битв и в темных спальнях, которые, случалось, сами становились полями битв - о, он не верил, что голос перебродившей крови, который толкал и звал его предков в далекие морские просторы, окончательно угас, заглушенный благостными бормотаниями!
Или... может быть, ему просто некуда было больше идти.
- Моя жена со мной и дочь Хёгни Йоргесона,- он глубоко вздохнул и поднял лицо, на котором теперь, в зыбком свете лампад, шрамами проступили боль и усталость.- Ты должен их спрятать, пока я не найду способа выйти из города. Хёгни взяли сегодня...- он не договорил, но для того, кто, как говорили, слышал голос самого Бога, не нужно было (как предполагал Сварт) обычных земных слов.
- Я уйду до утра,- внезапно испугавшись, что служитель может отказать, пообещал он, перехватывая грубой рукой запястье христианина.- Но их ты должен укрыть. Вы едины в своей вере.

[Bjorn >>>]

- Хорошо, - без лишних раздумий отвечал монах. - Хорошо. Они здесь?
Король, чей жестокий лик явился во всей неприглядности после подавления бунта, мог приказать живьем содрать кожу за укрывательство предателя, был таковым Сварт или нет, и членов его семейства. Однако обезумевший от страха Этельвульф, со всеми своими заплечных дел мастерами, были способны лишь на жалкое подобие того, что творили его собственные закаленные в бесконечных сражениях соплеменники, коли не удовлетворялись одной только поживой, и потому Мартин не ведал страха.
- Я спрячу их здесь, в церкви. Здесь их никто не найдет, в отличие от дома, - голос священника звучал спокойно, ведь тот пытался вселить в Гейра уверенность в том, что солнце еще не раз взойдет для его жены. - Там бывает слишком много посторонних.

[Monsieur Le Chiffre >>>]

О да.
В его доме было слишком уж много чужих.
Это с ними он поднимал на пирах полные чаши, выслушивая лживые слова хвалы и веселья.
С ними делился мыслями, горем и радостью, им приносил клятвы верности - те, которые не он, а они попрали, не моргнув глазом.
С ними, случалось, стоял в бою, защищая спины, не подозревая, что когда подойдет самый страшный враг - его собственную спину, голую кожу, его дом, его жену, его детей - некому будет защитить. Не на кого будет оставить. Некому будет даже передать прощальные слова, без опаски, что в них отыщут крамолу и их же затянут пеньковой веревкой вокруг шеи Милдред.
Да, некому оказалось довериться, кроме того, кто все: датчане и норвежцы, белые аскеманы и черные, молившие о победе Тора и Водана - все до одного между собою именовали не иначе, как изменником.

Ну, что ж, к кому ему было и идти, как не к изменнику?

Он приподнялся, твердо стал на ноги и снова обвел взглядом холодное, сумрачное помещение церкви. Словно от темного, полного неблагочестивых мыслей, равнодушного к священству этого места взгляда немногочисленные горевшие лампады затрепетали, трепыхаясь вокруг промасленных фитилей. Чужой... Да, и он был чужим для этого места - и, как знать, не станет ли причиною гибели того, кто, не побоявшись, протянул ему руку помощи.
Что ж, кому, как не служителю Белого бога было укрыть его от своих единоверцев?
- Жди.

Тяжело ступая, как если бы двигался по льду в подступающей темноте, Гейр направился к дверям. На этот раз они отворились без скрипа, и высокая тень исчезла в снежной крупе, которую щедрой рукой сыпанула на порог нерадивая небесная повариха. Как будто не было - только чернеющие следы на пороге, которые в то же мгновение запорошило белым.