(для Скорпиона, Woozzle и Сигрид,а так же тех, кто не успел спрятаться)

Россия, Москва

Ночь. Улица. Фонарь.
От глупых воспоминаний и стихотворных сравнений спасало только отсутствие аптеки.
Мишка уже давно не ел, а есть хотелось жутко... Но что поделать? Он не любил этого. Делал, когда было необходимо - тот первый случай запомнился надолго, но всё же. Когда тебя "приглашают в ночь" - очень многое запоминается надолго. Слишком много первых ошибок.
Дмитрий обычно назначал встречу там, где они, так сказать, познакомились. Мишка и сам любил туда приходить - свободного времени теперь было много, несмотря на возросшую норму сна. Вынужденно возросшую, но какая разница? Интересно, Дмитрий согласится сегодня подскочить в "Миракль"? Или как всегда отругает за разгильдяйство и потребует всю ночь слоняться с ним и выискивать загулявших... "Охота"! Какая к бесам охота? да ещё и алкоголь в крови - гадость, каких мало на свете!
Мишка остановился под фонарём, почесал раззудевшуюся правую руку. Шрамы так и не сошли и вряд ли когда сойдут, но что делать. Новички часто платят за глупость, когда их никто не останавливает. Надо было меньше слушать отца... Или больше, но куда уж было больше. А нынешний "отец" поговорить уже и не любит.
Саша шла, пошатываясь, пьяная воздухом ненавистно любимой родины. Москва? Ох, будь ты проклята, Москва! Сдохни, сдохни ,сдохни! Ооох, ну и ночка..
Черный кожаный плащ до середины голени - благословенны будьте, современные готы! Лучшие друзья Маскарада. Саша шла, прикидывая, чем бы таким пообедать, чтобы не было мучительно стыдно перед родиной. У нее здесь неделя, потом придется вернуться в Вену. За неделю успеть все - не будь ты Сурковой, если не сможешь. Она усмехнулась Луне. Сможешь.
- Привет. - бросила она какому-то парню, что в одиночестве под фонарем .. ждал кого-то? пусть ждет
- Привет, - не поднимая глаз, бросил Мишка. - Скучаешь?
Странная девушка... Девчонка? Да кто её разберёт. Симпатичная... на чей-то вкус, но не его, скорее странная какая-то. - Куда идёшь?
Дмитрий не откажется, наверное, от хорошей закуски. И можно будет спокойно ехать в "Миракль", веселиться и прожигать не-жизнь. И не придётся бегать по лесу. Не придётся изображать из себя "охотника-в-ночи". Порой у него было настроение - но сейчас... нет. Гулять и веселиться. гулять и веселиться. И ещё одна ночь без дёрганья, с обычным лёгким перекусом.
- амм.. - Сашка было прошла мимо, быстрым, не смотря на каблуки, твердым шагом. Но остановилась. - По делам спешу. а ты ждешь кого-то?
Зачем ей этот разговор?
А затем, что английский уже поперек горла, и из этого горла вылезает упрямо, не смотря на русские вроде бы слова.
- Нет. Просто не тороплюсь дойти туда, куда иду, - пожал плечами Мишка. - Довольно... скучная ночка обещается. А твоя?
-Тороплюсь. - Она выдавила необходимую вежливости улыбку. - Прости.
- Хм... интересно, куда может торопиться молодая привлекательная леди в такой час? на улицах опасно, - врёт он криво. особенно про "леди", про "привлекательную" - чуточку меньше. Все девушки привлекательны... особенно для него, и особенно если с открытой шеей. Особеннее особенного - когда хочется есть, не выпендриваясь. - Может, я могу быть полезен?
- Ну.. - она скрестила руки на груди, повернулась лицом. - Если тебе известно местоположение ответственного за московскую капеллу - тогда да, ты мне поможешь. Я пошла? - дернула головой, чуть набок

(то же, для тех же)

- Католичка? А не поздновато для вечерней службы? - Миша притворился, что не понял. Раньше он эту личность нигде не видел... Вот и поужинали, называется. Капелла - значит своя, камарильская особа. Нашла район, называется! Маги... - Кажется на Соколе... или нет? Не помню, честное слово. Мы с вашими дела не имеем обычно. И аккуратнее - замордуют за Маскарад-то.
- Кто бы, - издевательски ухмыльнулась Суркова. - Объяснил. Сама знаю, что на Соколе. Вот, - она протянула бумажку с адресом, нацарапанным транслитом. - Эту прелесть как найти с наименьшими потерями?
- А тебе туда точно так надо? - покачал головой Мишка, склоняясь над надписью. - Говорят,у них там что-то намечается сегодня. Значит и у тебя тоже?
- У них я намечаюсь. Поможешь или я пойду? Время. - Сашка нервничала. Город незнакомый и слишком большой, чтобы позволить себе болтать с незнакомцами, пусть даже эти незнакомца говорят по-русски.
- Нет, я там не ориентируюсь. Можно у Димы спросить, но гарантии никакой. Он сегодня опять... "озверелый", - предложил Мишка, сам не зная, сработает это или нет.
- Там. Где же ещё нашему брату шататься? на "пятачке" небось прохлаждается, - Мишка кивнул в сторону ведшего к лесу подземного перехода на другой стороне улицы. - Если не влом - пройдёмся. Там минут пятнадцать максимум, быстрым шагом десять. Может даже отведёт, только не прямо "от двери до двери" - ваши как всегда нервные. Ты сегодня перекусила кстати? Или горячее подают в капелле?
Сашка нервно посмотрела на часы за внутренней стороне запястья.
- Мне ровно к двум надо быть там. Успеем?
- Должны, если Дмитрий на месте. Если нет - пять минут подождём и я сам провести попробую. Был в самом начале, видел, - Мишка почесал правую руку, взглянув на заметные в свете фонаря шрамы. - Просто повода не было. Три года прошло же, сейчас не до того. Говорят, шабашники в город снова понаехали... Фашисты хреновы, неймётся им ну никак! Князь бузит, анархи дёргаются... бардак, да? ладно, двинули уже тогда?
Оторвавшись от столба, Мишка передёрнул плечами, потянулся. Ещё раз почесал руку и быстрым шагом направился через улицу.
- С ума сойти... ненавижу этот город, - пробормотала Сашка для себя. - Эй, а звать-то тебя как, брат по крови?
- Миша. Михаил, если хочешь. Медведом только не зови, ладно? Бесит, - пожал плечами Мишка.
Она пожала плечами.
- Конечно. Медвед - это президент у вас, чтоб ему. Бегом или нормально успеваем?
Мишка и Мишка, Саше было все равно, какой ярлык дергать.
- Всё равно. Дмитрий если что дождётся. Ты здесь раньше гуляла - или издалека? Говор-то у тебя наш, отечественный, выделка хорошая. ты вообще давно среди нас? По виду - вроде бы давно, по манере общаться - не скажешь.
Саша посмотрела в упор, внимательно, изучая зрачки.
- Что именно ты хочешь услышать? Нет, не гуляла, иначе бы нашла то, что мне нужно, не прибегая к помощи таких, как ты - не правда ли?
- Таких - это каких? - не смотря на спутницу, переспросил Мишка.
-М..ладно, пойдем, некогда. - Полы плаща хлопнули по ногам. Чесслово, сказано же - тороплюсь.. Сашка нервничала все больше. Ей мало того, что послали одну, дали добираться самой и из всех контактов оставили адрес и давно заблокированный номер, этот еще тут.. Бружда-нефор? Какая, к гару, разница.
- Некогда так некогда.
Путь был прямой, почти не освещённый и кое-где ноголомный. Дорожки в парке были покрыты старым потрескавшимся асфальтом, из которого даже обычный шаг мог выбить новый кусочек, угольно чёрный во мраке ночи. Порой слышались какие-то "звуки леса" - птицы переговаривались, ветки качались, люди пили и горланили... "Народные гулянья" здесь уже многие годы были традицией. Мишка шёл быстро, но осторожно, прислушиваясь к каждому шороху. Листья. Ветер, хруст ветки... Ещё одной. Кто-то кричит о любви - "пением" это не назвать. Кто-то орёт про то, что "со страной сделали". Старая тема, уже лет двадцать как. А кто-то...
ПАФ! ПАФ!
Резко, как удар хлыста прямо в барабанную перепонку, и почти больно.
Ааааауууууууууууу!!
Вой и выстрелы. Веселье началось. Нежизнь полна неожиданностей?
- Стреляют, - мрачно сообщил Мишка, ускоряя шаг. - С "пятачка". Дурное дело, дурное! Надо быстрее! Догоняй!
Рванувшись вперёд, Миша пустился бегом. Быстро мельтешившие ноги посвёркивали в темноте красными огоньками-вставками на пижонских кроссовках.
Бегать Санька умела, еще со времен интерната, что понятно, там бегать не умеешь - не живешь. Каблуки чуть увязали в земле, плащ за ветки лысых кустов кое-где цеплялся, но ерунда. Ерунда. Она бежала, настраиваясь. Чему там ее учили? Полоснуть головной болью дебоширов, чтобы не отвлекали положительных граждан.

И снова - ночь, улица, фонарь. И выстрелы. Свет между деревьямми. Дорога тут одна.
"Пятачок". Это место все так называли. Ночами тут гуляли старые коммунисты, молодые раздолбаи и те, кому хотелось острых ощущений. Порой - очень острых.
Рука чесалась всё сильнее - не к добру, но нет времени. У Саши тоже нет времени, нужно помнить, нужно успеть. Только бы Дмитрий был там.
И он там был.
Мишка сморгнул. Ещё раз, ещё... Всё правда.
В свете единственного тусклого фонаря что-то валялось. Тело. Ещё одно - на самой грани, в луже... чего? Неужели крови - нет, вода не может так манить своим запахом. Точно крови.
Дмитрий сидел у столба с другой стороны. Прямо на земле. Раньше он так никогда не делал, даже на "охоте".
- Дима! Дим, ты?
Мишка окликнул, но ответа не было. В холодном блине фонарного света валялось два трупа, вокруг слышались крики - уже издалека, наверняка все разбежались... А Дмитрий сидел к нему спиной и даже не шевелился.
Санька вылетела на прогалину, пару шагов пробежала, останавливаясь. Закрыв глаза, с силой втянула носом пьяный воздух, пошатнулась, бледнея. Она голодна, теперь поняла, что - да, голодна, как в самую первую ночь, из-под колес который вынырнула ценой собственного Сира. Провела рукой по лицу. Спешить надо.
- Что случилось?
Глаза открываются медленно, еще и видеть _это_ сил не хватит никаких.
- Миша, ты уверен, что _десять_минут?
Дмитрий не выглядел тем, кто может быстро отвести в нужное место. Скорее тем, кого быстро вынесут вперед белыми тапочками. Пусть регенерирует.
- Без паники, ладно? И без нотаций, - отмахнулся Михаил, подходя к Дмитрию. Что-то с ним не так, совсем не так... Он был храбрый. Настоящий хищник, хоть и позёр, каких мало. Но...
Димка дёргался. Дёргался так, словно его знобило. Миша обошёл столб, чтобы взглянуть другу в лицо...
- Блин!
Слово отдалось в ночи как-то особенно гулко. Вместо лица у Дмитрия было кровавое месиво. Кожа изорвана на куски, черт не сохранилось вообще, краешки бледной кожи тлели.
зазвонил мобильный. Мишка схватился за карман, но тут же понял - звонили Дмитрию. Протянув руку к уже начавшему распадаться телу, Мишка нащупал в кармане мобильный и вытащил. Нет, не звонок Смска пришла, видимо. Открыть...
"Дмитрий Сергеевич, это Иван. Пожалуйста, хотел бы с вами переговорить. Слухи, неприятные. Будьте начеку".
Мишка сунул мобильный в карман и обернулся к Саше.
- Ходу отсюда. Как пришли. У тебя транспорта нет? Если нет - на метро, пока ещё открыто, и живо. До капеллы отведу, дальше... Нужно будет поговорить. Может даже с вашими.
- Что с ним?
Нет, не отворачивайся.
- Нет транспорта, но его же не бросать!
- С ним всё, - как можно спокойнее произнёс Мишка. - Кто-то его прикончил, как и тех двоих, - от ткнул пальцем в сторону мёртвых тел. - если кто-то это видел - я тебе гарантирую: до метро минут двадцать, и то если ленивые. тут всё слишком близко - знали, гады, где хулиганьё стричь можно! Ещё при Союзе знали. Если что - Маскарад вылетит в трубу, понимаешь? И тогда нас никто по головке не погладит. Ааа, и кстати - тот, кто это сделал, знал, кого убивает. Таких случайностей не бывает, ручаюсь тебе.
- ТвоюМать, что с ним?! - Сашка присела к Дмитрию, отталкивая Мишу. Привыкнуть к тому, что вампиры тоже-умирают, она не могла.
- Кто-то расплавил ему башку, - коротко, но весьма точно подметил Миша. - Изнутри расплавил, или выстрелил в упор чем-то крупнокалиберным. Может, ну если предполагать абсурд - великий священник-охотник, наделённый неколебимой и искренней верой настолько, что она уже из ушей лезет, плеснул ему в физиономию святой воды. Или кто-то заставил его сглобать факел.
Тело Дмитрия медленно распадалось в прах, тлея, словно остатки костра.
- В любом случае хорошо, что нас двое. на кого всё повесят люди - не знаю, но вот на нас кровные братья уже не подумают. Я надеюсь. Всё, - Мишка взял Сашу за плечо. - ты что, кстати, никогда раньше такого не видела? Ну чтобы наших вот так?
Мир падал, опрокидываясь в ее несчастные зрачки, лицо искажалось ужасом. Саша дрожащим пальцем коснулась оплавленного края раны. На подушечке остался прах..
Она сорвалась с места, подхватив за рукав Михаила. Прочь, бежать, прочь, если - ты не поможешь, голодная Тремере. глупая Тремере в родной неродной стране! Бежать, под крыло семьи, которой у тебя никогда не было и не будет. Прочь.

- Эй-ей, тише ты, - Мишка не сопротивлялся, бежать он мог даже быстрее. Гангрелы в этом точно не уступят Тремерам. - Если кто-то заметит, будет только хуже! Не беги так, споткнёшься ещё!
Саша бежала, просто потому, что бежала, или думала, что бежала, грызя воротник плаща. К двум? надо - к двум? Твою ж мать...
- Веди, - бесцветной льдинкой упало слово.
Ну вот что ты будешь делать? Её что, вчера обратили?!
Про то, что обращённые совершенно не как люди - это всё враки. Кровные братья ничем не отличаются от обычных людей - своей эпохи. Мишка к этому уже привык - Дмитрий ему разный народ показывал за последние три года.
Он обнял Сашу за плечо. Люди так утешают, мы - тоже. Почему нет? Хотя чего её утешать-то, это у него горе, в конце концов! Но...
- Успокойся. Поехали, в метро поговорим. там пока ещё народ есть. Только чур никого на глазах у ментуры не загрызать. Без меня, - оказывается, он ещё и шутит. Гангрел. Шутит перед тремерской девчонкой в диком психозе. Впору проверить кровь - не подмешали ли ему что от ториков. - Дело ясное, что дело тёмное. Обойдётся всё. Пошли.
Дорога до перехода показалась втрое ближе, а открытый перрон станции - слишком ярко освещённым. Хорошо, что в крови они не изляпались.
- Пошли.
Пять лет, перелеты, поиски, дорога, дорога, дорога, но смерть - смерть была лишь однажды, та, что обернулась острой ночью смеющейся луны. Каиныты могут умирать - насовсем. Нет, нет, нет, ты снова шутишь, мой Сир. снова..
- Пойдем. - она держалась, чуточку более бледная в синем свете фонарей, жутковатые тени на лице искажают ее до неузнаваемости. Но ведь ты так мало знаешь меня?
Где-то вдали трындела милицейская сирена, а тут громко схлопнулись двери сине-зелёного поезда, проглотив ещё несколько пассажиров. В том числе - двух каинитов. А может и больше - он ауры не видел, а и мог бы - не стал бы смотреть.
- Так, - Мишка усадил Сашу и сел сам. У поручней, чтобы девушке было, на что облокотиться. Вагон был полупустой, можно было не опасаться, но всё же гангрел перешёл на шёпот. - Так ты давно среди наших?
- Какая разница? Через почти полчаса мне надо быть среди наших. - Она прижалась щекой к гладкому холодному поручню. Какие руки его хватали, от чего придется отмываться? лечиться*
ох, нет, Сашка, очнись
- Разница... Кто тебя к нам... пригласил? Он тебя разве не учил некоторым вещам? Только не обижайся сразу, ладно? - "не" ум не слышит. У людей. Про своих Мишка не думал, надо проверить. - Просто Дмитрий мне много рассказывал. И показывал тоже. Как когда-то папа... Только немного про другое. В общем, а ты?
- У меня никого нет, - так глухо и твердо, чтобы понял - никого, кто бы научил, как родители учат детей, как саеры учат обращенных. Никого, понимаешь?
- Никого - у трема? Невозможно, - пожал плечами Мишка. - Мне по крайней мере говорили так. А связь? Все эти ваши сложные процессы. Как с этим? Или тоже - нет?
- Ты следователем работаешь? я подтвержу, что ты ни при чем, пойду, да? - внезапно, и для самой себя вскипела Саша. Но, в конце концов, хватит уже на разорванную аорту сыпать ложками соль?
- Меня обратил Дмитрий. Теперь его убили. А кроме него - ещё двух людей. Наверное людей. Мне интересно, кто. Дмитрий был не последним из кровных братьев. Город тихо-мирно встанет на уши, понимаешь? И мы уже в центре этого, - буркнул себе под нос Миша. - Можешь не лезть, если не хочешь - вы нас вообще не любите, если тебе твои не сказали. Только вместе выжить всегда проще... Стаи зверей это и то знают. А кто мы - разве не ночные звери?
-Даже звери когтями в раны не лезут, только люди так делают, - огрызнулась Суркова, но осталась. Потом сказала тише, опустив голову. - Прости. Я действительно раньше не видела ничего похожего. Ты войдешь со мной? Страшим будет интересно.. Я не знаю, кто кого не любит, я лично не люблю никого, не имею ни детей, ни сира, потому и мотаюсь по свету, особенно ни к чему не привязываясь. Странно для Тремер, не странно, мне без разницы, веришь? Ты-то кто, а?
- Посмотри сама, - Мишка, воровато оглядевшись, задрал рукав куртки, затем - рубашку. Всё запястье чуть ниже неприятных алых шрамов покрывала густая буровато-серая шерсть... Именно шерсть, не волосы - чуть всклокоченная, местами короче, местами длиннее.
- Я пробовал брить. Не помогает надолго, отрастает, - пожал плечами Михаил, снова опуская рукав. - память о первом приступе.
- О. - Сашка приподняла мышино-светлые брови. - Гангрел. Оч-чень приятно. Особенно в свете Австрийских событий. Впрочем, меня там не было, тебя, полагаю, тоже. Ты меня проводишь, и побежишь к своим, да?
- Ну, если ты выйдешь до конца ночи, я подожду снаружи, - пожал плечами Мишка. - Времени у меня теперь... много, увы.

- Я не знаю, сколько пробуду там, - лучший способ утешения, известный Сурковой - отвлечь. - Давай я тебе напишу? Скажи номер?
- На, - Мишка порылся в кармане и протянул Саше скомканный листок. - Я его одной девушке хотел дать, но Дмитрий сказал - только своим. Звони когда хочешь, только своим... не давай, ладно? Мне теперь будет потруднее, без Димки. Не хочу лишних бед.
Суркова кивнула, выловила в заднем кармане брюк плоский черный телефон, для чего пришлось таки откидывать полы плаща, быстро забила номер в память, вернула бумажку.
- "Мои" и не спросят.
- будут просить, если узнают. В былые времена нам от вас... доставалось. И немало. Но то - и правда в былые времена, - Мишка улыбнулся. - Знаешь, чего я сейчас больше всего на свете хочу?
- Чего? - Она сохраняла в памяти новый номер и была погружена в хитрые системы настроек
- Мороженого. Лучше всего три сладких пломбирных шарика с вареньем. Как дома, - Мишка скрестил руки на груди и откинулся на спинку сиденья.
Сашка смерила его взглядом мягко говоря пораженным, с коленей до макушки.
- Мороженого? Миш, ты нормальный? Хотя что я спрашиваю, мы же в Москве! Так, а мы не проедем?
- А что такого в мороженном? Или ты его никогда не любила? Ой кстати, нам на переход, - спохватился Мишка. Двери только открылись, но он всё равно еле удержался, чтобы не прыгнуть и не перевернуться в воздухе. Димка хорошо его учил. Дима, Дмитрий Сергеевич, Димон... Прах и обшарпанная калька от того, что осталось от праха того, что было человеком... в доме, который построил Джек. Да, конечно.
- Знаешь, когда я потеряла Сира, мне хотелось вывернуться наизнанку и раствориться в водах Атлантики. Или что-то наподобие, но точно не мороженного. Впрочем. это не мое дело. Слушай, это метро или музей?
- Это Россия, - усмехнулся Мишка. - Хотя наверное что-то от того и другого. На мой взгляд очень красиво. И да, кстати... веришь или нет, но мне вывернуться наизнанку не хочется. А вот вывернуть того ублюдка, что изжарил Димку, и натянуть его на Останкинскую полукопчёную - телебашню - очень даже! Только орать об этом смысла тоже нет. Знаешь, - голос гангрела звучал тише. - Знаешь, вот он любил бегать там по ночам. Я - тоже люблю, хотя и меньше. Жаль, что в "Миракль" попасть не выйдет, но хоть с тобой познакомился... то ещё приключение. Я влип, но даже не холодею от страха - куда уж холоднее?
- Ты еще не влип. Я пока еще с тобой, а значит - не влип. Нам сюда? - Суркова держалась стены. Небольшое помещение, относительно плотно набитое едой, для измученного запахом свежей крови и голодом вампира слишком соблазнительно. И Сашка старалась двигаться быстрее.
- Да-да, сюда, потом по кольцевой и ещё раз перейти.

Венгрия, Топольцы.

Сухая россыпь фортепианной гаммы катилась по залам хрустальными горошинами. Молоточки бежали по струнам, повинуясь сильным пальцам человека во фраке, струны напряженно звенели, едва успевая выбросить свой звук, прежде чем их затмевала следующая.
Был ранний вечер.
Тонкий хроматический скрип входной двери впустил в зал любопытно озирающуюся, высокую сутулящуюся фигуру, закутаную, кажется, во всю одежду, которая только могла на ней поместиться. Длинное индифферентно-серое пальто, небрежно свисающие хвосты шарфа, широкополая шляпа, скрывающая в тени лицо... все это с готовностью отражалось обитающими на стенах залы зеркалами - все, за исключением собственно лица и кончиков длиннопалых кистей, вместо которых зияла пустота.
Мы не отражаемся - потому что остерегаемся видеть себя.
Гость вскорости замер, прислонившись к стене и наблюдая за игрой мастера, оставаясь при этом (хотелось бы верить) незамеченным. Увы, он слишком хорошо знал цену беспечности пианиста...
Хикари довел до вершины упругое крещендо пассажа, удовлетвореннным восклицательным знаком припечатал звонкую верхушку широким жестом победителя, кивком сбросил с лица черные волосы.
- Ну что ты там стоишь, будто стульев нет! - весело окликнул он вошедшего. Стульев, к слову, и правда не было, зато не было и стены, у которой не пристроилась бы банкетка или кресло. И еще пара вокруг стола.
Хикари обернулся.
- Ты сыт, Дитя?
- Куда как, - проскрипел вошедший, слегка приподнимая голову и бросая быстрый взгляд из-под пол шляпы. - Ты позвал меня для того, чтобы накормить, мастер?..
- Нет, конечно, нет, но ты ведь как всегда постеснялся поесть, - Нагаэ был в очень хорошем расположении духа. Черные раскосые глаза сверкали звездами, в пальцах еще дрожало настроение. - Так что давай сначала перекусим, а там и о деле.. нет? - он смеялся, всем своим существом.
- С удовольствием, - гость усмехнулся, впервые продемонстрировав проявление эмоций, и небрежно, двумя пальцами снял шляпу. Под ней обнаружилось удивительно молодое для своего голоса лицо, почти совсем мальчишеское - обрамленное водопадом тщательно ухоженых, спадающих почти до плеч темных волос. Левую скулу покрывала змеящияся татуировка в виде сплетенных лепестков, когтей и лезвий, подбирающаяся к глазу.
Гость расположился за столиком со всем изяществом и небрежностью юного Тореадора, сцепив руки в замок и некоторое время восхищенно любуясь убранством зала.
- Вы знаете, чего здесь не хватает на мой взгляд, - кивнул он, поймав взгляд Хикари. - Но и так - выше всяких похвал, Сир... Я все время забываю спросить - кто делал эти барельефы?
- О. Чего же?, - Пламенный оперся локтями о колени, наклонился вперец, сплетая пальцы перед собой. И умудряясь сохранить изящество даже в такой грубой позе. - А автора барельефов ты найдешь сам, Дитя, я устал называть тебе его имя. Если интересоваться только для того, чтобы показать свой интерес - я тебе в этом не помощник.
- Так серьезно, - с легким упреком покачал головой обладатель темных волос, носивший имя Микаэля Шнейдермана. - Я просто хотел проявить участие... А насчет того, что не хватает - разумеется, нотки разрушения и боли... Впрочем, вы ведь не склонились к моим воззрениям? Мне всегда казалось, что искусство - это эмбрион саморазрушения, питательная среда для него. И именно оно когда-нибудь уничтожит человеческую цивилизацию - разве не является признаком этого само наше существование?
Хикари со скрытой в густых ресницах улыбкой следил за своим Дитя.
- Все серьезно, Микаэль. И все несерьезно. как всегда. Твои размышления, как всегда, деструктивны - но ограничены. Посмотри внимательно. Этот барельеф, - Пламенный кивнул, - разве сам он - не есть продукт разрушения глины и времени создавшего его, разве он - не разрушает холодную гладкость стены выпуклостями и впадинами? а?
- Да, да, конечно, - скучающим тоном протянул Микаэль, откидываясь на спинку кресла и бросая косой взгляд в сторону коридора, откуда из темноты беззвучно вынырнул гуль-слуга с подносом и бокалами. - А еще каждую минуту в атомах этих вещей идет процесс стремления к распаду, и вообще каждая клеточка нашего мира движется к тепловой смерти... да, я тоже смыслю кое-что в физике. Мне скучно, мастер! Это все - игра в поддавки, самообман, я не чувствую страсти в подобном, как вы изволили выразиться, "разрушении"...
- Ох ты. Страсти. Прошу! - Нагаэ поднялся, указав ученику на хроматизм клавиш. - Из мертвых барельефов ты жизни не высечешь, хоть сожги. Или я ошибаюсь?
С сожалением покосившись на нетронутый бокал, Микаэль поднялся и осторожно подошел к инструменту. Высокомерия в его поведении заметно поубавилось.
- Нечестная игра, - буркнул он. - Я могу считать это признанием?.. нет? Проклятье. - он наиграно пожал плечами и с размаху, не разминая пальцев, ударил аккордом - гулкий, тяжелый звук отразился от стен и потолка, заметавшись эхом в зале, и угас.
- "Безумие", - объявил ученик перед тем, как начать партию. - Кстати, вы, быть может, знакомы с композитором - Дзёо Хисайси, он откуда-то с вашей родины. Правда, достаточно юн по меркам музыки... то есть я хотел сказать - еще жив. Не-мертвый не может стать классиком, верно?..
- Нет, не довелось. Как ты знаешь, я давно не был дома. Однако не стесняйся, они тебя не укусят. Возраст же музыки отмеряется не количеством пройденных лет. Начинай.
Коротко вздохнув, Микаэль опустил пальцы на клавиатуру и закрыл глаза.
Некоторое время существовала лишь музыка. Он играл резко, рвано, иногда сбиваясь на поворотах, обращаясь с клавишами как с противником - пальцы впивались в тело инструмента, выдавливали невидимые глаза, царапали несуществующую кожу, судорожно сжимались в аккордах и расслабленно перебирали гаммы. Здесь определенно не хватает девяти виолончелей, мелькнула непрошенная мысль. Воющего, забирающегося в виски тона пчелиных крыльев и резкого пиццикато в этом месте...

(те же, в том же)

Чтобы не мешать ученику, Хикари не стал подходить близко, отсел на банкетку рядом. Иногда кивал, иногда машинально перебирал пальцами на колене. Лицо цвета гипсовой маски сохраняло ее же выражение. Хикари молчал.
Чем дальше - тем быстрее, быстрее... все-таки для безумия здесь не хватает асинхронности. Увы, печальные последствия классицизма. Но - не думать, это ослабляет концентрацию... Последняя гамма - Микаэль прошелся поочередно обеими ладонями почти по всей поверхности клавиатуры и завершил последовательность резким ударом в тон начального, и - не удержавшись (этого не было в изначальной версии) еще некоторое время двумя пальцами играл высокое тремоло, сначала быстрое и бьющееся, затем - постепенно затухающее, как пульс пережатой сонной артерии. Ах, аналогии...
Он сам не заметил, как наступила тишина.
Оборачиваться ученик не стал - некоторое время его сгорбленный силуэт так и замер над инструментом, а затем, будто и не было этих минут медитации над музыкой, со стороны пианиста скрипучим язвительным тоном осведомились:
- Итак? Разгром? Разорение, падение Трои?
Молчание звенело еще около половины минуты, потом Пламенный встал.
В размеренности его шагов, в небрежности, с которой он убрал руки в карманы брюк, в том вроде бы ничего не значащем вздохе читалось достаточно ясно мнение Хикари. Он подошел, облокотился о крышку, какое-то время просто смотрел в стену, подперев щепотью лоб.
- Тональность?
- До минор, - настороженно раздалось в ответ.
- Построй мне, пожалуйста, D 6-4 в c moll.
В качестве реакции донеслось гордое "пф", и спустя некоторое время - четыре ноты друг за другом.
- Вместе, пожалуйста, - Пламенный смотрел все так же в стену, оклеенную муаровыми обоями с зеленым отливом.
"Пф" сменилось несколько ожесточенным "р-ррр" и ударом по тому же аккорду слитно.
- Слышишь? Там две ноты подряд, ты иногда промахивался с фа на ми, секунда звучала не там. Это резало слух. Потренируйся, пожалуйся, в обращениях септ-аккордов. Теперь. Когда ты играешь длинные пассажи, - он опустил взгляд и небрежно пробежался пальцами по клавишам. - Подкладывай пальцы быстрее - или играй чистым пунктиром. Середина звучит слишком неровно даже для этой вещи.
- Вы сегодня отменно милосердны мастер, - хмыкнул Микаэль, поворачиваясь на стуле. - Техника, пальцы... да-да, само собой. Видите ли, - кривая ухмылка - последнюю сотню лет мне приходилось заниматься несколько другими видами искусства, что-то да затратится на переобучение. Но страсть! - молодой вампир подался вперед, глаза едва заметно сверкнули фанатичным блеском. - Вы чувствуете? На грани шума и асинхронности, беспорядочного звука и крика... кстати, как вам в этом отношении жанры модернизма?
Хикари поморщился, как от назойливой неумелой птицы, которую, несмотря на неумение петь, переполняла весна и вырывалась наружу скрипучим немелодичным криком.
- Пиццикато. Ты когда-нибудь держал в руках струнный инструмент? По всему видно, что нет. Цепко, Дитя, это должно быть цепко, это должна быть кошачья когтистая лапа, схватившая мыша, - Пламенный показал на произвольном аккорде. - Ты же слишком нежничаешь с клавишами в данном куске. - Он как будто избегал взгляда Микаэля.
- О, с этим проблем не возникнет... - протянул ученик, отрешенно наблюдая за движениями мастера. Профиль его обострился, в нем моментно словно прорисовывалось что-то хищное.
- Покажи, почти равнодушно предложил учитель.
Ответ не заставил себя ждать. Удар! Микаэль буквально вонзил пальцы в клавиши, вдавливая аккорд вглубь.
- Так?..
- Нет. - Пламенный еще раз показал. - Не убить мыша лапой. Схвати его, - Длинные пальцы мгновением касались и тут же, вырвав звук, отпрыгивали, будто обожженные белой глазурью клавиш.
- Хорошо, хорошо, - недовольно скривившись, Микаэль повторил движение - на этот раз оно вышло пружинистым, словно гуттаперчевыми пальцами. - Скажи, мастер, это так важно?..
- Уже лучше, - он накрыл рукой руку ученика, повторяя движение, передавая спонтанные импульсы ладони Микаэлю и не отпустил, пока не добился удовлетворительного результата. - Все серьезно, Дитя. И все несерьезно. Ты хотел показать мне страсть, разгром, уничтожение - я увидел ребенка, неумело разносящего только что построенный песчаный замок. Это плоско, Дитя, плоско и сыро, это холод и стагнация. Даже барельефы на этой стене больше пылают страстью, - черная шапка волос качнулась печально, Хикари отошел, пряча в карман холеную руку. - Давай-ка еще раз.. хотя нет. сначала.. скажи мне, о чем это?
- Ах, знаешь ли, как порой умеют ненавидеть дети... - вновь протянул ученик, по-кошачьи стягивая зрачки в щелки, сквозь которые не прорывается тщательно сдерживаемая обида. - Взрослым до них далеко. Различие, главным образом, в фантазии. Ты можешь сколько угодно называть мою игру бездарной - о, пожалуйста, - Микаэль с усмешкой поклонился, не вставая с кресла. - Но увидишь ли ты страсть, если она будет отточена до блеска?.. А это? Знаешь прекрасную цитату: "говорить о музыке - все равно что танцевать об архитектуре"?..
- Я не называл игру бездарной. я спросил, о чем ты играешь - ровно, совершенно бесстрастно спросил Пламенный.
- Я не знаю, - Микаэль покачал головой в совершенно искреннем недоумении. - Должно быть, о давлении крови в висках?.. Или может, о мириадах кружащихся пчел. Движение, дрожь на грани обрыва, мастер...
Хикари кивнул. Спиной к ученику, он не мог видеть выражения лица последнего, но, кажется, вообще едва помнил о его присутствии.
- Скажи, чем отличается мазня ван Гога от мазни дельфина?
- Ничем, - торжествующе оскалился ученик, продемонстрировав клыки. - Ничем, учитель!
- Судя по тому, как ты играешь - да, твой ответ по крайней мере, искреннен. Техникой. Они отличаются техникой. И если ты будешь и дальше пренебрегать ею, ты можешь тут сгореть на месте от своих эмоций - слушатель не услышит и половины. И то, половина это в лучшем случае.. - в спокойном голосе блеснула обида учителя, ученик которого оказался хуже, чем о нем думалось. - Я прошу, поработай над произведением еще неделю, без меня, потом покажешь. И, пожалуйста, если ты будешь обижаться на критику - мне придется использовать бамбуковые палочки, - он так и не обернулся.
- И еще. То, что ты творишь - можно делать с женщиной. Но не с инструментом. Понимаешь?
- Почему нет? - нешуточно удивился вопрошающий. - Законы? Правила?.. "У художника должны быть мастерство, техника - без этого никак", - спародировал он испанский акцент, повторяя какую-то знакомую цитату. - "Но для настоящего искусства этого мало, сеньор-рита..."
- Впрочем, не могу не согласиться с тем, что прежде чем отвергать правила, нужно овладеть ими, - смиренно склонил голову Микаэль. - Да, мастер, я буду практиковаться.
- Спасибо.
Ничего больше не объясняя, Пламенный вышел.

Топольци, Венгрия
Он поднял крышку.
Аккуратно, стараясь смягчить стук лакированного дерева, сложил, откидывая. Сел. Голова опущена, ладони между коленей. Белые клавиши смотрели на него с холодным отчуждением, белые и черные, но белые больше. Святотатство.. сейчас прикоснуться к ним. Но не вылить то, что кипит внутри мучительным вопросом – невозможно дальше сжимать в кулаке воли, как нельзя бантом завязать клинок. Он мысленно попросил прощения.
Руки повисли над клавишами. Белые, черные. Если все цвета, все-все, которые только есть в мире, смешать – получится клавиатура фортепиано. Хикари решился, мягко погружая пальцы в аккорд. Не импровизировать только, иначе боль неразрешимого уйдет, не выродившись в лотос. И потекли порывистые, неуравновешенные, свободные пассажи Шубертовских пьес, капелью по водостоку, кровью по молодым венам, чувством по пылкому юному сердцу, дерзостью под пальцами.
Все ускоряясь, ускоряясь, несется вальс, пауком кружится правая кисть, левая летает от баса к аккордам, и первичные образы стирались, заменяясь языком нот, непереводимым, понятным. Хикари склонился над клавиатурой, живя стремительным потоком звуков, отдаваясь этому потоку, как несколько часов назад…
Сбился. Формальный, зрительный образ перебил слуховой рисунок, и вальс рассыпался в статую самого себя, грубую, из ноздреватого песчаника. Пламенный не мог себе позволить играть голый текст – руки вновь повисли над клавишами, потом безвольно легли на бедра. Хикари убрал ногу с педали, но не уходил, будто недоговорил чего-то в ссоре с любимым существом. Но сказать больше нечего, и пальцы молчали, не смея прикоснуться к инструменту.
Рядом с клавиатурой разрядился давно забытый телефон. Каин знает, сколько там пропущено звонков от Старейшины, Хикари сейчас это волновало в последнюю очередь.
Несмелое движение…. но фортепиано не прощало измен. Пламенный с тяжелым вздохом бросил на колено руку. Уйти?
Он продолжал сидеть на краешке жесткого пуфика.

Плеск темных волн. В небесах издевательским монументом всему вечному повешен чуть покачивающийся труп луны. Свист ветра, разгоняющего облака над беспокойной гладью озера - они отражаются в нем, словно что-то живое всплывает из глубины к поверхности - за глотком воздуха.
Двое стоят на пустынном берегу, похожем на кладбище уснувших монахов - тут и там торчат серые, отполированные временем каменные головы зарывшихся в песок. Двое стоят у самого берега, и волны бестрепетно лижут их ноги.

Тому, что закутан в плащ, чьи всклокоченные черные волосы треплет ветер, это немного нравится - он, играясь с представлениями, воображает себя повелителем, а воду - рабом, полирующим его туфли языком. Поэтому он предпочитает молчать, наслаждаясь моментом. Тот, что выше, небрежнее в позе и менее пафосен, опустился на камни, в недосягаемости для воды, удобно и изящно расположив по острым кромкам гибкое тело.
- Одинок полет светлячка в ночи...
- Но в небе - звезды, - вяло подхватывает голос впереди. Не выдержав, фигура осторожно трогает воду носком туфли, едва коснувшись, и сразу же отдергивает. - Всегда хотел узнать, Сир, были ли у вас на родине поэты, писавшие в рифму?.. хотя бы один?
- Но в небе - звезды, - вяло подхватывает голос впереди. Не выдержав, фигура осторожно трогает воду носком туфли, едва коснувшись, и сразу же отдергивает. - Всегда хотел узнать, Сир, были ли у вас на родине поэты, писавшие в рифму?.. хотя бы один?
- Что такое рифма, дитя? - Хикари находился в прекрасном расположении духа, лиричном, приподнятом, том, которое называется "любить жизнь". Если вампир, отправивший к каину третий век, может любить жизнь
- Это сочетание двух одинаково звучащих окончаний слов, - раздраженно проворчали со стороны озера. - Или за последние пару сотен лет понимание несколько изменилось?..
- Это механика. Техника. Ты странный, сын заката. Где нужна техника - ты полагаешься целиком на эмоции. Где нужна душа - ты прячешься за технику. Что такое рифма для красоты стиха? - смех японца рассыпался прохладными мягкими лепестками по глади озера
- По-моему, вы сделались подозрительным, Сир, - хихикнул Микаэль, плеща ладонью по воде. - Я всего лишь спросил вас о том, какие традиции стихосложения у вас существовали, а вы реагируете так, словно банда Носферату обступила вас в темноте и требует сыграть ноктюрн, угрожая алебардами...
Хикари пожал плечами.
- Ты знаешь каноны. 5-7-5 для хокку, 5-7-5-7-7 для танка. В начале X века Цураюки сказал, что это поэзия, корни которой - в сердце человека. Много у тебя в сердце слов, заканчивающихся одинаково? - он все по-доброму смеялся, ласковый и мягкий, как эта венгерская ночь
- У меня? - бросив любование собой в рябящем зеркале воды, Микаэль удобно уселся на камень, подобрав ноги. - У меня в сердце и поэзии-то ни капли, о чем вы, Сир. Но заметьте любопытное: на всем континенте, в каждой стране нашлось несколько десятков человек, которые успешно, - он сморщился, - "творили" что-то из рифмованных слов. И только ваши соотечественники отчего-то отличились. Я равно считаю словесной шелухой и то, и другое - не имеющей никакого касательства к сердцу... так что рассматриваю это с позиции исследователя.
- Что ты имеешь в виду, сын заката? Континент? какой? и, позволь полюбопытствовать, на каком континенте находится Япония? - он смеялся, склонив голову к плечу. Хикари забавлялся. Теплая ночь стлалась над мутными водами цвета нефрита
- Разумеется, вот этот, - ученика было не так-то легко сбить с толку. - Да что там, подозреваю, что и весь мир... любопытно, не правда ли? Насколько мне известно, только в Японии нет рифмованной поэзии как класса. Вот, пожалуйста, Китай - японцы ведь, если я не ошибаюсь, точно так же заимствовали великий алфавит Поднебесной? Стихи китайцев традиционны и имеют рифмовку. Соседняя Япония, с которой они постоянно контактировали, вплоть до войны - почему-то пошла совершенно своим путем...
Микаэль вздохнул, и усилием воли отвел взгляд от плещущегося в воде разбитого отражения луны.

(вместе)

- Впрочем, это все история, - уже тише добавил он. - Вы ведь наверняка хотели поговорить не об этом. Зачем они вам, эти изящно сложенные слова поэзии, Сир?
- Нет, нет, погоди, это важно. Не обижайся, но - почему ты ограничиваешь вопрос одной Евразией? - Хикари лег на спину, ветер залетал под рубашку, щекоча кожу, - История лежит в основе всех ответов на вопросы, без истории нет ни настоящего, ни будущего. Не правда ли?
- Воистину, - кивнул, соглашаясь, Микаэль, не преминув-таки добавить, - хотя иногда я начинаю в этом сомневаться; настолько люди спешат отвергнуть то, что было, и перестроить себя заново. Что до нашего многострадального материка... ну, в конце концов, на нем сосредоточено большинство поэтов истории. Америка немного запоздала к столу, а творения аборигенов и индейцев я не рассмотрел... главным образом потому, что понятия о них не имею. Но если у них и были стихи, подобные хокку или танка, то они умудрились остаться неизвестными на сегодняшний момент.
- Если ты чего-то не знаешь, не значит, что этого нет, права? - низкое небо, черное, как глаза юных венгров.- Рифма - это лишь один из способов передать музыкальность мира. Мы просто пользуемся другими способами, да и среди "ваших" поэтов.. как насчет верлибра, белого стиха? ..и если стих достаточно бел, его никто не найдет, пока не наступит весна....
- ...пока снег не растает. Но почему вы выбираете именно этот способ? Вас не устраивает написание стихов с рифмой?
- Почему же не устраивает? Мне не могут не устраивать пятипалые листья клена или черный цвет в перьях аистового крыла. Но канон гласит, что красота есть асимметрия, а что может быть симметричней рифмы? Посмотри. Эта луна и ее отражение. Разве они похожи друг на друга, как окончания строчек Верлена?
- Ну почему же, - протянул Микаэль, в очередной раз хватая рукой невидимого мотылька. - Ассимметричность сама по себе еще ничего... что ж, пусть так. Но разве нет строгости формы в ваших построениях? Пять - семь - пять, верно?
- Верно. Однако она идет из души, а не из головы. Ритм важен в музыке, ритм - а не рифма. У твоего сердца была рифма, когда ты жил? - непроизвольно рука легла чуть левее солнечного сплетения. Тишина. - А ритм был
- "Неизменна тяга человеческая к постоянству, и также неизменна тяга к переменам. Один Господь смог соединить эти две противоположности так, как не смог бы никто, кроме него - создав ритм", - наугад продекламировали со стороны кромки берега; Микаэль обожал говорить цитатами, но никогда не мог их запомнить, вследствие чего каждый раз сочинял их заново по примерному смыслу. - Итак, вы создали форму. С учетом ритма ударных и безударных звуков, с сочетанием слов... у вас готовый кусочек поэзии. Но зачем он вам?
- Зачем тебе луна? Зачем вода? Зачем высокий бокал и пышные кружевные манжеты? - Камни врезались в тело, наверняка останутся следы. Хикари со вздохом поднялся. Странно, ложиться было куда удобнее, он чувствовал себя неуклюжим, несколько раз потеряв изящность позы. - Зачем нужна эстетика?
- То есть игра на эмоциях? Понимаете... луна и вода - материальны. Они существуют. Плоть, дерево, металл, даже звук - все они обладают весом в этом мире... можно ли сказать такое о стихах? Это словно вырезанные кусочки бумаги из словаря. Я им не доверяю.
-Стихи.. - прыгая с камня на камень, Хикари подобрался к самой воде - их надо читать вслух, нараспев. Мой учитель уводил меня в дюны и заставлял читать, так, чтобы сердце кровоточило стихами. А потом, - один за другим закрытые пробковые сандалии полетели на берег. - он дал мне становление, после особенно ожившего танки. Стихи - это музыка, переведенная на человеческий язык. Не хочешь искупаться?
- Пожалуй, спорить здесь не о чем, - разочарованный вздох. Микаэль осторожно тронул пальцем ноги воду и отдернул, скорчившись будто бы от холода - разумеется, наиграно; никакого холода он чувствовать не мог. Некоторое время было потрачено на то, чтобы освободиться от плаща и по возможности аккуратно разместить его между камнями, чтобы не унесло ветром.
- Но знаете, мастер... После того, как тебе случается молчать целую неделю подряд, молчать специально, чтобы язык твоих чутких пальцев не осквернила дрожь какого-нибудь неосторожного слова - после этого плетения человеческого языка кажутся настолько... ах, впрочем, неважно.

Он медленно ступил в воду, скривившись, когда острые камни врезались в ноги. Но чем дальше, тем больше становилось песка, пока наконец, пальцы не начали проваливаться в мягкое рассыпчатое дно.
Микаэль медленно, запрокинув голову в сторону неба, брел, ступая по холодному илу, и нетерпеливо выбивал пальцами гаммы по поверхности воды - глубина поддавалась медленно.

Хикари быстро и легко скинул одежду, бросил как есть среди камней, лишь бы волна не достала, а и достанет - не жалко, ступил в теплую - он знал, что теплую воду, как в небо. Щекотная кромка долго колебалась на уровне колен, потом как-то внезапно подлетела ниточкой до пояса, и снова будто повисла. Хикари наклонился и поплыл, в озере как в ночи

Москва, следующая ночь

Бывает ли каинитам холодно? Ненужный вопрос. Своё состояние Мишка с радостью бы охарактеризовал как "холодно", если бы знал ответ. Так бывает - у ненужных вопросов полным-полно нужных ответов. А у нужных вопросов ответов, как это по закону подлости и бывает, не находится.
Хорошо, что в каждой второй подворотне не нужно соблюдать Маскарад. Не потому, что хотелось нарушить - хотя хотелось - а потому, что... просто хорошо.
С вчерашней ночи Мишка не ел. Даже пломбира, которого так хотелось вчера под неврозом. Хотя и спал. Не пошёл на старые места, не поехал по клубам. забрался в какую-то нору - дешёвую, с кучей укуренных и никому не нужных. там просидел в подсобке весь день, надеясь, что не зайдут. Не зашли, конечно - кому и что тут делать днём?
Стоило солнцу сесть - у него появились дела. И дела любопытнейшие. Хоть и заняли всего два-три часа.
Надо звонить? наверное надо. Хотя... может и не впутывать её? Может. Даже так лучше. Только зачем тогда взял номер.
Трубка дёрнулась, словно это на неё звонили.
Саша. У него в телефоне всегда были имена собственные, и только. Мало знакомых собратьев с совпадающими. Но тут пояснилка была. "Саша-она".
- Сними трубку, ладно? - тихо шепнул Мишка гудку в телефоне.
Трубка долго и нудно гудела, минуты три, подползла к самому-самому краю, за которым звонок автоматически сбрасывается, и замолчала, по щелчку нажатой кнопки приема.
Однако голос не спешил появляться.
Еще несколько секунд темной шуршащей тишины.
- Да? Я вас слушаю.
- Саш, привет. Это Михаил.
Могла не сохранить. Не придать значения. Постараться забыть. А может она просто занята?
- Ты можешь говорить, или я не вовремя?
- Ммогу, - несколько неуверенно ответил измененный динамиком голос. - Здравствуй. Что-то случилось?
- И да, и нет. Я говорил с Иваном. У тебя найдётся время встретиться? Может быть интересно... тут и про наших и про ваших есть.
Мягкие лапы тишины снова потерли шуршащую бумажку.
- Где*
Мишкин голос чуть сбился - из-за угла показалась какая-то физиономия. пыхнула табачным дымом на полпереулка, скрылась за углом. Так и начинаешь шарахаться от собственной тени...
- Ты где сейчас сама? Я мобильный сегодня. Если что - подскочу.
- Яаа не ориентируюсь в городе. В капелле, где мы вчера расстались. Переговоры получились.. долгими. Ты далеко?
- Не очень, и при мне колёса. Как выйдешь - я тебя подхвачу за углом. Если тебе удобно. На глаза твоим попадаться... не хочу. Устроит?
- Конечно. Сколько у меня времени?
- Сколько тебе нужно. Не вопрос - главное увидеться. там правда... занятное дело.
- Вообще я хоть сейчас могу, - наверное, она пожала плечами, но по голосу такое трудно определить. - Вопрос, за сколько ты доберешься, чтобы мне на углу не торчать. Курила бы - был бы повод. Так?
- Мне минут десять. С учётом "выйти-тебе-сесть-мне" - пятнадцать. Хорошо?
- Договорились. Как я выгляжу помнишь?
- Конечно. Я еду.
Мишка повесил трубку. Будь все тремы такими... хотя какими такими? Он и знать-то о ней знает меньше, чем о квантовой теории поля. Хотя нет, столько же - имя-название. И мелочи.
Тряхнув головой, Мишка застегнул косуху и с явным неодобрением собственного выбора осмотрел цепь на правой руке. Да, у Ивана нашлось во что переодеться, но вот ассортимент.... Какой был. И транспорт такой же. По крайней мере это было что-то спортивное на основе "Хонды", модифицированное самим Иваном, а не родимый "Урал" с ржавой коляской - Димка его и в такую колымагу однажды запихивал. Ощущения - много ниже среднего.
Мотор взревел - глушитель тарахтелке приделать или забыли, или такой уж приделали. Мотоцикл дёрнулся вперёд, и Мишка широко улыбнулся ударившему в лицо свежему ветру.

Сашка все-таки перестраховалась, хоть и старалась выйти в последний момент, самый-самый последний, и шла медленно вроде, наблюдая тайком каждое движение мертвого, но удивительно подвижного тела. Встала за угол, проверила несколько раз, чтобы охрана у входа не видела. Да они и не смотрели, если что, по запаху учуют, или по камерам своим. Если надо.
Саша скрестила руки на груди, отставила левую ногу. Ну и где?
- Сюда. Карета подана.
Колоритный байкер, угнездившийся на ярко-красном драндулете под фонарём, поднял забрало мотошлема и широко улыбнулся, нахально сверкнув глазами. Костюм - сплошная кожа и армейские ботинки, цепь на руке, картинка - огненный орёл на плече куртки. Образ был почти карикатурным. особенно с Мишкой внутри всего этого великолепия.
- Ох ты, бруджа, - выдохнула Саша, но замок рук разомкнула, подошла ближе. - Нигде не тормознули?
- Да нет. Я тут один такой разве? Садись. Тут недалеко есть нейтральная и вполне удобная территория, - Мишка кивнул на сиденье позади себя. - Редкое место, где можно перекусить и не дёргаться нашему собрату.
- Неужели совсем ничья? - с недоверчивой полуулыбкой уточнила Саша, устраиваясь. - Почему-то плохо верится...
- Территория-то? Ну не то чтобы ничья. Но по сравнению с любой другой - чудное место. Держись крепче, поедем с ветерком. - Мишка передал спутнице невесть где спрятанный до этого шлем. - Ты кстати сама не водишь?
Суркова успела отрицательно тряхнуть мышино-светлыми патлами, прежде чем натянула на них шлем.
- Ну погнали наши городских в сторону деревни, - и Михаил довольно вдавил газ. Мотоцикл, снова рявкнув раненым трицератопсом, рванулся вперёд, на грани возможного лавируя между машинами. Шлем Миша на этот раз снимать не стал - Сашка была права, по пути за такое могли и замести, погорел бы по глупости, а ведь пофорсил, ехал без шлема! Одел только чтобы сразу не узнала... Но ничего, обойдётся. Здесь сейчас операторов машинного доения днём с огнём не сыщешь. Явно охотники ан вампиров поговорку придумали кстати - днём, да ещё и с огнём... Упасите все кто упасает!
- Далеко ехать? - Сашка вклинилась в его размышления, очень старательно выбирая момент, чтобы посередине какой-нибудь особенно приятной грезы
- Да нет, всего-ничего! - Мишка лихо ушёл в сторону, круто вошёл в боевой разворот, получив от водил по бокам пару громких гудков и пару ласковых; вильнул, едва не вылетая на встречную, проскочил между двумя машинами и, снова резко развернувшись - хвала аэродинамике спортивного "японца" - сбрасывая скорость, направился по длинной улочке с односторонним. На другом конце улицы на довольно респектабельном здании красовалась цветистая электровывеска: "КОРА'LL".
- Нам сюда, - ещё не остановившись, но уже одной рукой стаскивая шлем, провозгласил Миша. - на третий этаж.
Саша кивнула, не спеша, впрочем, выпускать из рук кожаную куртку сидящего впереди. На мотоциклах ее возили достаточно, чтобы усвоить: лихачествующий пассажир сам себе злобный баклан. Выделываются пусть те, у кого в руках руль.
Лишь нащупав одновременно обоими каблучками твердый асфальт, она соизволила снять шлем и вернуть хозяину.
- Выглядит и правда ..нейтрально. Ты здесь был раньше? - первой она идти не собиралась. Во-первых, потому что не знала дороги.
- Был. Кора - милашка, хоть иногда и злючка та ещё. И главное - на той стороне здания небольшая, но разрекламированная "частная клиника". А что это значит? - Мишка подхватил шлем под руку, паркуя железного коня. Бережно, но резко - словно с конём настоящим. - Они только такой язык понимают. Мотики то есть.
- Отлично. Идем? - Суркова стерла запястьем смешок, от которого на секунду потеряла всю свою чопорность.
- Идём.
Миша, разумеется, вошёл первым, придерживая дверь для спутницы. Внутри, помимо небольшого холла и лестницы на второй этаж, располагалась дверь в просторный, сияющий всеми цветами светомузыки зал, а около неё - шкаф. Образно выражаясь - то есть шкаф самодвижущийся системы "охрана клуба".

Сашка прищурилась на охранника, будто сканирующим злым лучом в зрачки вцепилась, но отвернулась быстро, через секунду, и ни слова не уронила, след в след идя за Михаилом.
Лестница поднималась довольно круто, но за поручни Мишка не держался - только иногда опирался рукой на колено.
- Саш, можно одну вещь спросить, пока ещё не пришли?
- Конечно. Спрашивай. Вот ответ пообещать не могу.
- Вот ты ведь вроде много где бывала, да? Скажи, по заграницам у них, то есть у нас, тоже всё вот так? Как у обычных людей, только с помпой, Маскарадом и красненьким вместо нормальной еды? - в голосе Мишки прорезалась какая-то надежда, густо смешанная с расстройством. То ли потеря сира наконец-то дала себя знать, то ли... было ещё что-то своё.
Узкие плечи, обтянутые плащом, приподнялись.
- Это как посмотреть. И что увидеть. Можно сказать, что да, все одно, потому что две руки, две ноги - в большинстве своем, - и "красненькое" вместо еды. Это глобально. Если чуть мельче присмотреться, не макросом всех грести, а мидисистемой, - тогда пропасть различий получишь. Но эти различия глупо искать между "испанцем" и "русским". Они индивидуальные, - Саша нервно, с каплей раздражения дернула плечом, - ненавижу ярлыки
- Просто скажи... вот ты бытность вампира, - Мишка оглянулся, проверяя реакцию собеседницы на слово - встречались ведь те, кто терпеть не мог зваться "вампиром", а за "кровососа" мог и вовсе голову оторвать. Буквально, - ты бытность вампиром себе так представляла? Потому что нет, я понимаю, оно не обязано быть как в кино, но быть настолько по-бытовому... Мне иногда интересно - оно такое везде?
- Мишь, - Сашка остановилась, начиная сердиться. - Я еще раз повторю, я не гордая. Отношение к "не-жизни" не зависит от цвета флага и валюты. Это глубоко индивидуально и интернационально. - Взгляд чуть смягчился, - никак не представляла, и мысли не возникло как-то представлять. - Жестко закончила. - У меня оно было по любви. Еще вопросы?
- Вопросов нет. Я учту, что стереотипы ты не любишь, - Мишка даже и не знал, язвил сейчас или нет. Но стереотипнее этой тирады для трема могло быть только "мои чары обратят тебя в прах, проклятый зверь". Впрочем, оно начало сдавать позиции с появлением Маскарада, надо думать. - Теперь только о делах.
Третий этаж отличался от первых двух подчёркнутой тишиной и размеренностью. Никаких тебе танцзалов или светомузыки - только уютные, в чём-то даже аристократичные кресла и столы из резного дерева, мягкий свет, официанты в костюмах дороже, чем иное авто, и... практически никого. Только одинокая дама у дальнего стола сидела, перелистывая книгу.
- Всё практически идеально, - пожал плечами Михаил. - Кора нам точно мешать не будет.
Саша снова заставила себя проглотить смешок
- Проходи, - Миша коротко поклонился, пропуская гостью вперёд. - тебя представить или чем меньше народу тебя знает, тем лучше? Мне всё равно, в принципе.
- Не надо. Я не вижу смысла в знакомстве; по крайней мере, пока. Поближе к стене, подальше от прохода? - полуутвердительно добавила Суркова, глазами выбирая столик. Ага, вот тот подойдет. Лавируя между стульев, она пробралась к выбранному столику, села так, чтобы видеть и вход, и ту, которую Михаил назвал Корой, и при этом не выглядеть сыщиком-наблюдателем из комедии эпохи немого кино.
Михаил сел напротив. По лёгкому движению руки симпатичный молодой официант бесшумно оказался рядом и поставил перед гостями два бокала с густой буровато-красной жидкостью.
- А теперь к делу. Дмитрию вчера пытался достучаться Иван. Старый знакомый. надёжный - наверное. Надёжнее иных, скажем так. Достучался. Но, похоже, слишком поздно - Димка не успел ничего предпринять. Я буквально только что у Ивана был, как видишь. И узнал от него кучу любопытностей. О наших. О ваших. И даже о шабаших, - Мишка пригубил свой напиток, не сводя глаз с Александры.
- М, - Суркова вежливо приподняла брови, пригубляя красную жидкость, изображая желание и готовность слушать, не перебивая
- Иван сказал, что с месяц назад Димка ему звонил. ругался - непечатно, с ним такое нечасто бывает. То есть бывало, - Михаил отставил бокал. - Говорил, что эти "палочники чёртовы всех подставят". Палочниками он вас н6азывал. Колдуны - с волшебными палочками. Отсюда и палочники. Подробности обещал рассказать, когда разберётся. А потом к Ивану - он сам из бешеных... ну бруджанутый то есть, сама видишь, - Мишка выразительно кивнул на собственный наряд. - захаживал какой-то хмырь. Тоже из наших, но явно не городской. Назвался Алоизом - мерзкое имя, правда? Говорил, что очень интересуется тем, как исполняется тут Маскарад - особенно "слабо контролируемыми личностями". Явный намёк на нас, на бруджастых, на лунатиков ещё моет. На крайняк на носатых. "Просил помочь, а глазки так и бегали". Ванька говорит, что он явно не из молодняка. И главное - Иван постоянно с огнём сидит. Привык - у него работа такая. Сваривает и распаивает постоянно. А этот Алоиз вроде бы даже горелки не испугался. Вот это всё - самое начало.

(всё это, разумеется, дуэтом с Сигрид)

Закрыт по истечении месяца с последнего поста.