Мор, Двенадцать шагов к отчаянию

[Барон Суббота >>>]

Гаруспик. День первый. Вторая половина дня


Гаруспик ничего этого не видел и не слышал, он просто шёл к дому Оспины и пытался объяснить себе, почему Самозванка, как он , почему-то, называл недавнюю знакомую, не подвержена допросу с пристрастием. Все знают, что некоторые роды степняков владеют тайной линий тела, но мало кто понимает, что на самом деле кроется за этими словами. Менху: хирурги, гаруспики и мясники из поколения в поколение передают знание тех линий на теле человека, раскрыв которые определённым образом, в определённом порядке, можно получить определённые результаты. Например, исцелить от болезни. Или убить. Или заставить страдать. При мысли о третьем варианте, ладонь Бураха – младшего сжималась на рукояти ножа.
«Ошибся или нет?» - терзался он по пути, но вот, из-за пелены дождя показалось неказистое и обшарпанное, даже по здешним меркам, строение. Создавалось такое ощущение, что его кирпичные стены специально тёрли наждачной бумагой и спутанной проволокой, а потом брызгали грязью. Впрочем, чего ещё можно ждать от места, которое называют ночлежкой?
Гаруспик собирался было открыть дверь, но вспомнил слова Спички о проклятии, решил не рисковать и постучался. Ответа не последовало, причём дверь так заскрипела и зашаталась, что Артемий понял - не заперто, ещё раз постучался и приоткрыл дверь.
- Кхм, - громко покашлял он, не зная, как обратиться к хозяйке этого места. – Оспина? Это Артемий Бурах!
Ничего. Только эхо разошлось по длинному, захламлённому и полутёмному холлу, да разбежалось несколько тараканов. Гаруспик неопределённо хмыкнул и вошёл внутрь. Он быстрыми шагами пересёк дом, но хозяйки так и не обнаружил, лишь горы хлама, да смятая постель. Пожалуй. Единственной вещью, привлекшей его внимание, была тряпочная кукла одетая в точности, как Самозванка.
«Однако, - подумал Гаруспик, взяв куклу в руки и сжав два пальца у неё на шее. – Нет, брать с собой не буду. Оспину найти надо сперва»
Положив куклу на место, Артемий нашёл в местных залежах лист обёрточной бумаги и огрызок карандаша.
«Я Гаруспик, - написал он, слегка дрогнувшей рукой. – Я хочу поговорить. Найди меня или дай знать, где найти тебя через детей. Артемий Бурах»
Дописав записку, он положил её на подушку, придавив куклой Самозванки, чтобы не упала, и двинулся назад.
Порог он пересёк с тяжёлым сердцем. Прошло всего полдня, а на душе уже висел такой груз, словно на неё и впрямь взвалили небо. Терпи, менху, гаруспиком будешь!
- Что же это делается? – устало вздохнул Артемий и сел, привалившись спиной к грязной стене дома Оспины. – Нет, ну что же такое делается?!
Капли дождя текли по его щекам, успешно заменяя слёзы. Самозванке не показалось – плакать Гаруспик действительно не умел. Он сидел ещё около получаса, не обращая внимания на воду, льющуюся с неба, ведь холода степняки не боятся, а от влажности его защищала непроницаемая брезентовая одежда.
Наконец, Гаруспик поднялся и решительным шагом двинулся обратно. Ему предстояло нанести визит господину Сабурову.

[Хелькэ >>>]

Бакалавр & Юля Люричева
(конечно же, с Woozzle!)

- Дверь не открывается, - удивленно пробормотал Данковский. Спустился со ступенек, озадаченно глядя себе под ноги, потом поднял взгляд и развел руками, обращаясь к Юлии: - Я, кажется, идиот. "Неправильные вопросы..." Вот теперь, мне кажется, мы его совсем упустили.
"А ведь тебя", сказал он себе, "никто за язык не тянул. Можно было и про секреты долголетия спросить, и про образ жизни, и про мистику, чем черт не шутит - он ведь большой мистификатор, как видно. этот Каин. А теперь все, прощайте, секреты долголетия."
Бакалавр тяжело вздохнул.
- Что вы обо всем этом думаете?
- Порой мне кажется, что я живу среди безумцев. Что весь город сошел с ума. Он не внемлет доводам разума и знать не знает законов логики, - Юлия нервно втянула ноздрями воздух, ей мучительно хотелось курить. – Но разве это возможно? Быть может, это мы безумцы, Даниил? Быть может это мы, с нашим рационализмом и стремлением руководствоваться разумом, не умеем увидеть самых простых и обыденных для здешних жителей вещей?
- Не знаю, - бакалавр еще раз вздохнул. - Что же нам теперь, менять образ мыслей? Если бы я знал, что от этого будет прок, то хотя бы попытался, конечно, - печальная улыбка. - Утром я и подумать не мог, что все обернется вот так. Ждал чего угодно, но не этого. Словно я... в какой-то сказке, или даже не сказке, а чьей-то глупой выдумке, просто голова кругом. Да, о какой чуме он говорил, вы не знаете? В городе разве какая-то болезнь?
- Об этом ничего не было слышно, - Юлия растерянно покачала головой. – Но если пытаться поменять образ мыслей, то, наверное, стоит исходить из того, что болезнь вскоре объявится. Может быть, это было предвидение? Или, - Юлия бросила на бакалавра задумчивый взгляд, - У Симона было чуть больше фактов для анализа, чем у нас с вами. Второе, впрочем, не исключает первого.
- Да уж... такой загадочной личности, как он, трудно не поверить. Хотя разум предостерегает меня от того, чтобы доверять предвидению и ожившим мертвецам. Он ведь не был похож на труп, правда? Я, честно говоря, думаю. не сходить ли в Горны - упрекнуть Каиных в невежестве. Или в обмане.
Какое-то время Юлия сосредоточенно молчала, словно просчитывая что-то в уме. Наконец она негромко произнесла:
- Не нужно делать поспешных выводов и, тем более, принимать поспешных решений. Я по-прежнему склонна считать, что Каины не врали вам. Что до невежества… Имея дело с таким человеком, как Симон, трудно быть в чем-либо уверенным до конца. Да вы и сами только что имели возможность в этом убедиться. Я, к примеру, была готова поклясться, что он вошел в Театр, просто прикрыв за собой дверь. Дверь, между тем, заперта.
- Да-да, - кивнул Даниил, - причем весьма надежно. А что, в этом Театре дают представления? Он выглядит таким... старым. Впрочем, как и всё здесь.
Он махнул рукой - пойдемте, мол, отсюда, все равно делать тут уже нечего.
- Так странно получилось. Выходит, мне сегодня гоняться больше не за кем, - добавил он чуть позже. - Не знаете, где тут можно остановиться?
- В нашем городе нет гостиницы, здесь не часто встретишь приезжего. Я бы пригласила вас к себе, но, боюсь, в моей скромной обители вам будет не слишком комфортно, - девушка немного виновато улыбнулась. – Думаю, вам стоит наведаться к Ларе Равель, она всегда готова приютить любого, кто в этом нуждается.
Даниил понимающе кивнул - на нет и суда нет.
- Госпожа Равель занимается благотворительностью? Далеко ее дом?
- Совсем близко. Сейчас свернете за Театр, а там – первый же поворот направо. Сразу за повротом будет магазин, а через здание – дом Лары.
- Ясно... Тогда придется, видимо, прощаться? - по лицу Данковского было заметно, что как раз прощаться ему хотелось меньше всего. - Спасибо вам большое... за пробежку. И за помощь.
Юлия меланхолично ворошила носком сапожка ворох желтых листьев.
- Жаль только, что пользы от пробежки (да и от моей помощи) вышло не много. Знаете что, Даниил? – она вскинула голову. – Заходите как-нибудь в гости? Если, разумеется, задержитесь у нас. Меня легко найти - если идти вдоль реки вниз по течению, то рано или поздно упретесь в Невод.
- Надеюсь, что у нас еще будет шанс повидаться. Вне зависимости от сроков моего пребывания здесь.
Кивнув на прощание, бакалавр побрел в указанном направлении. Может, ему лучше было бы уехать сегодня? Но все же его не оставляла надежда встретить Симона еще раз. Чья-то сегодняшняя фраза о том, что Каин появится, только когда сам захочет, чтобы его нашли, стала более понятной.
Вдруг Симон и правда захочет второй встречи? Она ведь так нужна ему, бакалавру Данковскому, горе-основателю несчастной, всеми поносимой "Танатики"... В общем, перспектива остаться пока в Городе показалась не такой уж и безрадостной.

[Барон Суббота >>>]

Гаруспик и Сабуров. День первый.

(с Чероном)

Казалось, небу порвали вены, и оно до конца мира будет изливать на землю потоки своей прозрачной крови; дождь становился всё сильнее, так что, Гаруспик, прежде чем прежде чем войти в дом Сабурова, был вынужден отряхнуть одежду и волосы. а так же тщательно вытереть ноги. Стучаться к главе семьи Исполнителей было не нужно, но Артемий решил предупредить о своём вторжении и воспользовался небольшим молотком, висящим рядом с дверью.
Через некоторое время за дверью послышались шаги сухой, недовольный голос окликнул его.
- Назовитесь.
- Артемий Бурах, - лаконично отозвался он.
Дверь послушно отворилась, и обнажила владельца мрачного дома. Александр Сабуров, властитель - горд и суров, взгляд холоден и сосредоточен - но в то же время и как будто чем-то надломлен.
- Бурах? - удивленно поднял брови Сабуров. - Верно, вы прибыли этим утром. Чем обязан визиту?
- Мой отец пропал, а наш дом разгромлен, - на этот раз Гаруспик обошёлся без расшаркиваний. - Я хотел бы поговорить об этом с вами.
- А, - в глазах Александра мелькнуло понимание. - Да, я уже слышал об этом... что ж, проходите.
Изнутри Стержень выглядел ничуть не приглядней, чем снаружи. Кроваво-красная обивка стен, прямые углы, деревянные колонны и облик не то покинутого собора, в котором живет аскет-отшельник, не то замка графа-кровососа. И хозяин был под стать дому, и его названию - такой же прямой, будто проглотил оглоблю, взирающий как дознатель на преступника. В этом человеке чувствовалась воля, и немалая. Не такая, как в Гаруспике, другого сорта.
Приглашать гостя за стол Александр не стал, видимо, считая это само собой разумеющимся. Человек виновный бы не осмелился сеть, человек безвинный же стремился бы как можно дольше поддерживать в глазах железного правителя убеждение в собственной невиновности.
- Мне говорили, что старший дома Бурахов пропал с утра, но могу заверить вас, это его обычное состояние. Он часто исчезал в Степи на несколько дней. Что касается дома - приношу свои извинения за наши порядки. Если Исидора ограбили, то могу пообещать вам, что мои люди приложат все усилия к возвращению пропавшего. Дом был взломан?
- Нет, закрыт на ключ, а внутри разгром. Всё вверх дном.
- Закрыт на ключ? - Сабуров воззрился на гостя, и пожал плечами. - Тогда, надо думать, уличный люд тут не при чем. Вскрывать замки они умеют, даже и незаметно, но закрывать после себя двери - навряд ли. Логически рассуждая, ваш отец сам устроил переполох.
- Зачем? - Гаруспик начинал злиться и завёл урки за спину, пресекая в зародыше всякие поползновения. - Зачем моему отцу, уважаемому человеку, главе рода менху делать это?
- Не знаю, и не уверен, что хочу знать, - бесстрастно отрезал Александр. - Может быть, он что-то искал второпях. Устанавливая истину методом исключения, истиной следует считать последний оставшийся вариант, как бы невероятен он не казался, и я не могу себе представить вора, разбросавшего вещи и закрывшего за собой дверь. Я вообще не могу представить себе человека, который рискнул бы забраться в дом Исидора, если на то пошло. Что-нибудь пропало?
- Нет, - ответил Гаруспик, почувствовав неожиданно отяжелевшие флаконы с твирином в карманах. - Хорошо. Вы ничего делать не будете. Может, хотя бы, скажете, что мне делать дальше?
- Почему - не будем? - хозяин "Стержня" задумчиво качнул чернильницу, притулившуюся на столе. - Я объявлю, чтобы все, видевшие Исидора в последний раз, обращались ко мне, и проверю, если выяснится что-то подозрительное. В чем я сомневаюсь, тем более что из дома, как вы говорите, ничего не пропало. Вам я бы посоветовал вернуться домой и просто подождать. Скорее всего, Исидор вернется, как и раньше. Или, может быть, поищите его где-нибудь в местах, куда он обычно ходил - Бойни, Термитник, или в степи...
- Хорошо, - кивнул Бурах-младший. - Если что-то узнаете, найдите меня.
Он осёкся и извлёк из кармана записку, найденную в доме Исидора.
- Я нашёл это на полу.
Сабуров разложил клочок бумаги, пробежал его глазами несколько раз, и пожал плечами.
- Цифры мне ни о чем не говорят, эти слова - впервые слышу. Во всяком случае, это наверняка не названия мест города, иначе они бы были мне знакомы. Должно быть, какая-то фраза на степном наречии, а может быть и заклинание... У вас все?
- Всё. Верните записку, - Гаруспик был мрачнее тучи.
- Держите, - Сабуров протянул клочок обратно, и поднялся из-за стола. - Удачи вам. И не поднимайте паники раньше времени.
Кивнув, Бурах-младший развернулся и покинул Стержень. На душе у него стало ещё гаже...

[Хелькэ >>>]

Самозванка и Бакалавр
/здесь были Дженази и Хакэ/

Данковский уже направлялся к дверям дома Лары Равель, как вдруг его внимание привлекла маленькая фигурка, мелькнувшая между домами. Кажется, девочка - невысокая, тоненькая, в куртке явно большей по размеру, чем следовало бы. Это она за ним, что ли, наблюдает? Или не наблюдает вовсе, и идет по своим делам?
Тем не менее, она выделялась чем-то, невнятно непохожая на остальных. Как и сам Даниил, наверное.
- Эй, - окликнул бакалавр. - Ты чего?
Клара внимательно осмотрела Бакалавра с ног до головы. И улыбка, слабая улыбка появилась на её лице. Так солнце ненадолго выглядывает из-за туч, что бы потом вновь скрыться за бесконечной серой пеленой.- Так вот каков ты, смелый борец со смертью. Бакалавр Даниил Данковский. Это ведь какой-то научный титул? Вроде звания, так?
- Так, - согласился он. - Это академическая степень. Присваивается после окончания высшего учебного заведения. А ты тоже слышала про меня, да? Хотя... здесь уже все слышали, - Даниил вздохнул, покачал головой. В этом городе он - самая белая из всех ворон. Пусть и облаченная в змеиную кожу.
- Ты живешь в этом городе, девочка? Кто ты?
- Дети говорили мне о странном человеке с железным лицом и змеиной кожей. Это ведь ты, верно? Похож… Но ты же совсем не страшный! Почему они тебя так испугались?.. – тихим и задумчивым голосом промолвила Клара, выглядя при этом чуть отрешенно - А меня зовут Клара. Я – Чудотворница. Мы ведь с тобой подружимся, да, Даниил? Ты ведь тоже лекарь, верно?
- Я и сам не знаю, чем напугал их, - развел руками бакалавр. Взглянул на Клару внимательней... чудотворница? Да ей же и пятнадцати нет. И четырнадцати, наверное, тоже - совсем ребенок! А говорит, как взрослая. - Но ты же меня не боишься? Вот, заговорила со мной. Отчего бы нам и не подружиться?
Да, в этой девочке было что-то чудесное. И опасное - так ему показалось. "Пусть это будет минутным наваждением", решил он.
- Я лекарь, - улыбнулся он, - но предпочитаю, чтобы меня называли врачом. Лекари, знахари - это для здешних. Так ты умеешь творить чудеса, Клара?
- Здесь это не имеет никакого значения, Бакалавр. Для местных ты так и останешься лекарем, столичным «дохтуром». И знаешь, я почти согласна с ними, Даниил. Какая разница как называть нас, когда суть – одна. Мы лечим. По разному, но лечим... Анальгетик, седатик, антибиотик... Или как там у вас? – Невинно осведомилась Клара, поглядывая на Бакалавра своими блестящими глазенками. Затем, посмотрела по сторонам и, заговорщицки подмигнув, прошептала:- Но все это неважно, Бакалавр. Я действительно умею творить чудеса. Ты тоже умеешь творить чудеса. Даже тот, третий, может творить чудеса. Но чудеса-то разные бывают. Не может быть одинаковых. Для кого-то оно – единственное, с потом и кровью вырванное из лап судьбы, для кого-то обыденное и ежедневное, для кого-то – незаметное и странное детское чудо. Так что мы все здесь... Чудотворники. А то, что мы можем подружиться... Вот смотри, сейчас я друг. Но стоит моим или твоим интересам пересечься в ненужной точке... И мы будем грызться как две собаки, за одну сладкую косточку. Но пока такого нет... почему бы нам не подружить? Я тебе даже помогу, наверное...- Промолвила она, со странным выражением лица.- А ты Симона ищешь, да? Зря...
- Я уже нашел его один раз, только он... скрылся, - поморщился Даниил. - И не знаю, найду ли его второй раз, но очень хотел бы. Впрочем, вряд ли тебе это интересно.
В тоне его сквозили типично "взрослые" нотки. И удивление - чего это я тут разговариваю с ребенком? Может, потому что ребенок оказался ребенком только снаружи?
- Интересная ты девочка, Клара. Умная. И странная. А что ты про Симона знаешь? Не просто так ведь о нем заговорила.
Клара поморщилась, будто бы от зубной боли. Глаза её тут же превратились в узенькие щелочки, сквозь которые едва-едва можно было бы заметить темные зрачки.- Симон, Симон, Симон... И что вы все так к нему привязались-то, к этому Симону? Да при желании можно и тысячу таких как он найти. Ну, ладно, не тысячу... – Девочка быстро поправилась, склонив голову набок - ... Но тридцати для нас будет достаточно. Он ведь так... Человек, простой, обычный че-ло-век. И уставать он тоже может, наверное. И забывать. И чувствовать боль. И плакать. И много чего другого он тоже может.Клара замолчала. В её глазах вновь появилась та самая странная задумчивость.- ... Ты его навряд ли опять увидишь. Хотя, может я и неправа. Но ты знаешь, не к добру Бессмертного в такие дни встречать. Не к добру. Ты лучше людей проведай. Они тебе много всякого расскажут: только и успевай запоминать. И про меня... И про Симона... И про Каиных... Про всех. Найди крючочек, зацепи их, - Девочка резким движением выбросила руку вперед, будто что-то хватая в воздухе. – И вот, они уже у тебя в руках.Маленький кулачок раскрылся, являя взору Бакалавра тонкие линии ладони Самозванки.
- Люди... если у меня будет время их проведать. Знаешь, я собирался уехать. Со дня на день.
"Может, и не уеду", подумал он. "Странно все складывается".
- А потом Симон сказал мне про чуму. Ну, о том, что будет чума. Вот и поборюсь тогда со смертью... скажи мне, Чудотворница, будет чума?
Даниил сам не понимал, почему спрашивает это все у девочки, которую увидел вот только что, и о которой совсем ничего не знает, кроме имени.
А глазищи огромные, и как будто в самую душу смотрит, и все-все там видит... Жутко.
- Не те вопросы задаешь, Бакалавр, - Мягко ответила Клара, прикрывши лицо узкими ладошками – Не те и не тому. Я ж не Хозяйка, могу соврать и очень легко. Главное – задавать вопросы которые не будут затрагивать наших линий. Будет ли чума? Будет, несомненно. Это действительно так смертельно? Да, действительно. Девочка отступила на шаг от Даниила:- До скорой встречи, Даниил. Мы с тобой еще посостязаемся...Клара, улыбнувшись Данковскому, медленно пошла в сторону исполинского уродца называемого Термитником. Но прежде чем скрыться за улочкой, она не оборачиваясь, промолвила:- А сестренку мою увидишь – привет передавай.
- Увидимся, - неопределенно пробормотал бакалавр, действительно уверенный в том, что - увидятся. И не один, верно, раз.
Он еще долго смотрел на опустевший проулок, в ту сторону, куда скрылась Клара.
"Clara et distincta", вспомнил он курс философии. "Ясная и очевидная... нет, совсем не ясная". Отогнав мысли о чудотворнице, Даниил все-таки постучал в дверь Приюта.

[Woozzle >>>]

Стержень
После ухода Гарупсика

Визит Бураха-младшего оставил в душе Сабурова неприятное тянущее чувство. Словно заноза, засевшая в пальце – вроде и болит не слишком сильно, но и забыть о себе не позволяет, заставляя мысленно вновь и вновь возвращаться к досадной неприятности. Александр прошелся по комнате взад-вперед и остановился возле рабочего стола, опершись ладонями о лакированную поверхность. Теплое, отполированное за многие годы дерево столешницы показалось шершавым – неожиданно и неприятно; Александр поспешил убрать руки.
Что-то было неправильно. Сабуров пока еще не мог сказать, что именно; каждое звено в цепочке доводов, приведенных им Артемию Бураху, было прочным и крепко сидело на своем месте, но сама цепь отчего-то казалась хлипкой, готовой порваться в любую секунду. Да, Исидор в самом деле нередко ходил в степь, порой не появляясь в городе сутками. Да, грабители, перевернувшие дом вверх дном, а после аккуратно закрывшие дверь на ключ, выглядят как минимум странно. Да, можно придумать десяток причин, по которым глава рода менху в спешке покинул свой дом накануне и пока не вернулся назад. Так что же не так в этой логичной на первой взгляд картине?
Так и не сумев понять причину своего беспокойства, но решив, однако, разобраться в этом вопросе доскональнейшим образом, Сабуров занялся делом. Двое патрульных были откомандированы на осмотр места происшествия – дома Исидора Бураха, еще двое отправились на поиски возможных свидетелей, сам Александр в очередной раз припоминал подробности недавнего разговора с Артемием – не упустил ли чего, не проглядел? Попутно перебирал бумаги на письменном столе. В этом не было никакой нужды, рабочие документы господина Сабурова всегда были в идеальном порядке, но привычные, отчасти механические, действия помогали ему сосредоточиться.
Устав ждать в бездействии, Александр решил навестить супругу. Дару Катерины он доверял ничуть не меньше, чем собственной интуиции; ее предвидения не раз оказывались для него огоньком, позволяющим в полной темноте ухватить нить логических рассуждений, а уж способностью не выпустить схваченное хозяин Стержня мог бы сравниться с чистопородным бульдогом.
Жену он застал обессиленной, смятенной и еще более бледной, чем обычно. Грядут страшные времена, бесцветно сказала она, и все, с чем столкнемся мы сегодня – суть предвестники этой бури. После чего умолкла, и обеспокоенный Александр не смог добиться от нее больше ни единого слова. Спальню жены он покинул в еще более мрачном расположении духа. Артемий Бурах, чья тревога каплями воды стекла с промокших одежд и осталась мутными лужицами в кабинете Александра, казался сейчас Сабурову источником всех бед.
Часа через полтора подоспели первые вести: один из патрульных, исполнительный и толковый парень, вернулся из дома Исидора. Никаких улик, как и следовало ожидать, найдено не было. Беспорядок, смятая постель, несколько грязных отпечатков на полу – скорее всего, следы самого хозяина. Или его сына. Ничего, что опровергало бы слова Бураха-младшего. И ничего, что подтверждало бы его опасения.
Опрос свидетелей тоже мало что прояснил, хотя и внес в картину произошедшего некоторые коррективы. Мальчишка, который первым обнаружил отсутствие Исидора, толком ничего не видел, но божился, что дверь в дом Деда была открыта настежь, стало быть, на ключ ее заперли уже после. Артемий либо не знал об этом, либо – Александр ощутил легкий укол неприязни к Бураху-младшему – почему-то счел нужным это скрыть. Кроме того, неподалеку от дома Исидора этот же Спичка видел странную девочку, причем незнакомую, нездешнюю. И хотя Сабурову слабо верилось в таинственных нездешних девочек, невесть откуда появившихся посреди ночи в городе, он распорядился прочесать улицы и задержать всех приезжих (если таковые сыщутся) до выяснения обстоятельств. Всех приезжих - вне зависимости от пола и возраста.

Сообщение отредактировал Woozzle - 4-09-2008, 14:12

[Хелькэ >>>]

Бакалавр, Александр Сабуров etc.
(при активном участии Черона и Вуззл)

Костяшки пальцев только выбили глухую дробь, как вдруг Данковского окликнули сзади.
- Не торопитесь, пожалуйста.
На крыльцо дома, возле закрытой двери которого стоял бакалавр, быстрым шагом поднялся мужчина. Крепок телом, уверен в себе, собран – в нем легко было узнать представителя закона.
- Господин Сабуров, отвечающий за безопасность в этом городе, расследует дело чрезвычайной важности, и хотел бы с вами побеседовать. Прошу вас, пройдемте со мной, - сказано это было таким тоном, что не возникало никаких сомнений: вздумай бакалавр заартачиться, его поволокут «беседовать» силой.
- Хорошо, как скажете, - Даниил помрачнел. - А почему именно со мной?
Беды сыпались на голову словно из бездонного мешка. Ну-ка, что там еще заготовлено, интересно... Он спустился с крыльца и взглянул на патрульного с выражением оскорбленного достоинства на лице.
- Приказано проверять всех приезжих, - чинно ответствовал страж порядка. - Не беспокойтесь, мэтр, пока вас ни в чем не обвиняют. Дальнейшее пусть объяснит господин Сабуров.
Патрульный сошел с лестницы, подчеркнуто-вежливо указал Данковскому перед собой, и двинулся за ним и чуть слева конвоиром, сложив за спиной руки. Мимо протекали маршруты, уже знакомые Бакалавру - вот здесь был очередной поворот бешеной гонки с Юлией, вот эта угрюмая и неухоженная громадина - городская управа, и мост через Жилку.
- Вы, вижу, вашблагородие, уже знаете Стержень? - не удержался патрульный, наблюдая за тем, как Бакалавр выбирает дорогу. - Это вы правильно. Тут во всем городе только их дом знать обязательно. Каждому приезжему.
- Да, я сегодня уже был там, только на половине госпожи, - ответил Данковский. - Сабуровы играют тут одну из первых ролей, как я погляжу?
"С чего вдруг затеяли эту проверку?" - задумался он в то же время. "И еще это "пока"... Видимо, стряслось что-то серьезное."
Он чувствовал себя более чем неловко, идя по городу в таком сопровождении. Теперь пойдут еще и слухи о том, что страшного Бакалавра, которого боятся дети, арестовали в первый же день пребывания здесь.
- Еще бы, - весомо хмыкнул конвоир. - Вы так запомните, вашблагородие - у Каиных, к примеру, может быть больше всего гонору, и они известны всем и каждому. А Ольгимские богаче, и всем промыслом заправляют. Но Третий дом, хоть и не так на слуху, делает больше их всех вместе взятых. К тому же, честен и справедлив. Вот и пришли, мэтр, заходите.
В самом деле, перед Даниилом во второй раз предстало хмурое лицо "Стержня". Со стороны хозяина дом казался нависающим над гостем, хмуро и неприветливо оценивающим его - не таит ли недобрых умыслов? открыт ли?
Через порог, который часом раньше перешагивал Гаруспик, вошел в дом Бакалавр. Совсем не так, как его двойник, ведомый тревожными поисками, но все же - это совпадение наверняка что-то значило.
Внутренность - почему-то на язык просилось именно это слово, представляющее органы животных, словно "Стержень" был огромным лежачим зверем - дома оказалась простой. Небольшая зала с деревянными колоннами, и стол посредине, за которым сидел, что-то отмечая на листке бумаги, не иначе как Александр Сабуров.
- А, - он поднял голову, отвлекшись на стук двери. - Бакалавр Даниил Данковский, верно? Добро пожаловать.
- Верно, - кивнул бакалавр, - здравствуйте. Признаться, я бы больше желал посетить вас в иных обстоятельствах… хотя бы без полицейского, неотступно следующего за мной.
Присесть ему не предложили, поэтому Даниил поискал глазами второй стул… однако не нашел и остался стоять, заложив руки за спину. От этого он еще больше чувствовал себя не временно задержанным (во что хотелось бы верить), а арестованным.
- Я ведь могу узнать причину задержания?
- Разумеется. - Александр поднялся, ему совершенно не нравилось беседовать с задержанным, глядя на него снизу вверх. – Мы разыскиваем пропавшего человека, ваши показания могут оказаться полезными. Но прежде всего мне хотелось бы узнать – с какой целью вы прибыли в наш город?
"Пропавшего? Это ведь не..."
- Симон Каин, - вслух продолжил Даниил свою мысль. - Я приехал, чтобы встретиться с Симоном Каиным. Я занимаюсь изучением... вы, быть может, слышали о "Танатике"?
Сабуров не слышал о "Танатике", больше того, в данный момент он слышать о ней и не хотел. Не позволив сбить себя с толку, все тем же вежливо-въедливым тоном он продолжил дознание:
- Симон Каин известен далеко за пределами города? Сомневаюсь. Вы были ранее с ним знакомы? Или услышали о нем от кого-то еще?
- Я получил послание от своего коллеги, Исидора Бураха. Он писал, что правитель этого города являет собой пример феноменального долголетия и, возможно, встреча с ним могла бы помочь мне после всех тех гонений, коим подвергли меня Власти. Он даже якобы договорился с Симоном насчет меня… правда, сегодняшний день убедил меня в обратном, - Даниил поморщился. – Ну и знаком я с Каиным, как вы уже поняли, не был, даже представления не имел.
Услышав из уст Данковского имя Исидора Бураха, Сабуров весь словно бы подобрался и сразу стал похож на ищейку, взявшую след.
- Стало быть, вы имели дела с доктором Бурахом? - произнес он с нажимом. - Вы уже встречались с ним по прибытии в город?
- Мы переписывались. Редко, - сухо ответил Данковский. - А с Бурахом я еще не встречался - сразу отправился в Горны, впрочем, безрезультатно. Кстати, наверное, надо будет навестить Исидора; я об этом как-то не подумал.
Сабуров с силой оперся на стол и наклонился вперед. Поймал взгляд бакалавра и уже не отводил глаз.
- Вы хотите сказать, что, приехав в город, первым делом отправились к совершенно незнакомому человеку? Не заручившись поддержкой коллеги, не попросив его сопровождать вас, не осведомившись, в конце-то концов, о том, успел ли он известить о вашем визите интересующее вас лицо? – голос его был буквально пропитан недоверием.
- Именно! - кивнул Даниил. - Да я, в конце концов, не к Бураху приехал. И... поймите меня, я слишком торопился увидеть эту живую легенду. Мое положение на текущий момент оставляет желать лучшего, и Симон для меня был как свет в окне... Впрочем, зачем я вам это рассказываю?
Он вздохнул, потер переносицу.
- Вы подозреваете меня в чем-то?
Александр задумался. Увы, обвинять Данковского в исчезновении Бураха не было никаких оснований. Мотивов нет, улик нет, свидетельских показаний – и тех нет. Пока нет, во всяком случае. И это самое «пока» Сабуров крепко держал в уме.
- Я расследую исчезновение Исидора Бураха, - Сабуров не сводил глаз с собеседника, внимательно наблюдая за его реакцией, отмечая каждый жест, придавая значение любой мелочи, - и если вы каким-то образом причастны к этому…
Многозначительная пауза была выверена до секунды. Ровно столько, сколько необходимо, чтобы бакалавр успел почувствовать всю шаткость своего положения, понять, что здесь, вдалеке от столицы, его громкое имя ничего не значит.
- Сейчас вы можете идти. Но я бы настоятельно не рекомендовал вам пытаться покинуть город до того, как все обстоятельства этого дела будут раскрыты. Вы меня понимаете?
- Понимаю. Последую вашему совету, комендант. Что же... до свидания; мне кажется, мы еще свидимся непременно, и, надеюсь, повод будет не столь безрадостным.
В знак почтения Данковский склонил голову, развернулся на каблуках и вышел.
Значит, Исидор исчез. Симон - тоже, но его Даниил хотя бы успел увидеть, да и услышать кое-что столь же любопытное, сколь непонятное. Планы продолжали рушиться один за другим, как карточный домик от неосторожного вздоха. Не хватало только подозрения в... убийстве? Похищении? Бакалавру не хотелось даже думать об этом.

[Genazi >>>]

Самозванка. Термитник

Семга нервно дернул щекой. Все сегодня у этого заурядного, в общем-то, человечка шло не так как нужно. С утра успел разругаться с женой, голова просто разрывалась после вчерашней посиделки... А может и от воздуха, тяжелого и вязкого воздуха. Твирь цветет в этом году особенно резво, так что ничего удивительного для Семги в этом не было. Удивительное и даже пугающее было в той девчонке, что смотрела на него сейчас с сочувствующим видом. И вроде бы девчонка, как девчонка, бродяжка какая-то. Да только... Минуту назад она пыталась проникнуть в Термитник. Хотя, «проникнуть» звучало бы слишком громко. Клара, как она себя называет, просто прошла мимо охранников с невозмутимым видом, будто бы так и нужно.
«Вот же черт... И чего ей там нужно было?» - подумал патрульный, оттягивая воротник душной кофты.
- Ты...эээ...Значит так, девка, неча тебе там делать, ясно? Неча! – сипло промолвил он, стараясь не смотреть Самозванке в глаза.
- Да что ты с ней мучаешься, Сем? Пускай вон идет, - крикнул Клевец, лениво вертя в руках дубинку. – Иначе поможем.
- Понятно... – Невозмутимо протянула Клара, внимательно изучая черты лица Семги. – А вы точно уверены в том что мне нельзя туда?..
Служивый покрылся неровными красными пятнами. Злоба на этот день, эту малявку, эту работу и этот город, пробила брешь в его непроницаемой плотине внешнего спокойствия.
- Я?! А ну... – договорить он не успел.
Сегодня у Клары был тяжелый день. Ей не нравился этот город, ей не нравился Термитник, в который её, почему-то, неудержимо тянуло, ей не нравился этот тупой постовой...
Поэтому она просто резко взмахнула ладонью, словно разрубая некую незримую нить. И Семга, так и не успевший додумать, что именно сказать наглой малолетке, упал на землю. Сознание его провалилось в глубокую, спасительную тьму. За которой не было ни дыхания, ни жизни, не было ничего.
Мышцы сфинктера разжались, и на штанах того, что было Семгой, появилось мерзкое коричневато-бурое пятно. Воняло немилосердно. К горлу Клары подступила тошнота...
«Да...Да как же так...Я же... Я же не хотела! Не хотела... Он должен был уснуть!» - ошеломленно подумала она, и паника медленно начала охватывать её разум.
- Да ты... - поперхнулся второй, переводя обезумевший взгляд с мертвого Сёма на девочку. - Ах ты паскуда! Убью, г-гадина!..
Клевец хватил по воздуху дубинкой, и чуть не упал, споткнувшись на ровном месте - палка вылетела из переставших слушаться пальцев, глухо стукнув об землю. Глаза патрульного поймались в ловушку глаз Самозванки, и наотрез отказались двигаться.
- Т-т-ты... убирайся, уходи, уходи, ты к-кто такая, господи...
Он пятился, медленно и дрожа всем телом, на подгибающихся ногах почти отползал от Клары, пока не уперся спиной в холодную стену Термитника. Тогда Клевец отчаяно взвизгнул, и что есть духу припустил между Долгим и Коротким корпусом, в сторону Боен, куда проход не загораживала эта... это... создание. Все мысли покинули голову несчастного стража, заместившись одной - бежать, бежать, бежатьбежатьбежать!
Опасно, промелькнуло в голове Клары. Четкое понимание прокрадывалось в затылок - если он сейчас убежит, то потом расскажет остальным. Догнать?
- Стой, стой! – Крикнула Клара, словно цепляясь за соломинку, силясь хоть что-нибудь объяснить непонятливому патрульному, словно пытаясь донести до него простую мысль «Я – Клара, я не несу зла!»...но куда там! Клевец, испуганный до полусмерти, лишь ещё сильнее припустил и вскоре скрылся, оставив Клару наедине с вырубившимся Семгой и смутным беспокойством.
«Во что же мне это вылетит, чем мне придется за это заплатить?»
Клара, она же Самозванка, она же Чудотворница, подавленная, перешагнула через тело патрульного и толкнула двери Термитника.
За ними было темно.
И слышались шорохи и скрипы. Где-то впереди мелькал почти незаметный свет, но в коридоре от входа Клара шла почти на ощупь, касаясь руками истлевших деревянных опор. Опасно, опасно... вдруг следующим шагом она наткнется на труп? И почему тот старик просил "позаботиться о детях"? Со здешними обитателями что-то случилось?.. и где они вообще?
Страшно.
Страшно так, что хотелось самым позорным образом убежать, скрыться, исчезнуть. Темно. Где-то там виднелся маленький маячок света... И Клара шла на него, подобно бабочке, что летит к фонарику. На минутку, в её голову закралась мысль о том, что бабочкам должно быть тоже страшно, одним, в темноте. Вот они и летят... На свет. К огню. К смерти.
- И ночь... Придет к тебе, закроет глазки и из спринцовки посыплет сном реснички... Парам...Парам... – Тихонько пела она, лишь для одной цели – отвлечься. Отвлечься и ни-че-го не слышать. Ни шорохов, ни шума. Страшно.
Коридор поворачивает, и Клару вдруг обнимает большое пустое пространство. Огромное - сюда бы, наверное, поместился пузатый "Сгусток", дом Ольгимских, и еще осталось бы место. Как же много людей здесь живет...
Огоньки помаргивают откуда-то сверху, с ярусов, и тусклый свет дает возможность оценить размеры Долгого корпуса. С балок свисают воловьи туши, потемневшие клочья сырого мяса с коричневыми разводами. На полу - какой-то непонятный покров, несколько разбросанных куч то ли тряпья, то ли костей и шкур...
от них едва уловимый кисло-сладкий затхлый запах. Вот рядом лестница, большая, широкая, где пятеро пройдут свободно в ряд - перегорожена ящиками так, что не подняться. А сверху слышатся голоса, шепоты, говор - как будто один слитный. И не разобрать слов, кажется, что вовсе не по-человечески говорят.
Вскрик и стон. Кто-то хрипит, как задушенная птица, совсем рядом. Клара оглядывается, но здесь, на первом ярусе по-прежнему никого нет. Кроме...
Сверху раздается еще один крик, и Клара видит, как с третьего яруса падает человек. Падает не сам - его сбрасывают. Одетый в лохмотья и весь замотанный в какую-то грубую дерюгу; мелькает неестественно-белое лицо, и с хрустом переломанной куклы он шлепается в кучу на полу. Только тогда приходит понимание - это не отходы с мясных промыслов. Это люди. Много мертвых мясников, сваленных как попало, сброшенных сверху. Они невыносимо смердят, и над ними, кажется, витает грязное бурое облако скалящихся призрачных черепов - иди сюда! поближе! чуть-чуть поближе, и мы тебя приласкаем...
Бежать! Бежать отсюда, с этой свалки трупов!
(наводили ужас Черон и Джен-кун)

Сообщение отредактировал Genazi - 14-09-2008, 20:16

[Барон Суббота >>>]

Гаруспик с Кларой...в разных позах...

Покинув территорию Стержня, Гаруспик спрятался под козырёк крыльца одного из домов неподалёку и вытащил из нагрудного кармана бумаги, что передал ему спичка. Судя по всему, они были чем-то вроде дневника Исидора: какие-то рецепты, описание приготовления таинственной «мёртвой каши», непонятно, для чего применяемой, странные символы алфавита степняков и совсем уж загадочные значки.
«Что отец имел ввиду? – думал Артемий, просматривая лист за одним. – Рецепты, тут всё ясно, чертежи какие-то, значки… всё это очень странно»
Через некоторое время, он понял, что от бумаг толку мало, во всяком случае, пока. Спать, есть или пить не хотелось, так что, разум Гаруспика вновь вернулся к поискам отца.
- Сабуров говорил о Термитнике, - вслух размышлял Бурах-младший, убирая листы и выходя под дождь. – Всё равно туда надо зайти. Буду приветствовать одонгов и мясников.
От него шарахнулась какая-то девица с лицом Женщины-Трудной-Судьбы, видимо, приняв за сумасшедшего. Гаруспик усмехнулся. Менху, не важно, чем они занимаются, всегда создают такое впечатление у тех, кто не понимает внутренней сути их поступков. Дорога ложилась под ноги без изысков, так отдаётся на сеновале девушка-простушка, так танцует Твириновая Невеста, легко, естественно, как дано от Матери Бодхо.
Да, город изменился, но громаду Боен, веками торчавшую из земли в Степи, было трудно не заметить, так же, как и два корпуса Термитника, прилепившиеся к Бойням, как насекомое-паразит. Когда Гаруспик подошёл ко входу, дождь уже прекратился, но грязь ещё не успела засохнуть. Будь Артемий более наблюдательным, он бы заметил весьма странные, смазанные следы в грязи у входа. Такие, словно кто-то во все лопатки удирал отсюда, но вот скорчившегося и воняющего, как сельский сортир мужчину, он пропустить не мог.
«Что это с ним? – подумал Гаруспик.- Болен…нет, кажется, просто перепил. У меня нет времени»
Толкнув дверь, Артемий вошёл в темноту термитника и улыбнулся. Ему нравилась темнота.
Многие подтвердят, хотя и не скажут это слишком уж уверенно, что темнота – друг полночных зверей, маньяков, убийц, грабителей, но... Никак не входит в этот список маленькая и хрупкая девочка по имени Клара.
А посему, Самозванка, не разбирая дороги, бежала к выходу, падала и поднималась, дыхание её сбилось от страха, а сердце тамтамами стучало в груди.
«Бежать! Бежать отсюда!» - кричал ей истерически рассудок, и она покорилась жуткому приказу...
Как только Гаруспик открыл двери Термитника, из мрачной темноты, выбежала та самая девчонка, что он видел чуть ранее...
Клара, не видя ничего перед глазами, ударилась обо что-то очень твердое (это «что-то», несомненно, было грудью Артемия) и упала на землю все еще ничего не соображая от страха.
Когда в Бураха-младшего врезалось нечто, он от неожиданности, отпрянул и выхватил нож .
- Кто здесь! - волчьи глаза Гаруспика шарили по темноте, надеясь заметить резкое движение, до того, как станет поздно

Клара не ответила. Она, тяжело дыша, лишь молча смотрела на Артемия полными страха глазами. Тонкие ручки Самозванки чуть подрагивали. Казалось, она до конца своей жизни не забудет тот ужас, что увидела минутой раньше. Трупы... Смрад... Темнота... Боль... Куклы. Словно горка кукол. Старых, забытых, сломанных кукол, с которыми уже неинтересно, которым давно пора на свалку.
- Т-та...Т-та-ам... – с дрожью в голосе произнесла Самозванка, слепо щурясь. Сейчас ей был виден лишь грозный силуэт, страшный, очень страшный. Ей казалось, сейчас он возьмет и утащит туда, обратно в темноту.
- Т-та-м...- запинаясь, шептала она, не в силах справиться с предавшим свою хозяйку голосом.
Проморгавшись и привыкнув к новому освещению, Артемий с удивлением обнаружил перед собой ту самую девочку. с которой говорил на улице.
- Успокойся, - сказал он, убирая нож. - Что там случилось?
Он шагнул ближе к Самозванке.
Клара словно бы и не заметила вопроса. Сейчас она была полностью во власти той страшной картинки, что она увидела. Сознание почти покинуло её, и руки перестали дрожать. Некоторое время она невидяще смотрела на Гаруспика, а затем тихим и монотонным голосом промолвила:
- Там... Трупы. Много. Горы. Кровь. Вонь. Грязь. Ужас. Смерть. Там...Скверна.


"Так. Хорошо же я в Термитник сходил!" - подумал он, снова доставая нож.
- Не бойся, я хочу помочь, - Гаруспик осторожно, но крепко прижал руки Клары к её торсу и сделал маленький, еле-еле заметный разрез за ухом. Царапина, из которой выступило всего лишь несколько капель крови.
"Искусство, сын, в том, чтобы малым деянием добиться великих последствий", - учил когда-то Исидор, и сейчас сын старался идти стопами отца.
А девочка и не пыталась вырываться. Устало прикрыв глаза, она даже не заметила прикосновения холодной стали, а лишь твердила, тихо, почти неслышно:
- Там плохо. Там очень плохо. Черепа витают над мертвецами, они зовут, они шепчут, разговаривают с тобой...
Затем, Самозванка перевела дыхание и покачала головой. Когда она вновь начала говорить, в её голосе слышался все еще не до конца исчезнувший страх.
- Не ходи туда, там плохо. Не ходи, пожалуйста...
- Что случилось? - Гаруспик очень старался представить, что перед ним всего лишь пациент, у которого надо взять анамнез. Да, хирургам редко приходится этим заниматься, однако, их этому учат. Вдруг медсестёр рядом не будет? Мораль: любой врач должен уметь говорить с пациентом. А эта девочка пациент, да. Не подозреваемая в нападении на отца., а пациент. О ней позаботиться надо.
- Ты меня слышишь, но не слушаешь! Слушай! Пожалуйста! – вскрикнула Клара, отстранившись от хирурга. – Там... Живодерня. Там... Я не знаю что. Там очень страшно, понимаешь? Не просто ужасы, сказки, а смертельно опасный ужас, веришь?! Там можно умереть...
Самозванка сжала виски ладонями. Вспышки-картинки возникали в её голове помимо воли. Разум тоже предал Клару. Тоже. Вот чучелко из плоти и крови падает, на лице его страх и отчаяние, вот оно падает на гору из таких же чучелок, и становится очередным притоком в реке смерти и боли.
- Мертвые. Там... Не знаю... Не знаю, почему они так жестоки, эти мясники. Они их убивают, своих убивают. Почему? Что же это такое? Они... Они убивают людей. Скидывают их. Трупное разложение, смрад... Но не только, не только. Там есть что-то еще, что-то более ужасное. Как будто монстр, как будто оно живое. Не человек, не зверь, не дух. Это не наваждение, совсем не наваждение.
Клара запнулась, ища подходящее сравнение.
- Так... Представь как будто... У тебя в голове говорят голоса... И они зовут тебя к себе. И ты знаешь что они лживы, и хотят тебе зла, но очень трудно устоять... Не ходи туда.
"Надо", - хотел ответить Гаруспик, но почему-то осёкся. Странное ощущение, словно его собственные линии тела зашевелились под кожей. К горлу подкатил комок, а сфинктер позорно сжался отвечая на холодную волну внизу живота.
- Да, - тихо сказал Артемий. - Надо уходить отсюда. Быстро!
Он не знал, почему именно быстро. Никаких признаков опасности не было, но, Гаруспик был уверен, чем дольше они тут задерживаются, тем короче становятся линии их жизни. Бурах - младший всегда был крепким человеком, а потому, тело Самозванки показалось ему почти невесомым, когда он закинул её на плечо и рванул с места обратно к двери. Бежал он по-волчьи, огромными скачками, покрывая расстояние. Дверь отлетела с пути Гаруспика в сторону, а в глаза ударил свет.
- Мать! - помянул Артемий Бодхо и с трудом затормозил. - К...Клара, ты цела?
Клара довольно долго молчала. Её довольно сильно мутило после увиденного и испытанного, ноги были словно ватные, а в голове плыл серый-серый туман.
- Я... Нет, не в порядке, Бурах. Не в порядке, - сипло ответила она. Находиться в таком положении было довольно тяжело, и Клара боялась, что ее вырвет прямо там.
- ... Нужно кому-нибудь сообщить... Нужно всем сказать... Оно же всех убьет! Ты сам не чувствовал? – Спросила она, помотав головой.
- ...И еще... Опусти меня, пожалуйста.
- Да, надо, - кивнул Гаруспик, осторожно ссаживая девочку. - Здесь нужен Сабуров и его власть. Ты знаешь, где он живёт?
Клара прижала ладонь ко рту и медленно покачала головой. Сдержав рвотные позывы, она глубоко вдохнула и ответила:
- Сабуров...Сабуров, Сабуров... Нет, я его не знаю. Он местный патриарх?.. Но... Я не знаю. Если он правитель, то он должен знать ЧТО творится в его вотчине. И если он знает, выводы напрашиваются сами... Нужен кто-то... Не знаю, Бурах. Я здесь слишком мало пробыла.

- Пойдёшь туда, - гаруспик махнул рукой в нужном направлении, - выйдешь к Горхону...это река такая. Пойдёшь по течению до пересечения с другой рекой, Жилкой. Потом вниз по её набережной, там будет такой дом большой, окружённый оградой. Там и живёт Александр Сабуров. Скажи ему, что пришла от меня, и что в Термитнике творится неладное...расскажешь, в общем! Если заблудишься. спроси у местных, где находится Стержень, так этот дом называется.
Клара, вздрогнула и оглянулась на темную дверь Термитника. В глазах ее промелькнула тень страха. Затем, кивнув, она быстрым шагом ушла из этого жуткого места.

(писано во не здравом уме и не твёрдой памяти, напару с Genazi)

[Черон >>>]

(усталый Гаруспик и немного скромного трагика)

Проводив взглядом поспешно удаляющуюся Самозванку, Гаруспик обернулся к всё ещё постанывающему человеку. Хирургических перчаток у него не было, так что, вместо них он натянул обычные, кожаные и приступил к осмотру. Для начала, хирург перевернул человека на спину и осмотрел.
"Поверждений не видно, мать Бодхо, ну и воняет же он, опростался, наверное, - думал он, быстро прощупывая пульс и ощупывая человека взглядом. - Зрачки сужены, на раздражители не реагирует...почти, линии...Бос Турох, что с его линиями?!"
Скорчившийся у ног Гаруспика патрульный выглядел почти живым комком поселившейся внутри боли. Несмотря на отсутствие ран или порезов, он терзался непрекращающимися судорогами. Мышцы живота, который он обхватил руками, нервно сводило. Бураха он, кажется, то ли не замечал, то ли не имел сил реагировать - просто скрючился в комок плоти, слабо шевелящей ногами, и стонал.
Немного подумав, Артемий достал нож и сильно приложил бедолагу рукоятью в основание черепа, за неимением лучшей анестезии и оставил на месте. Скоро должны были прибыть люди Сабурова, им и разбираться. Патрульный охнул и обмяк, а Гаруспик пожал плечами и зашагал в противоположную Горхону сторону. Искать отца в Степи не было никакого смысла, но он помнил, что Капелла упоминала какого-то Ноткина, живущего на Складах.
"Стоит познакомится с ним, если уж линия его судьбы рядом с моей", - подумал Артемий, неутомимо шагая
Судьба, однако, повернулась к служителю менху неожиданной стороной. Еще до того, как он оставил позади белесые очертания Долгого Корпуса, ставшего мортуарием, подобный которому и не снился школе "Танатика", линия его жизни свернула в сторону.
Нельзя сказать, чтобы ощущение это было неожиданным. Дух Гаруспика взяла непрошенная мысль, она назойливо билась в стенках черепа и твердила свою горькую правду. Мысль говорила, что Артемий Бурах, младший из рода Бурахов, разбирающийся в линиях тел человеческих и звериных, не видит других линий. Линий, покрывающих тело огромного существа, на плоти которого был воздвигнут город... существа, чья сущность была - город! Мысль твердила, что Гаруспик заблудился. Идет, не зная куда, и ищет, не зная, что. Где-то внутри этого огромного живого организма потерялся его отец, и исчезновение это было лишь первым камушком лавины, которая грозила обрушиться - вторым было страшное положение в Термитнике...
Где-то ты пропустил нужную тропинку, линию, которой можно было начать чудовищно сложный ритуал раскрытия этого колосса, и обнаружить тайну, спрятанную в нем.
Но он любит тебя, Гаруспик. Он хочет помочь тебе, хочет лечь под твой нож и умереть, раскрыв тебе тайну.
Проходя мимо Сырых Застроек и сворачивая к Жилке, Артемий встретил свою линию.
Из редкой толпы людей навстречу Гаруспику бросилась женщина. Широко раскрытые глаза, короткие, неопрятно свисающие пакли волос, невысокая, какая-то скошенная и совсем некрасивая, ни осанкой, ни лицом - словно и не человек вовсе.
- Ты! - выдохнула она, хватая его за руку. Ладонь горячая, как будто кровь кипит... - Ты пришел!.. и опоздал.
- Кто ты? - этот вопрос въелся в губы Гаруспика за этот день, как въедается в кожу пыль и твириновая пыльца, если долго идти по Степи весной. - Откуда ты меня знаешь?
- Я, - монотонно уронила она, не отпуская руки Бураха, - я - Саба, я Эспэ-Инун, я вещь, из Степи приходящая. Другие называют меня Оспиной. Я искала тебя, Гаруспик. Догадываешься, зачем?
Гаруспик устал. Нет, не телом или разумом, одна подготовка к выпускному экзамену по оперативной хирургии была куда более выматывающей. чем сегодняшний день. Он устал душой. Тем самым "чем-то", которое окрашивает мир чувствами, делает его ярким и живым, а потому. на встречу с Оспиной он прореагировал весьма бедно.
- Нет, - голос Гаруспика был глух. - Я не знаю, но скажи мне, Приходящая, мой отец в Степи?
Это было не безразличие, а какой-то вязкий кисель, приглушающий всё приходящее снаружи и исходящее изнутри.

[Барон Суббота >>>]

Гаруспик. Теперь, совсем Гаруспик.

(всё с тем же скромным трагиком)

- Он в Степи, - был ответ. - Но ты его не найдешь. И тот, кто сбивает сейчас ноги в зарослях твири, доктор, тоже не найдет. Никто не найдет Исидора... пока не будет знать, что искать.
Оспина освободила Гаруспика от своей жгучей хватки, и, рывком подняв голову, нащупала его глаза. Это было сродни апоплексическому удару - в голове потемнело, город померк, остались только темные, разъедающе-коричневые глаза перед лицом Бураха. Он понял, что эти глаза с легкостью съедят его, что в их пустоте поместится не один Артемий, а два, три, много маленьких Гаруспиков, запертых в стенах отчаяния - и это встряхнуло его.
От нее веяло морозным, продирающим холодом.

- Я видела его, - голос ее был таким же пустым, как и взгляд. - Видела ночью прошлого дня, когда он возвращался откуда-то. Может, из Боен, может быть, из Города... Знаешь, Гаруспик, он шел умирать. Я испугалась подойти к нему. Веришь? Потом я рванулась вслед, хотела вернуть его, но так на меня... взглянул, как ударил наотмашь, что я упала прямо на месте, в зарослях ковыля. Ты опоздал, Гаруспик. Твой отец, знающий линии, мертв. Я не знаю, что могло убить его, что могло заставить его уйти умирать. Но он шел за этим.

Гаруспик неожиданно сгорбился. Очень сильно. Словно у него из позвоночника вытащили штырь, позволявший ему весь это день держаться прямо. И колени начали подгибаться как-то нездорово, но это продолжалось лишь прау секунд. Артемий Бурах выпрямился так резко, что позвонки его слышимо хрустнули.
- Я знаю это, ещё с утра, - сказал он, глядя прямо в глаза Оспины, удерживая её взгляд, как держат за горло. - И теперь ты, Эспэ-Инун, будешь свидетелем. что я беру на себя долг и принимаю наследство отца, что я - Артемий, старший в роду Бурахов, менху и Гаруспик. Ты слышала?
- Ты? - она нервно засмеялась, как будто падая в истерику. - Ты? Ты, ты... - Оспина на миг запнулась, поймав взгляд Гаруспика, но не переменив выражения лица, - Да. Я признаю тебя, старший в роду Служителей. Перенимай наследство и готовься. Я не знаю, что наступит, но мне уже хочется вскрыть жилы от ужаса видений грядущего - чтобы не так больно было потом умирать... Ты теперь будешь защищать, Гаруспик. Я, ничтожная, признала тебя, но Мать - еще нет. Верши по воле своей, отмечен будешь по делам своим.
Она немного помолчала, опустив голову, и потом резко снова встрепенулась, застыв в мертвой позе со склоненной набок головой.
- Ты найдешь отца? Предашь его Матери? Прольешь кровь над его могилой?
- Найду, - кивнул менху. Его слегка трясло, непонятно от чего. - У тебя нет права раскрывать тело, даже своё. Ты знаешь, где искать отца?
- Не знаю. Я видела его далеко за Станцией, ищи, ищи... не о том ты думаешь, Гаруспик! - вдруг взвилась она. - Подсказок ждешь, помощи, наставлений... Кончилась твоя учеба - принимай! Думай, слушай Степь, ищи ответы - ты сам!.. Ты пойми, - голос вдруг упал до еле слышного шепота, - Исидор шел умирать. Умирать, понимаешь? Уходил от людей, не хотел оставлять им свое тело. Почему - знаешь? Я не знаю... Но если людей города он хотел сберечь, то и к одонгам бы не пошел. Пошел бы туда, где не живут степняки. Где вообще люди не живут. Ищи, мой милый. Найдешь...
- Найду, - кивнул Гаруспик. - Ты знаешь Ноткина и Таю Тычик? Так вот, передай им, что их я тоже найду. До встречи.
Он пошёл дальше, лишь на миллиметр разминувшись с этим странным существом. Он, Гаруспик, менху, Артемий Бурах знал лишь одно место, куда мог пойти умирать его отец. Древний курган Раги, место для приношений, жертв и смерти. Странное место, узелок в линиях, который нельзя размыкать, но над которым можно размыкать всё. Гаруспик знал, что город туда не дотянулся. Одонги бы не пустили, да, и страшно представить, что случилось бы с безумцами, решившими селиться рядом.

[Хелькэ >>>]

Бакалавр, Лара Равель.
(и, конечно, Вуззл)

Уже привычным (в который раз за день?) маршрутом Бакалавр направился к дому Лары. Конечно, в том, что вот уже дважды ему так и не удалось войти внутрь, можно было разглядеть руку провидения, но Данковский в провидение не верил.
Аптека. Полуразрушенная лестница, тянущаяся к небесам. Он сегодня определенно уже видел одну такую, только в другом районе. Вот и маленький аккуратный Приют, примостившийся среди кирпично-пыльных домов обыкновенных горожан. Оглянувшись на всякий случай – не отвлечет ли кто-нибудь еще? – Даниил поднялся на крыльцо. Постучал в дверь.
К счастью, в этот раз Даниила никто не окликнул.
Спустя минуту дверь отворилась. На пороге стояла молодая женщина. Короткие черные волосы зачесаны набок, светлые голубые глаза смотрят печально и ласково... Ее можно было бы счесть красивой, если бы не скорбное выражение, застывшее на лице.
- Чем я могу вам помочь? – слабое движение губ, вероятно, должно было обозначать улыбку.
- Лара Равель - это вы? - вопрос больше звучал как утверждение. - Я Даниил Данковский, бакалавр. Мне сказали, что у вас можно остановиться. Я оказался в не совсем удобной ситуации, приехав в этот город... фактически на улице, и вот ищу приюта.
Он улыбнулся - каламбур вышел невольно.
- Да, конечно, - она чуть отодвинулась в сторону, пропуская гостя в дом. – Я сделаю для вас все, чем смогу. Вам, должно быть, наш город показался негостеприимным? Поверьте мне, это не так. Просто приезжему трудно сразу разобраться в здешних порядках.
- Спасибо вам, - кивнул Даниил. - Негостеприимным... не знаю. После столицы это место выглядит... не знаю даже, как сказать. Странным, пожалуй так. Надеюсь, я не стесню вас?
- Ничуть, - Лара прикрыла дверь за спиной Данковского, – у меня всегда много людей, а сегодня здесь так пусто.. Одиноко.
Она помолчала, словно задумалась о чем-то.
- Только, пожалуйста, говори мне «ты». Я так привыкла, - улыбка не удалась Ларе и на этот раз, но, по крайней мере теперь не казалось, что она готова расплакаться.
Бакалавр поставил саквояж на тумбочку у входа; поискав глазами вешалку, снял плащ.
- Как скажешь, - кивнул он. - У тебя... случилось что-то? Ты так печально выглядишь. Впрочем, я, конечно, не вправе интересоваться.
- Поводов для беспокойства всегда хватает, - ответила Лара уклончиво. – А ты выглядишь усталым. Ох, да что же это я… Ты, должно быть голоден?
Не дожидаясь ответа, она заторопилась на кухню.
Только тут Данковский вспомнил, что с утра во рту не было ни крошки. И ни капли, с горечью подумал он о твирине, который так и не попробовал. Наверное, к счастью – вряд ли Сабуров встретил его благосклоннее, если бы столичный бакалавр был под хмелем.
Интересно, быстро от этого твирина пьянеют? И насколько сильно?
- Голоден, - признался Даниил. – Как собака. Может, я тебе чем-нибудь помогу? – и он отправился следом за Ларой.
Конечно, в кулинарии экспертом он не был, но постоянно пребывая в гордом одиночестве и не имея лишних денег, чтобы обедать в столовых, Даниил научился готовить… по крайней мере, сносно.
- Видела? Нет, - она удивленно распахнула глаза, - просто ты и правда выглядишь измотанным. Значит, я угадала?
На столе перед бакалавром незаметно, как-то само собой появилось нарезанное тонкими ломтиками розовое мясо, несколько ломтей хлеба, шкварчащая яичница.
- Угадала, - эхом повторил Данковский, не отрывая взгляда от своего позднего завтрака. - Восхитительно…
Следующие несколько минут он был занят исключительно утолением голода. Нож и вилка звенели металлом по тарелке, выстукивая немелодичный ритм. Наконец, с едой было покончено.
Довольный донельзя, бакалавр откинулся на спинку стула.
- Да… восхитительно, - еще раз произнес он. – Лара, ты только что спасла мне жизнь.
- Надолго ты к нам? - Лара вопросительно взглянула на бакалавра, но вдруг поняла, сколь двусмысленно прозвучал вопрос. – Нет-нет, – поспешила объяснить она, - ты меня совсем не стесняешь, я и правда рада, что ты заглянул в Приют. Но такие знаменитые люди редко у нас задерживаются. Должно быть, наш город кажется им скучным…
"Знаменитость, да уж", горько подумал он. "Моя "Танатика" потерпела настолько громкий крах, что кто-то услышал о нем даже здесь"
- Дня на два-три, наверное, - вздохнул Даниил. - Потом посмотрим. Я все же не оставляю надежд уладить свои дела. А часто у вас бывают знаменитые люди? Зачем, интересно?..
Немного помолчав, он добавил:
- Рад, что не стесняю, но... как мне отблагодарить тебя за теплый прием и необыкновенно вкусную еду?
- Нечасто, - Лара вздохнула так, словно редкие визиты знаменитостей и правда ее волновали. – Не надо благодарить. Пустой Приют – это так печально… Ты отдыхай пока, можешь поспать, если хочешь. Пойдем, я покажу тебе комнату.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 11-09-2008, 22:12

[Барон Суббота >>>]

Гаруспик

(с Черроном)

Перебравшись через насыпь железной дороги, и оставив позади кладбищенскую ограду, Гаруспик шёл к кургану Раги. Жёсткие плети степной травы хлестали его по ногам, но высокие, армейского образца, ботинки и плотные брюки защищали ноги от порезов. Ходьба по Степи вызывала воспоминания об отце. Об его уроках, об интересных и мудрых притчах, о терпком запахе твириновых настоев…
«Надо найти лабораторию отца, - кстати подумал Артемий, - Там должен быть перегонный аппарат».
Курган приближался, возвышаясь над Степью горделивым памятником самому себе. Наверх вели стёртые каменные ступени, грозящие осыпаться, а на самой вершине, Гаруспик точно помнил, стояла алтарная плита. Такая древняя, что, казалось, была здесь задолго до прихода первых людей. Гаруспик поставил ногу на первую ступень и медленно пошёл вперёд.
Он поднимался выше и выше, и ветер яростно трепетал его куртку, пока курган не показал свою вершину. Гаруспика ждало тяжкое разочарование - здесь никого не было. Старая, потрескавшаяся и выбеленная дождями плита, стояла девственно чистой, и не было никаких намеков на то, что здесь за последнее время кто-нибудь был. Да и то сказать - пройдет человек, примнется твирь, и выпрямится... Степь не сохраняет следов.
Никого. Совсем никого. Где-то посреди этой грязно-коричневого, дурманно пахнущего моря трав, уходящего под горизонт, блуждает - или уже мертв - Исидор. Загадка Оспины терзает больную голову, и нет ответа, ничего нет, кроме ответа, но и его куда-то спрятали...
- Никто не найдёт Исидора, - вслух повтори Гаруспик слова Оспины, - пока не будет знать, что искать... Пока не будет знать... Что искать. Искать.
Слова. Слова-вопросы, слова-ответы, которые перерождаются в новые вопросы и так далее, ибо вопрос уже несёт в себе ответ, а ответ следующий вопрос. Гаруспику казалось, что если, спросить Степь погромче, она тут же ответит, и он говорил всё тише.
- Где мой отец? - шёпот Артемия сливался с неясным шёпотом вокруг. - Где? Мой отец? Где? Мой? Отец?
"Видела ночью прошлого дня, когда он возвращался откуда-то. Может, из Боен, может быть, из Города...", - вспомнил он слова Оспины.
- Да кто сказал, что отец ушёл в Степь? - менху продолжил размышлять вслух, спускаясь с кургана. - Он мог пойти по железной дороге...на склады и дальше. Да. Да...
На этот раз, Гаруспик бежал, не обращая внимания на траву и ветер, дующий в лицо.
Степь бурым полотном разворачивалась ему навстречу.
Кладбище. Серые каменные стены, кажется промельк какой-то тени, но - никого.
Стучат в ушах маленькие барабанчики, много-много...
Угрюмый завод. Покосившийся забор в тени его... Изгородь, за которой мечутся перепуганные чем-то быки, чей вой еще долго отдается эхом в голове Гаруспика, когда он пробегает мимо. Никого.
Шпалы железной дороги, криво уложенные в насыпь. В той стороне, откуда убегает Бурах, она ведет в Бойни, въезжает прямо в широкий черный зев, Ворота Скорби. Зачем, когда бычьи туши вывозятся по канатной дороге? Что везли по этой дороге, где уже несколько лет, кажется, не было поездов?.. и людей. Никого.
Слева мелькает мост - никого, впереди огромная и ржавая станция - никого, и тишина вокруг, и ноги устают бежать, и склады безнадежно виднеются серым пятном вдали - не надо туда идти, потому что там тоже никого...
Артемий остановился и согнулся, пытаясь отдышаться. Даже его закалённому организму, такие перегрузки бесследно с рук не сходили.
"Надо ходить, - вспомнил он, развернулся и двинулся обратно к заводу.- Ходить и дышать"
Снова знакомые пейзажи... и снова никакого намека на присутствие людей. Кажется, непонятные и тревожные события, развернувшиеся в городе, собрали всех его обитателей внутри, и никому не было дела до происходящего в степи. Гаруспик только сейчас, опершись о хлипкую изгородь, понял, насколько он здесь один. Брошенный заводской корпус, куда никто не придет... и что за дела Исидору могли понадобиться здесь? Он будет искать весь наступающий вечер, всю ночь, а потом в полночь что-то неумолимо переменится, и он поймет, что проиграл, упустил, не нашел...
С другой стороны загороди бродили быки, изредка косясь на человека немыми глазами. То и дело кто-то поднимал морду к небу, и издавал то самое тоскливое мычание, что запомнилось Артемию. Отпевальная - просилось на ум. Траур. О быках забыли, пастух не пришел выгнать их в степь, а может быть, этих отделили на убой, и завтра их погонят в жерло Боен, где мясники будут делать их едой и воздавать подношения Суок.
И здесь не было никого, кроме, пожалуй, приближавшейся со стороны канатной дороги маленькой темной фигурки, с трудом различимой в наступающих сумерках. Кажется, или нет? - она машет рукой, и если кроме Гаруспика здесь одни только дети Боса Нудра, то...
Человек приближался, и было уже ясно, что идет он именно к загону и Гаруспику. Понимание пришло почти сразу - хоть поначалу и мелькнула безумная мысль о том, что отец, Исидор возвращался - но конечно, это был не старейшина Бурахов. Только один человек бродил по Степи этим днем. Искал, сбиваясь с ног, проклинал солнце и тяжелый запах твири, искал то же самое, что и Гаруспик, но не находил - потому что не мог найти.
Стах Рубин, сгорбившись, поднимался по насыпи к железной дороге. Солнце било ему в лицо, он щурился, и тень ползла за его спиной нехотя, как будто хотела остаться позади.
- Я не нашел ничего, - устало выдохнул он, садясь рядом с Гаруспиком. - Как твои поиски?
- Ничего, - покачал головой Артемий. - На кургане Раги отца нет. Его видела Оспина, но куда он пошёл - не знает. Говорила, что его не найдёт никто, пока не узнает, что ищет
- Проклятье!.. - Рубин с бессильной злости врезал кулаком по рельсе, сбив костяшки. - Она сочиняет загадки, а Исидор может быть шабнак знает где... Курган я осмотрел в первую очередь. Прошелся вдоль всей канатной, встречного Червя тряс, что только душу не выбил - молчит, не знает... Был за Станцией, даже за тупиковую ветку уходил - ни следа. Попробовал постучаться к Мишке, но ее не было. А что дома? Или в бумагах? Он не оставлял никакого намека?
Гаруспик вынул из кармана записку, найденную дома.
- "Шесть часов, самое большее - полдня назад.
Чр. - 12, м. - 10.
Согар, Лавга, Малч, Тэхэ, Укюрч." - прочитал он вслух. - Как хочешь, так и понимай.
Стах озадаченно воззрился на бумажку, перевернул ее, и, не обнаружив оборотного текста, вчитался заново.
- Согар, Лавга, Малч... Слышу первый раз. Степное наречие, это точно, но это не названия мест, я во всем городе таких не помню. Может быть, имена? Имена одонгов... Вроде бы похоже, но зачем они Исидору?
- Полдня, шесть часов назад... что было шесть часов назад? Где-то тогда и пропал Исидор, но записка может быть написана когда угодно. Буквы и цифры - понятия не имею, что это значит...
Рубин тряхнул головой. Бессилие накатывало все сильнее и сильнее, а единственный оставшийся путь почему-то казался ему ведущим глубоко в отчаяние.
И все-таки надо было что-то делать, пока не упала ночь.
- Вот что, - он решительно поднялся и обернулся к Артемию. - Я не был еще на болотах. Они за Станцией, к югу, там растекается Глотка. Одному туда соваться под вечер - пропасть как нечего делать, но вдвоем должны пройти. Идешь?
- Пошли, - Артемий потянулся. словно долго-долго сидел в одной позе. - У тебя есть фонарь?

[Genazi >>>]

Самозванка и Анна Ангел. Знакомство

…А Самозванка шла. Шла меж домов, стараясь не оглядываться на страшный Термитник, стараясь не поднимать глаз от дороги, стараясь забыть о пережитом. Может быть, у неё получилось. Может быть – нет. Известно только то, что согбенная, уставшая и напуганная Клара шла, еле-еле передвигая ноги, так до конца и не сумевши отделаться от назойливой мысли:
«Чем же были те голоса, что звучали в моей голове? Чего они хотели?» - вопросы были… Тривиальны. Но что еще можно взять с очень несчастной, в данный момент, девочки, которая только что… Кажется заблудилась.
«И где же я?» - вяло осведомилось она сама у себя, оглядывая одинаковые домики, одинаковые улицы, ничем не отличающиеся от сотен своих собратьев. И сама же себе ответила: «Все еще в этом Городе. Сон все еще не кончился».
Потерев виски, она обернулась в поисках хоть кого-нибудь, кто помог бы ей выбраться из этого лабиринта.
Это было нелегко - люди как будто избегали Клару, вольно или невольно, и вокруг в непосредственной близости не было никого. Возможно, тому виной был сам квартал, слишком близкий к Бойням и Термитником. Гордые и увлеченные люди избирали местом прогулок и философских бесед скверы Узлов и аллеи Каменного Двора, дети предпочитали играть у Театра, да и вообще поближе к людям, и даже пьяницы старались расположиться ближе к реке или какой-никакой крыши над головой. Кожевники были безлюдны.
Вдали показалась крыша Стаматинского кабака и дом, весь построенный как бы в миноре, окаймленный зарослями черного кустарника. Странно, но здесь тоже было почти пустынно - то ли все собрались в кабак, то ли избрали местом своего пребывания иные, более спокойные уголки города. Чувствовали скверну из Термитника, может быть?..
Впрочем, кое-кого Самозванка увидела. Она стояла, опираясь у стены дома с покосившейся вывеской мясной лавки, неподалеку от ржавого мусорного бака... Девушка, молодая и светловолосая, выглядела невероятно усталой. Ее глаза, казалось, безвольно шарили по округе, один раз нашли Клару и проскользнули мимо, как будто не заметив.
Кларе большего и не требовалось. Лишь бы найти человека, который скажет где она, Самозванка, находится и как пройти к особняку Сабуровых. Медлить – непозволительная роскошь, девушка вполне может уйти, а второго шанса может так и не представиться. Посему, Клара осторожно, словно охотник боящийся спугнуть дичь, подошла к незнакомке. Некоторое время Самозванка просто молчала, не зная с чего начать разговор. Наконец, она решилась:
- ...Простите. Вы... Не знаете, где здесь находится имение Сабуровых? «Стержень», кажется...
Беловолосая дева подняла голову, нащупав взглядом Клару - и всю меланхоличную отрешенность снесло с нее, как ударом. Она вскрикнула, попятилась, не рассчитав, и уперлась в стену дома. Колени дрожали, ноги подкосились, и она осела на землю, не сводя смертно перепуганного взгляда с лица девочки.
- Т-ты! - она вскрикнула, попятилась, не рассчитав, и уперлась в стену дома. Колени дрожали, ноги подкосились, и она осела на землю, не сводя смертно перепуганного взгляда с лица девочки.
- Оставьте меня, прекратите, перестаньте, что я вам сделала?!. снова, снова, опять...
Клара уже устала удивляться, пугаться. Сейчас она была просто очень утомившимся ребенком. И ей очень хотелось закричать что-нибудь страшное. Что-нибудь такое, от чего все поймут: она – Клара, человек из плоти и крови, её не нужно пугаться, ей не нужно капать сок савьюра на глаза, не нужно искать под тонкой кожей следы костей и глины.
Но сил не было. Поэтому, Самозванка вымученно улыбнулась, и промолвила мягко:
- Милая, чего ты боишься? Не бойся, видишь – у меня ничего нет в руках. Я просто хотела у тебя спросить где здесь дом Сабуровых. Но тебе, по-моему, помощь требуется больше чем мне. Что случилось, милая?
-Ты... так ты не с ними?..
Кажется, смиренный голос действовал успокаивающе - незнакомка обессиленно склонила голову, подалась навстречу, и неожиданно разрыдалась прямо на руках у Клары.
...они ненавидели ее - все до одного! С того самого дня, как Анна поселилась в "Вербах", ее преследовали угрюмые лица, угрозы расправы и подброшенные записки, а однажды они всю ночь продили под окнами и молчали - только их жуткие собачьи маски скалились в окно, и было так страшно... А хуже всех - этот их предводитель, Хан, и в другой раз всю дверь ей исписали его именем, а под ним подписи других - неровные, кривые, детские... И на ступенях ее дома утром она находила мертвых котят. Ее заперли одну в пустом доме, и кричали, что она никогда не выйдет, а она перепуганная, как подстреленная птица, выбила окно и выпрягнула, едва не сломав ногу. За что, за что они так жестоки с ней? Она ведь никого не обидела, она всегда была добра к каждому. Ты, девочка, ты ведь не с ними, правда?.. ты такая милая, и глаза у тебя теплые, ласковые...

Тяжелым грузом повисла эта несчастная на груди Самозванки. Во всех смыслах. Сострадание, сострадание... Но как тяжело сострадать, когда свои беды льются через край чаши, когда самой хочется повиснуть у кого-нибудь на груди и плакать, плакать, проклинать судьбу, жаловаться, изливать боль. А потом, всхлипывая, поблагодарить за внимательность и спокойно заснуть.
Но. Вестницы не плачут. Вестницы не жалуются. Вестницы не клянут судьбу, чьею волею сами являются.
Поэтому, Клара только лишь тихонько поглаживала светлые и мягкие, как у ангела, волосы, шептала ласковые слова... Впрочем, сейчас, она могла шептать и оскорбления – не суть важно. Главное – интонация. А интонации в голосе Клары были утешающие. Как теплые капельки дождика на покрытую пеплом землю. Тут пока все выжжено, но... Клара умеет творить чудеса. Вестницы не боятся трудностей.
- Тссс, успокойся... Не бойся. Это ведь они тебя боятся. Иначе бы не делали таких глупых вещей. Нет, я не с ними, что ты, милая... Все хорошо, все хорошо...
Анна всхлипнула, отерла рукавом покрасневшие глаза, и попятившись, выпустила Клару из объятий.
- Спасибо... спасибо тебе, добрая девочка... откуда ты такая, ты же не из города? Не может быть в этом проклятом городе таких хороший людей... Ты заходи, заходи ко мне домой, милая, они тебя не тронут. А я тебя обогрею, обниму...
Все же Анна была слишком тяжела. Все-таки Клара была слишком хрупка. Но, с некоторым усилием она все же сдержала порыв самой броситься на шею Анне и воскликнуть: «Да, да! Мне холодно!». Что бы обогрели. Что бы приютили. Но слова незнакомца давили на Самозванку. Ломали её грезы.
«Он был прав, тот высокий человек с мертвыми глазами» - подумала она, кивая Анне со слегка натянутой улыбкой. «Но все же... Я думаю... Совсем немножечко отдыха мне не помешает»
- Спасибо тебе, милая. А меня просто зовут... Кларой. Зови меня Кларой. Да я не из города, я... я... Я пришла искать свою сестру, - В голосе её послышалась легкая неуверенность. Но неуверенность – не то что здесь нужно. Неуверенность – повод. Только дай им подцепить себя на крючок, и все.
- Знаешь, это очень долгая история... А мне так хочется чего-нибудь попить... Горячего.
- Пойдем, пойдем, конечно, - она поднялась, схватила Клару за руку, и побежала, оступаясь и оглядываясь на углах, к двери. Как будто боялась, что неведомые жестокие дети нападут на нее прямо здесь...
"Омут" оказался уродлив и мрачен, несмотря на все попытки хозяйки раскрасить его. Он давил, прижимал к полу, белая кошка из-за рамы картины хищно скалила зуба, а узоры на обоях завораживали взгляд: темнело в глазах, кружилась голова. Анна, усадив гостью за стол, через некоторой время вернулась с двумя бокалами чего-то дымящегося, и почти втиснула его Кларе в руки.
- Грог, - кивнула она, отхлебывая из своего бокала и заходясь тонким, едким кашлем. - Ты ведь... кх-хха!.. большая девочка, ты пьешь такое? Налила бы тебе молока с медом, да нет у меня...
Клара машинально отхлебнула немножко из бокала. Горячая жидкость протекла через глотку, прямо по пищеводу. Маленький огненный шарик загорелся внутри, а пустой желудок быстро расщепил пряное зелье. На вкус... На вкус... На вкус – гадость. Клара зажмурилась. Затем приоткрыла глаз и посмотрела на бокал.
«Нет, пить я это не смогу... Гадость... Но питье конечно противное, а бокал теплый» - так и сидела Самозванка, грея тонкие лапки о горячий бокал:
- Ну... Не знаю. Наверное, все же не настолько. Извини.
Затем, девочка оглянулась. Не то что бы ей здесь не нравилось, но место... Место абсолютно не ассоциировалось с его хозяйкой. Это как если певчую птичку поместить в массивную клетку для орлов... Или что там у этих птиц? А мысли-то путаются потихоньку.
- У тебя здесь... Красиво. Ты сама тут все так сделала? – осторожно спросила она, поглаживая гладкий стеклянный бок чаши.
От вопроса Анна неожиданно вздрогнула, едва не опрокинув бокал.
- Сама?.. Д-да, конечно. А почему ты спрашиваешь? И кстати, как тебя зовут?
Девочка пожала плечами. Реакция хозяйки не то что бы удивила её, но заставила чуть насторожиться. Все же, дети не так жестоки что бы просто так подстерегать невинную.
- Ну... Просто...Это место, оно на тебя не похоже, знаешь? Ты такая светленькая, славная. Хотя, я просто еще мало знаю. А меня зовут Кларой. Я же говорила... Хотя... Может и не говорила.
- Кла-ара... - протянула хозяйка дома, снова примеряясь к бокалу. - Разве они некрасивы, Вербы? Хотя мне и самой тут иногда страшно, милая... одной особенно, да еще когда вокруг эти... А с тобой тепло. Уютно...
- Ну, он странен, вот и все. Здесь, наверное, по ночам бывает очень тихо, да? – Клара и сама толком не понимала, зачем сказала эти слова. С другой стороны – слово – не воробей, и этого никакими чудесами не исправить. – Мне тоже тепло. Хотела бы я иметь что-нибудь свое, собственное. Что бы вот так, иногда, можно было бы приходить и греться. Это как... Ну, своя, собственная территория. Где никто не будет тебя в чем-то обвинять, ругать, кричать. Запереться от мира – и все. Но... Это...как её... Утопия.

...Клара внезапно осеклась, заметив, что Анна как будто не слушает ее. Хозяйка "Верб" застыла, позабыв про бокал и подперев ладонью голову, зачарованно смотрела на Самозванку. Сквозь нее. В глаза - мимо глаз...
- Утопия... - отрешенно повторила она, словно из всей речь услышала только это, последнее слово. - Д-да. Что ты говоришь... Клара? Ах, да-да, это хорошо, прекрасно... и тепло, нужно, чтобы было тепло. Прости, я, наверное, утомила тебя - ты же хотела что-то спросить, правда?
- Утопия, - нерешительно пробормотала, наконец, она, словно пробуя слово на вкус, катая его на языке. – Утопия... Место, которого нет. Мечта. Греза. Ну и так далее, милая. Мы ведь часто мечтаем. Ну и я тоже, потихоньку. Только таким мечтам воли давать не нужно, мне кажется.
Она перевела дыхание и вновь улыбнулась:
- Но тебе то мечтать об этом уже не нужно. У тебя ведь есть свой дом...
- Да, да, да! - не то всхлипнула, не то взвизгнула Анна. - У меня есть... есть свой... - и сорвалась на настоящий крик, - Перестань, ради всего святого!!
Клара отшатнулась. Словно пощечина, резкая фальшивая нота в странной симфонии из слов. Сумасшедшая? Не-е-ет, что-то здесь нечисто. Что-то здесь не так. Что-то её задело. Но что?
- Подожди, подожди... Успокойся, тебя никто не обижает. Никто... Что случилось?
- Не надо... - Анна, кажется, была снова готова разрыдаться, - Пожалуйста, милая... со мной все в порядке, все хорошо. Это прекрасный... дом, тебе он нравится, правда? Приходи, приходи всегда, когда захочешь, только сейчас иди, пожалуйста, у меня болит голова, нужно выпить лекарства... хочешь, я тебя провожу? Куда тебе нужно?

А вот сопротивляться сейчас не нужно. Хотя и очень хочется. Очень любопытно, очень-очень. Но, времени на это нет. Клара вспомнила зачем она вообще подходила к Анне:
- Хорошо, хорошо... Спасибо тебе. Как же тебя зовут? А то я ведь все запоминаю - на добро добром плачу. И тебя запомню. А добраться... мне к Сабуровым нужно.
- Анна. Анна Ангел. - покорно произнесла она, словно выдавая тайну. - Ты только если спрашивать будешь, не верь всякому, что расскажут - на меня наветы и клевета, весь дом этот облепили, как мокрая бумага... А Сабуровы здесь, рядом - пройти по набережной туда, к большой реке. И не ходила бы ты к ним, милая... злые они, угрюмые и грозные, правители.
- Ну что же, Анна Ангел. Я ведь делам верю... Но я к тебе еще приду - очень мне ты понравилась. А Сабуровы... Они меня не тронут. Наверное, - Чуть рассеяно ответила Клара, уже закрывая за собой дверь "Верб". Снова в путь. Сабуровы... Сабуровы.
Бледная арфистка с фальшивыми волосами так и смотрела на закрывшуюся дверь. Сначала она хотела крикнуть "постой!", догнать, вернуть незнакомку, и... откреститься от опрометчивых слов в адрес Сабуровых? взять обещание, что Клара будет молчать о них? или распросить... о чем-то еще?
Но миг колебания прошел.

Сообщение отредактировал Genazi - 15-09-2008, 20:43

[Woozzle >>>]

Приют Лары Равель

- Лара, Лара! - раздался детский крик с улицы; в дверь отчаянно забарабанили.
Хозяйка Приюта вздрогнула от неожиданности и остановилась на полпути, так и не успев проводить бакалавра до отведенной ему спальни.
- Кто бы это? – она тревожно взглянула на Даниила. - Извини, я сейчас.
Быстрым шагом пересекла зал, толкнула незапертую дверь и буквально втащила с крыльца в дом худенькое нескладное существо с неровно обстриженными волосами и затравленным взглядом – узнать в нем девочку можно было только по длинной залатанной юбке. К груди существо прижимало куклу – так крепко, словно кто-то мог позариться на это сокровище. Сокровище, между тем, пугало. Сшитое из лоскутков самых мрачных цветов туловище и зловещее лицо с черными, как сама пустота, пуговичными глазами - есть от чего проснуться в холодном поту, увидев такое во сне. Немудрено, что и сама девочка выглядела перепуганной – с такими игрушками и кошмаров не нужно…
- Мишка, милая, что стряслось? – Лара засуетилась, словно наседка над новорожденным цыпленком.
Девочка тонко всхлипнула, но покосилась на стоящего поодаль бакалавра, словно застыдившись, вытерла глаза ладонью, отвернулась в сторону, сбивчиво заговорила.
- Я… Мне страшно отчего-то. Ты знаешь, я ведь давно одна живу, - она прикусила губу, смолкла, словно вспомнив что-то, но тут же продолжила, - но так страшно... не было, нет. А сегодня такая тишина кругом, Степь молчит, и тревожно так, жутко. Вот как Деда давеча ночью увидела – с тех пор.
Лара слушала, не перебивая. К ней часто шли со своими бедами, а какую помощь способен оказать тот, кто не умеет даже выслушать?
- Он же, дед, добрый всегда, сказки нам рассказывает, а тут… - Мишка снова всхлипнула, зябко обхватила себя за плечи… - накричал на меня. Иди, говорит, домой, и носа не смей высовывать.
- Не плачь, маленькая, не плачь, - Лара обняла девочку и осторожно погладила ее по спине. – Не со зла ведь Исидор тебя обидел. Должно быть, торопился куда-то.
- Да куда же ему торопиться ночью-то? – Мишка подняла заплаканное личико. – Он к болоту пошел, я подглядела. А он заметил и опять заругался, я тогда к себе убежала и сидела там. Мне сначала так страшно не было, только обидно и грустно. Дождь еще всю ночь шел и все утро… Когда дождь по крыше стучит – всегда грустно, правда? А потом он перестал стучать. То есть, дождь был, но я его как будто не слышала. И мне вдруг показалось, что вокруг – пустота. Что совсем никого и нигде нет. И вот тогда стало страшно.
На этот раз Мишка молчала довольно долго. Уже не всхлипывала, но не спешила отстранить Лару, словно теплое плечо хозяйки Приюта и впрямь помогало ей справиться со страхами, успокаивало и придавало сил.
- А потом еще, когда из вагончика вышла, смотрю, крысы на рельсах лежат. Две. Дохлые. Да не боюсь я их! Но противные таки, облезлые… Хвосты еще эти голые… - Мишку передернуло. – Я к Капелле хотела пойти, но ее дома нет. А к себе возвращаться страшно…
- Знаешь что? Оставайся-ка у меня, места хватит. А то одной в этом твоем вагончике – не дело это.
- Нет, я привыкла. Я только немножко тут побуду, а потом пойду. Может, крыс кто-нибудь утащит, - в голосе девочки отчетливо слышалось сомнение.
Лара Равель лишь печально покачала головой.

[Барон Суббота >>>]

Гаруспик и Рубин. Скорбная ноша.

(соответственно скромный менху и не менее скромный трагик)

На Степь опускалась ночь. Луна, испуганно задергивающая шторы облаков перед своим лицом, не удерживалась и одним глазом косилась вниз, на уродливого механического конструкта-Станцию и двух людей, пересекающих бескрайнее море ковыля.
Рубин торопился, и Гаруспик с трудом поспевал за его широким шагом. Ветер неожиданно стих, и плащ доктора, раньше трепетавший за плечами, как большое уродливое крыло, теперь уныло висел, задеваемый только стеблями твири. Стах был обеспокоен. Керосина для фонаря надолго не хватит, и включать он его намеревался как можно позже, когда что-то отыскать без света будет уже невозможно.
Оставалось пройти Станцию и свернуть через тупиковую ветку к юго-востоку.
- Послушай, - отрывисто бросил Рубин, не поворачивая головы, - ты не спрашивал горожан или Оспину... когда примерно Исидор уходил из дома? Его ведь кто-то должен был видеть!
- Не спрашивал, - покачал головой Гаруспик. - Зря, конечно.
Ему было тяжело. Сумасшедший день, много беготни, обрушившаяся, словно кузнечный молот, ответственность, новости, головоломка, в которую обратилась сама жизнь. Менху было очень тяжело, но он знал - справится.
"Ну или зароют в яму, да"
Рубин бессильно выругался сквозь зубы. Казалось очевидным, что раз Исидор внезапно покинул город, то с ним что-то случилось. Но если учитель был дома... что могло коснуться его там, кроме темной мысли?
- Он оставил записку, значит, что-то узнал... Может, у него был гость? Исидор общался со здешними... созданиями. Но я ни разу не слышал, чтобы хоть одно приходило в город...
Стах умолк и потемнел лицом. Дальше они шли молча. Пересекли железную дорогу, оставив позади дугу крана-подъемника, миновали несколько вагончиков, оставленных здесь не иначе как с незапамятных времен. Потом под ногами снова зашелестела трава. Очертания Станции за спинами стирались в наступающей темноте, и в воздухе слышался тревожных стрекот - не то цикад, не то кузнечиков...
- Смотри, - сначала Аретмий хотел попытаться объяснить Стаху, что едва ли одонги причинили бы вред главе семьи Бурахов, но потом заметил странный след. - Кажется. здесь кто-то прошёл. Может, отец?
Он подошёл ближе к примятостям, присел на корточки и осмотрел землю.
Луна, освещающая болото справа, давала разглядеть и следы на земле. Гаруспик прищурился. В темноте он видел лучше других, но сейчас пришлось применить руки и ощупать землю.
Рубин, впопыхах зажигая фонарь, поспешил взглянуть на открытие Бураха. Над болотами взметнулся огонек пламени, на который моментально собралось небольшой облачко мошкары - но до нее никому не было дела. Луч фонаря осветил "просеку" в камышиных зарослях.
- След слишком широкий, - покачал головой Стах. - Смотри, за тобой не в пример меньше... Если здесь шел человек, то он мог ползти на корточках - искал что-то? Или, - лицо Рубина, освещенное тусклым светом фонаря, застыло и стало словно вырезанным из камня, - его тащили?
Выводы были неутешительные. Они бросились по следу, скоро обнаружив, что просека выводит в плавни и там след теряется.
- Разделяемся, - Рубин протянул фонарь Гаруспику. - И осмотрим все по кругу. Вдвоем больше заметим.
Гаруспик кивнул и пошёл по своей части следа. Он двигался медленно, осторожно выбирая места, куда наступить. Эти болота всегда были очень коварными, и ему не улыбалось сейчас влипнуть в топь.
"Жаль, что нет палки по-длиннее", - думал он, осторожно ощупывая ботинком очередную кочку перед собой.
...минуты, кажется, замерли. Фонарь горел, ботинки Гаруспика промокли насквозь, он отгонял взмахами ладоней назойливую мошку, и поиски казались все бессмысленней. Ночь окончательно опустилась на город, и луна торопливо скрылась за облаками, задернув шторы - видимо, не верила, что люди что-нибудь найдут.
Сколько они здесь уже? Час, два, больше... Станцию давно не видно, тот самый холм, перед которым шли рельсы, уже скрылся из поля видимости. Над болотом поднимались испарения, образовывая вперемешку с оседающей росой густую дымку, в которой почти ничего нельзя было разглядеть.
Стебли рогоза шелестели по штанине. Откуда-то рядом раздался короткий недовольный крик Рубина - широким острым листом ему порезало руку.
Гаруспик растворился в ночи. Он шёл пригнувшись, ощупывая, осматривая и прислушиваясь. Нож давно перекочевал к нему в руки, а кожаные перчатки защищали руки от неприятностей. вроде той, что случилась со Стахом. След петлял и уходил всё глубже в болота. Гаруспик в прямом смысле слова изучал каждую кочку, каждый листик савьюра.
"Пригодится", - решил он, и срезал несколько цветов. Савьюр следовало собирать очень аккуратно, чтобы не повредить стебель или корень, так что, от этого занятия скоро пришлось отказаться, ввиду темноты и необходимости дальнейших поисков.
Гаруспик всё дальше и дальше погружался в болота. Иди было всё труднее: воды становилось больше, а суши всё меньше, и всё же, след был достаточно чётким.
- А это что? - тихо спросил себя Гаруспик. На белом цветке Савьюра ярко выделялся след от крови.
Артемий сжался и полуприсел, сливаясь с осокой. Нож в его руке опустился вниз, и он медленно пошёл вперёд, стараясь шуметь как можно меньше. Фонарь менху оставил позади, чтобы не выдать себя, а света луны и звёзд вполне хватало, чтобы хоть как-то видеть. Вскоре он понял, что находится почти в центре болот.
И тут он увидел - даже странно, как раньше не заметил темного пятна, скорчившегося и словно облепившего раскинутыми руками землю. Стоило бы Гаруспику поднять голову чуть раньше, посветить вдаль...
...он был определенно мертв. Тело лежало, как изломанная кукла, конечности вывернуты - кто-то как будто поднял его и бросил, или он бился в судорогах... Одет в простую темную куртку, блеснула бусина на вышивке - но это было совершенно излишним. Гаруспик и так прекрасно знал - шестым, тридцать шестым чувством - кто был этот человек.
В границу освещенного фонарем круга чуть правее вышел Рубин - и замер, как будто получив удар под дых.
Нож не выпал из разжавшихся пальцев Гаруспика, нет, напротив, костяшки его кулака побелели, а кожаная обмотка рукоять чуть скрипнула - так он сжал рукоять. Артемий выпрямился и пошёл вперёд. Медлено, опустив голову и так вцепившись в нож, словно это могло воскресить Исидора. Сомнений и так не был, а когда он подошёл ближе, последняя надежда улетчилась. Сын был очень похож на отца и теперь, казалось, смотрел на себя через шестьдесят лет. И мёртвого. Нож всё же вонзился в землю, но не выпавший из безвольных пальцев, а с силой вогнанный в неё. Бурах опустился на колени и осторожно перевернул отца на спину.
Неизбежность, изреченная Оспиной, получила свое воплощение в виде лица с закатившимися белками, слепо взирающего на своего наследника. Казалось, мысль о том, что отец мертв, проросла в Гаруспике уже давно - и как бы не раньше, чем в душу проникли мертвые слова степнячки.
Гнилая вода болотца всхлипнула - Рубин упал на колени над телом, бессильно ударив кулаком в землю.
- Учитель...
Это был Исидор. Даже после десяти лет странствий Гаруспик узнал лицо своего отца, постаревшее, но не утратившее твердости черт. Но как же оно было обезображено! Ужасные язвы покрывали его, кожа на скулах почти разъедена, и проглядывает кость. Глаз вспучен и едва не выдавлен из глазницы, затек гноем... И то же самое - на руках, шее, по всему телу. Ладони покрыты коркой, как подсохшей коростой. Кровь на губах и на земле, мутная, грязная, и с какими-то сгустками.
- Он умер от болезни? - Рубин осторожно прощупал руку и вздрогнул - та была как деревянная. - Нет, нет, смотри...
Пальцы скользнули ниже, и Стах обнажил разрез в одежде Служителя. Маленькая овальная дыра, словно проделанная тупым ножом - и под ней колотая рана. Ровно в сердце, чуть влево от середины. И нанесена спереди.
- Умер, или был убит, - Стах опустил голову; он выглядел совсем пораженным. - Проклятье! Кто посмел... кто мог такое сотворить?!
- Стах, - Гаруспик говорил совершенно ровным голосом, отодвинув куда подальше всё, что в нём было от человека и сына и став почти стопроцентным хирургом. - Одень перчатки. Нам надо забрать тело отца и осмотреть, прежде, чем я предам его матери Бодхо и пролью над могилой кровь.
Ему было бесконечно тяжело говорить это. Мысль о вскрытии отца вызывала приступы тошноты, а глаза жгло изнутри, но Артемий держался. Теперь он гаруспик, а значит, долг выше всего.
- Ты прав, - Рубин наклонил голову. - Будем нести по очереди, второй будет освещать путь.
Он тоже едва держался, подавляя безумие броситься в воду и раскрыть себе сердце прямо здесь, отдав жизнь в нелепой надежде на то, что это могло бы воскресить учителя. И вопросы, дикие, слетевшиеся стаей птиц вопросы - кто мог? Почему в таком безлюдном месте Исидора подстерегал убийца? Или его тело принесли сюда, подальше от города... И почему, во имя тьмы Суок, почему он выглядит словно пораженный чумой?..
Когда они шли обратно - мрачная процессия скорбных ликов Масок, он вспомнил.
- Артемий, - Рубин окликнул Гаруспика, несшего тело, - отнесем тело в мою прозекторскую, на складах. У меня есть подозрения относительно этих язв...
- Потом выскажешь, - Гаруспик, освещавший путь, очень кстати подумал о том, что, возможно, одежду им придётся сжечь. Обоим. - Пошли, мы почти на месте.
Они уже выбрались из болота и теперь идти было много легче. По левую руку высилась ржавая громада станции, впереди темнели склады, а ноги двух врачей коснулись железнодорожного полотна. Гаруспик нёс фонарь, но чувствовал себя так, будто в его руке чьё-то сердце

Сообщение отредактировал Orrofin - 15-09-2008, 19:52

[Хелькэ >>>]

Бакалавр. И Мишка.
(вместе с Вуззл)

Смотреть на девочку было странно и страшно, а слушать ее – еще страшнее. Бакалавр почувствовал, как по спине пробегает холодок: вагончик на рельсах, в котором девочка (совсем еще крошка, ей же и двенадцати нет!) живет одна и слышит непонятные голоса… а кругом эта жуткая, будто живая Степь.
Какое невероятное место.
- Мишка, - вот еще, что за имя для девочки?! – Мишка, а хочешь, я тебя обратно провожу? – вдруг спросил Даниил, неожиданно для самого себя. – Со мной, наверное, не так боязно будет, я же взрослый.
Он взглянул на Лару – правильно ли делаю? Ему хотелось сделать что-то хорошее, не для самой Мишки, конечно, скорее, для добросердечной Лары, которая сама ничем сейчас помочь ребенку не может.
Девочка тоже посмотрела на Лару – нерешительно, робко. С одной стороны, принять помощь незнакомого и такого серьезного (а он казался таким серьезным, что даже немного страшно) вроде бы неловко. С другой – возвращаться в вагончик одной? Туда, где беззвучный, немой дождь и дышащая тревогой степь? Туда, где валяются у заросших травой колес две дохлые крысы? Нет-нет, это еще хуже! Да и Лара, казалось, была рада предложению мужчины…
- А ты кто? – быстро и как-то скомкано спросила Мишка. – Спасибо…
- Я бакалавр, - ответил Данковский, потом решил, что девочка вряд ли понимает, и добавил: - То есть доктор. Меня Даниил зовут. Я только сегодня из столицы приехал, рано утром.
- Тебе и правда нетрудно? – девочка переступила с ноги на ногу. - Только ведь это далеко…
- Нетрудно, - улыбнулся бакалавр. - Я уже отдохнул немножко. И дальней дороги не боюсь - я быстро ходить умею, видишь, какие у меня ноги длинные? Пойдем, Мишка.
- Тогда пойдем? – девочка шагнула к двери. Даниил кивнул, повернулся к Ларе:
- Я вернусь поздно, наверное. Ты не пугайся, когда постучу.
Сумерки выползали из-за домов, все тот же печальный дождь заштриховывал улочки. Город был похож на незаконченный эскиз, нарисованный простым карандашом и забытый на письменном столе. Лишь яркие опавшие листья выбивались из этой серой картины, казались чуждыми и нелепыми, словно кляксы, оставленные младшим братом художника на забытом наброске.
Бакалавр вдыхал тяжелый от дождя воздух, подставляя каплям лицо. Странно – сейчас город нравился ему больше, чем утром. Пропало ощущение чуждости, отстраненности; людей на улицах почти не было, не было и косых взглядов в сторону незнакомца-приезжего… Ему всегда больше нравились вечера.
- Мишка, почему ты живешь одна? Где твои родители?
Девочка хмуро смотрела на закругленные носки своих стареньких ботинок. В этом небольшом городке, где слухи распространяются быстро, и произошедшее вечером становится известно всем без исключения к полудню следующего дня, ей давно уже не было нужды объяснять чужим людям, почему она живет одна. Вопрос приезжего доктора застал Мишку врасплох, заставил неожиданно остро почувствовать свою неприкаянность. Ей казалось, что она давно привыкла к одиночеству и к своему вагончику, стоящему на отшибе. Привыкла к той независимости, к той свободе, о которой так часто мечтают дети, и, получив которую, перестают быть детьми. Маленькая девочка Мишка не была ребенком уже много-много лет, но сейчас вдруг боль, с которой она успела сродниться за эти годы, тяжелой колючей шалью окутала душу.
- Они умерли… Давно уже, - голос был тихим и тусклым, щуплые плечики поникли и, казалось, заострились еще сильнее.
- А... - протянул бакалавр, чувствуя себя крайне неловко. - Извини, пожалуйста.
Он мог и догадаться, черт возьми. Только зря расстроил ребенка; впрочем, она уже как взрослая - и это-то и пугало Даниила в ней больше всего. Невыносимо грустная девочка.
- А что же тебя никто не возьмет к себе? Вот Лара - мне показалось, она тебе нравится, и ты ей тоже... Или ты не хочешь в городе жить? Если ты отвечать не хочешь, ты только скажи, ладно?
- Лара добрая, да. Только все равно ведь она не мама, понимаешь? – Мишка немного виновато дернула уголком губ. – И я не хочу быть ни для кого обузой. А в вагончике не так уж плохо, ты не думай. Да и не одна я, у меня вот куколка есть. Она ведь живая, правда.
В подтверждение своих слов девочка подняла руку, в которой крепко сжимала лоскутное кукольное тельце. Игрушка одарила бакалавра равнодушным взглядом, лишь на самом дне пуговичных глаз – неужели правда?! Нет, показалось - мелькнул холодный, оценивающий интерес.
- Верю, - кивнул Даниил. - Славная куколка. Но у тебя ведь кроме нее есть друзья?
Он поймал себя на том, что первый раз за очень долгое время разговаривает с ребенком. А непосредственно с Мишкой - почти на равных. Все страннее и страннее... в удивительное место он все-таки попал.
Позади оставались жилые кварталы, похожие один на другой, магазины, аптеки, сквер с пустой водовозной бочкой...
- Далеко до твоего вагончика еще?
- Далеко? – Мишка растерянно оглянулась, словно вовсе не следила за дорогой. – Нет, не очень. Сейчас станцию обогнем, а там по рельсам всего ничего.
Она помолчала немного, словно раздумывая, что ответить на первый вопрос Даниила.
- Друзья… Есть конечно. Капелла – она обо всех заботится. Или Ноткин еще – он на первый взгляд суровый, но на самом деле добрый и отходчивый. Только ведь у каждого должна быть своя жизнь. У Капеллы есть отец и брат, у Ноткина – его двоедушники, у меня – куколка. Все по-честному. А у тебя, - Мишка впервые за весь путь подняла глаза на бакалавра, - у тебя есть друзья? Такие, чтобы жизнь – своя, но общая?
Данковский задумался.
Сколько было таких - молодых, вдохновенных студиозов, которые восхищались "Танатикой", восхищались самим Данковским, таким же, как они, молодым и вдохновенным... Когда все закончилось крахом, Даниил остался совсем один. Нет, не из-за коварства рода людского, или ветрености человеческой натуры. Просто Даниил не был никому интересен как Даниил.
- Нет, Мишка. У меня нет друзей. Так... только знакомые.
- И даже куколки нет, - Мишка печально и понимающе кивнула. – А мы почти пришли. Вот этот вагончик пустой, а в следующем я живу.
Отцепленные вагоны, стоящие здесь, должно быть, очень давно, производили гнетущее впечатление. Как и станция - огромная, заржавленная, нависшая над Степью, она была первой вещью. неприятно удивившей бакалавра за сегодняшний день.
- А крысы эти где? - в темноте, уже сгущающейся, Даниил не мог их разглядеть.
- Вон прямо около ящиков… Можно, я не буду ближе подходить? Жуткие они, - и передернула плечами.
Крысиные тушки и впрямь валялись там, куда указала Мишка, и выглядели они действительно скверно. Не просто облезлые, как сказала девочка Ларе Равель, а в каких-то жутких проплешинах с гнойной коркой.
Крысы явно были больны и, возможно, от болезни и умерли. Странно, они же обычно только переносчики... Бакалавр нахмурился. Если по городу бегают зараженные вот этим крысы... тут он вспомнил про чуму, о которой говорил Симон. Неужели и правда началось?!

[Барон Суббота >>>]

Неожиданная встреча

(с Хаке и Чероном)

Когда Бурах и Рубин проходили мимо одинокого вагончика, из-за ящиков, стоящих рядом, выросла высокая тёмная фигура, с чем-то громоздким в руке и бьющемся за спиной, не то плаще, не то кожистыми крыльями...
Нервы Гаруспика были на пределе, так что, в пришельца моментально полетел фонарь, а нож, сейчас отнюдь не выглядящий хирургическим инструментом, снова покинул ножны.
- Сейчас я их убе... – бакалавр выпрямился и повернулся было к Мишке, но внезапно что-то врезалось ему в затылок, из глаз брызнули искры. Даниил покачнулся, едва устояв на ногах, и схватился за голову, оборачиваясь. - Какого дьявола?!
Рядом с ним валялся керосиновый фонарь, брошенный кем-то из двух странного вида людей... что им здесь надо?
- А ну стоять, - рык у Гаруспика получился впечатляющий. Низкий, как-то вибрирующий, он пробирал до костей, принося из далёкого каменного века угрозу самца, на чью территорию посягнули.
Нож плавно перемещался в руке, не замирая в одной точке. Гаруспик стоял на полусогнутых и сгорбившись, словно боксёр на ринге.
"Бандиты!" - мелькнула мысль у Данковского. Он притянул Мишку к себе и закрыл собой.
- Я и так стою. Можешь опустить оружие... тебе нужны деньги, да?
Гаруспик хотел было максимально доходчиво объяснить вопрошающему. куда он может засунуть свои деньги, но потом решил не рисковать. Вдруг внимание отвлекает.
- Кто такой и что тут делаешь?
- Бакалавр Данковский, приезжий. Провожаю ребенка домой. А вы, господин Меткий Глаз? - последняя фраза прозвучала довольно зло: голова болела адски, к тому же вскочила шишка.
- Данковский, - в голос Гаруспика вкралась нотка сомнения. - Во имя тьмы Суок, почему я должен тебе верить? Отчего тебе не быть бритвенником?
- Кем? - нет, что за нравы у этих людей?! Сначала едва не убьют, потом задают идиотские вопросы. - Вы уверены, что психически стабильны? Фонарь был тяжелый. Нет, какого черта вы швыряетесь, а? - на место боли приходила ярость.
- Не бритвенник, -констатировал Гаруспик, убирая нож на место. - Прости. Было тяжело.
Он сам понимал, что звучит это не слишком убедительно, но ничего лучше придумать не мог.
- А теперь нам надо идти...ойнон.
- "Прости"? Ничего себе! Да вас... а кто вы, кстати, такие? - нахмурился Даниил. - И что вы тащите?
Интересно, законодательная система данного города предусматривает наказание за покушение на убийство? Фонарь вполне тянет на орудие возможного преступления. Будь у него не такая крепкая голова, упал бы без сознания где-нибудь тут... и Мишку они небось напугали. Нет, он это так не оставит.
- Подождите, коллега, - Рубин, поморщившись, опустил тело и взглянул в лицо Данковскому. - Я слышал о вашем прибытии от учителя. Жаль, встретились мы неудачно. Меня зовут Станислав Рубин, я здешний медик...
- Я Артемий Бурах, гаруспик. Мы несём тело Исидора Бураха, моего отца, - короткие рубленные фразы ясно выдавали раздражение Гаруспика.- И это тело, вполне возможно, заражено страшной болезнью. Ещё вопросы есть?
Этот бакалавр явно изучал медицину исключиетльно по книгам и едва ли видел настоящие бубоны.
"Сейчас шарахнется...не важно, лишь бы отстал!" - подумал Гаруспик с чем-то вроде вялого злорадства.
- Вот и первый зараженный, значит, - протянул Даниил вполголоса. - А может, и не первый. Пока не появились вы со своим керосиновым исчадием ада, я имел честь наблюдать двух дохлых крыс, явно убитых болезнью... Хотите взглянуть? А что вы собираетесь делать с телом? Похоронить или сначала провести анализы?
- Ойнон, - устало вздохнул Артемий . - Я кончил курс хирургии с отличием, но таких язв не видел никогда. Книжной медициной тут не поможешь. А крыс покажи.
А ещё медицине не известна такая болезнь, которая образует дырку в три пальца напротив сердца, но об этом Гаруспик решил умолчать
- Идите сюда, - Данковский махнул рукой и первым пошел обратно к ящикам. - Вот, лежат...
- Стах, подожди тут. Не стоит заражаться сразу обоим.
Бурах пошёл вслед за бакалавром, по пути подобрав несколько помятую лампу.
"А у него крепкая голова...тренированная", - некстати подумалось Гаруспику, и он отогнал эти мысли.
В ящиках, куда его вёл Бакалавр действительно обнаружилось несколько трупов крыс. Запах хорошо подгнившей плоти, проплешины и чётко выраженные бубоны. окружённые зеленоватыми гнойниками говорили сами за себя...
- Руками трогал, ойнон? - задумчиво спросил Артемий, не прикасаясь к телам даже ножом.
- Нет. Не успел перчатки достать, как вы... кхм, появились, - Даниил вздохнул. - Убрать бы их куда-нибудь, а?
- Погоди, ойнон, у тебя перчатки медицинские?
- Медицинские, - бакалавр расстегнул саквояж, покопавшись, достал пару перчаток, протянул новому знакомому. - Еще есть скальпель, кетгут, иголка... так, на всякий случай, впрочем, я никогда их не выкладываю.
- Давай их сюда, - Гаруспик забрал из рук Данковского перчатки, натянул одну и, взяв защищённой рукой одну из крыс, поместил её во вторую и крепко завязал. - Так. Этого достаточно. Подержи.
Он протянул перчатку с крысой внутри бакалавру и наклонил над второй крысой погасшую лампу.
- А спички у тебя есть? - спросил он, когда на трупик пролилось достаточно киросина
- Нету, - развел руками бакалавр. - А у вас? Чем-то же вы фонарь разжигали...
- У меня есть спички, - отозвался Рубин, слышавший их разговор. Порылся в карманах плаща, достал коробок, отдал Артемию. - Сжигать собрались? Правильно...
Данковский с тоской смотрел на перчатку с крысиным трупиком. Хвостатые вестники близящейся эпидемии...
Гаруспик аккуратно зажёг единственную спичку, прикрыл ладонью от ветра и поднёс к трупу. Смоченная керосином шерсть крысы вспыхнула моментально, безбожно чадя и распространяя отвратительный запах. Артемий отшагнул и прикрылся рукавом. С этой крысой, увы, не сгорели её блохи, разбежавшиеся примерно через пять минут после смерти, так что, эпидемия теперь неизбежна.
- И она будет на складах, - Гаруспик не заметил, что первую часть предложения вслух не говорил. - Здесь живёт Ноткин и...кажется, её звали Мишка...
- Да вон она, - Даниил кивнул на девочку. - Ее-то я и провожал.
- Не звали, - глухо произнесла до сих пор молчавшая Мишка, чем привела остальных в кратковременный ступор. - Не звали. А зовут. А Дед правда умер?..
- Нда, - Стах покачал головой, первым нарушив слегка оторопелое молчание. - Мишка, слышала ты? Лучше тебе здесь не оставаться. Вернешься к Ларе?
Девочка надула губы. Похоже, перспектива обратного пути через город не радовала ее.
- Не пойду, - покачала она головой. - Я лучше тут останусь. Крыс нет, а вы страшные. И у Деда ниточки обрезали. Бедный...
Рубин бросил быстрый взгляд на участников полуночного консилиума.
- Что решим? С одной стороны, вряд ли ей тут что-то грозит в первые дни, а под утро сможет и перебраться... Пусть остается?
- Пожалуй не стоит, - покачал головой Гаруспик и обернулся к Мишке.
- Послушай, Капелла говорила мне о тебе и она сказала, что ты моя Приближённая. Ты ведь понимаешь, что я теперь должен о тебе заботиться?
- Ну и глупый, - Мишка покачала головой. - Не надо заботиться. Ты же всех не покормишь. Рук не хватит.
- У нас есть дела важнее, - поддержал ее Рубин. - Если даже и начинается эпидемия, за ночь ничего не случится.
Гаруспику что-то не нравилось во всём этом. Совсем-совсем не нравилось, так что он решил хоть как-то исправить ситуацию.
- Мишка, иди к Ноткину. Посидишь у него до завтра, а утром я зайду, и мы подумаем, что делать дальше, - он повернулся к Рубину и протянул ему фонарь:
- Держи, а мы с ойноном понесём отца.

[Хелькэ >>>]

(продолжение; с Оррофином)

Данковский кивнул. Они подхватили безжизненное тело, напоминающее безволием тряпичную куклу, - бакалавр за руки, гаруспик за ноги, - и понесли. Артемий шел впереди.
"Интересно, куда мы" - думал Даниил. "Вряд ли я вернусь к Ларе, разве что под утро." Вслух же он спросил у Бураха:
- Скажи, каким словом ты меня называешь? Что это такое - ойнон?
- Ойноном степняки зовут умного или учёного человека, - не оборачиваясь, ответил Гаруспик.
Из-за раскачивающегося и заметно сдавшего после сожжения крысы пламени фонаря за пределами круга не было видно решительно ничего, но Бурах знал - склады близко. Он обернулся через плечо, проверяя, не отстала ли Мишка?
- А... спасибо.
Так у степняков, выходит, и язык свой. И, судя по строению слова, мало похожий на другие языки... а посмотреть бы на этих жителей Степи; он слышал от машиниста привезшего его поезда что-то про них. И, кажется, это что-то было не очень приятным.
Глухомань... Угораздило же его принять приглашение этого Бураха! Стоп... Бураха?!
- Гаруспик, - окликнул он. - Как, ты сказал, твое имя?
- А я говорил? - послышалось спереди. - Да, говорил. Я - Артемий Бурах. Зови меня гаруспиком или служителем, как хочешь.
- О нет, - простонал Даниил. - Твой отец - Исидор Бурах? Черт, как же я сразу не понял... видимо, все ваш клятый фонарь!.. Никогда еще судьба не удивляла меня настолько неприятно...
- Тебе был нужен отец. Зачем?
Наконец круг света от фонаря выхватил угол высокого деревянного забора, ограждавшего склады. Процессия двинулась вдоль него, в поисках входа или дыры.
- Это он пригласил меня в этот город, написал письмо. Я сразу отправился к Симону с утра, не догадавшись зайти сначала к Исидору... и вот сейчас я все же увидел его, - Данковский скривился, словно от боли.
- Теперь я вместо отца. Тебя нужно свести с Каиным? Хорошо, устрою. Всё равно мне к ним надо будет сходить...потом.
- Не знаю, понадобятся ли они мне еще. Понимаешь, я ведь из-за Симона приехал... а в Горнах мне сегодня сказали, что он умер, - Даниил задел плечом дощатый забор, проходя в проем, где были выломаны доски, прошипел что-то сквозь зубы. - Но самое странное - то, что я видел Симона после этого, даже говорил с ним.
Он помолчал немного. Теперь они снова шли вдоль забора, но уже со стороны складов.
- И он упомянул о чуме.
Некоторое время шли в молчании. Из Степи дул холодный, осенний ветер, заставляя изрядно вымокшего на болоте Гаруспика мелко дрожать. Наконец сплошной забор прервался, и процессия свернула.
- Что ты знаешь о линиях тела, ойнон? - неожиданно спросил Гаруспик, когда неверный свет фонаря заплясал на стенах складов.
- Линии? Ты ведь не о рисунке ладоней и отпечатках пальцев? - нахмурился Данковский.
- Ничего не знаешь, - в голосе Гаруспика послышалось удовлетворение. - Тогда слушай: в городе запрещено раскрывать тела всем, кроме менху. Мы знаем линии, мы можем раскрыть тело правильно. Есть несколько родов, владеющих тайной, а здесь всего два: Бурахи и Оюны. Но они так, подмастерья. Не о них речь. Тебе вскрывать нельзя, поэтому будешь стоять и смотреть. Или посмотришь со Стахом крысу, решай сам.
- Я больше по человеческой анатомии, - покачал головой бакалавр. - Но, черт побери, что у вас за варварские обычаи? Я ведь дипломированный специалист. И что, я не могу вскрыть тело?
- Можешь. У себя в столице можешь. А здесь - нет. На теле любом, даже на теле матери Бодхо, есть линии. Зная как их раскрывать, можно убить или вылечить, а можно просто правильно раскрыть тело. Я учился на хирурга в столице, ойнон, но это совсем другая наука. Не пытайся понять меня, всё равно не сможешь, - Бурах помолчал, они успели свернуть и пересекли ещё две линии железной дороги, обойдя вагоны. Рубин шёл впереди, указывая путь. - А если это не убеждает, то скажи, давно ли ты брал в руки скальпель?

[Genazi >>>]

Самозванка и Александр Сабуров. Ответ веры.
(Трагик. Много Трагика. И совсем немножечко Дженази)


Александр Сабуров, владыка исполнителей и Земли, был обеспокоен творящимся, пожалуй, не менее, чем непосредственные участники событий. Он только что получил известие от дома Каиных о смерти Симона, и насколько мог судить по донесениям, это известие пока было известно весьма немногим людям города. Массы не подозревали ни о чем, хоть слухи и расползались постепенно... Но именно он, Сабуров, уже был в курсе того, о чем завтра будут говорить с содроганием. При всей неприязни к Каиным, Симон был чем-то большим, чем просто адепт их неестественных искусств и чернокнижник. Симон был основой. Без него город прогибался, как мост со сгнившими опорами, и выпадали доски, и тряслись перила... Исчезновение Исидора было первой весточкой - к вечеру Александр уже не чувствовал того спокойствия, с которым он объяснил молодому Бураху все происшедшее стечением обстоятельств. Но если основа сгнила, то должен быть червь, который прогрыз в ней ход и дал слабину...
Этого червя видели, и не раз. Поступали сообщения от патрулей, недавно прибежал вестовой с сообщением о том, что охранники Термитника покинули пост, один был найден раненым, другой - мертвым перед воротами Боен. Немаловажным оказался и разговор с Катериной незадолго до этого... Александр мало понял из ее пророчеств, но уясненного было более чем достаточно. Червь проник в город. А может быть... не один червь?
И что-то подсказывало военачальнику, что они непременно встретятся. Двое визитеров сегодня уже переступали порог этого дома, время за третьим.
Когда часы на столе пробили девять часов и за окном сгустились сумерки, Сабуров взглянул на дверь - и раздался стук, словно момент тот был предвиден.
Он позволил себе небольшую улыбку. Он не умел улыбаться, и ему редко этого хотелось, но это был особый случай.
- Войдите.

Судьба – жестокая хозяйка, и слишком часто, используя один лишь кнут, забывает про сладкий пряник. Но возможно, именно сейчас фатум будет не слишком зол к ней, к Самозванке, и правитель этого города окажется более милосердным и справедливым, чем его поданные. Конечно, это всего лишь надежды, но когда нет ничего иного – то почему бы и нет?
Впрочем, Клара готовилась к худшему. А посему – попыталась морально собраться и успокоиться. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
- Войдите, – Звучит скорее как приказ. Нет, это не просьба – обладатель такого голоса не умеет просить или уговаривать. Изъявлять свою волю, ставить требования – вот к чему привык тот, кто назван Александром Сабуровым.
«А может и не говорить ничего? Просто уйти? Убежать?» - шальная мысль казалась не такой жуткой. В самом деле, разве они не разберутся в случившемся без неё, без Клары? И к тому же, она, Самозванка посыльным не нанималась.
Мысли были трусливенькие. Скользкие на вид и на ощупь.
Предупредить о надвигающейся опасности – добро. А если ты не можешь сделать такое маленькое благо, как можно мечтать о большом Чуде?
Не колеблясь более (ну разве что совсем чуть-чуть), Клара открыла дверь. И тут её решимость улетучилась, решив оставить девочку наедине с Сабуровым.
- Я...я... Меня зовут Клара, мне... Мне сказали что, вы здесь правитель и... – несмело начала она, все сильнее затихая к концу.
- Верно. - кивнул Сабуров. Так вот он каков оказался, третий гость... маленькая и перепуганная насмерть девочка. В ней не чувствовалось ни силы, как в юном Бурахе, ни ореола власти, наподобие того, что окружал столичного ученого. На мгновение его взяли сомнения: не могло ли оказаться, что доносители что-то напутали, и это совершенно обычный ребенок?
- Что привело тебя сюда?
Клара вздохнула. Как раз сейчас, она судорожно приводила в порядок мысли, пытаясь вспомнить, зачем именно пришла в этот дом. Стержень. Стержень. «Этот правитель не так жесток, как мне думалось... Но все же верить ему пока нельзя. Мало ли?» - подумала она, изучая Сабурова.
- Я... Я была в Термитнике, - Почти прошептала она. – То что там было... Там... трупы. Трупы. Много трупов. Люди. Мертвые. Я не знаю, как это вам объяснить. Вам нужно увидеть это самому.
Сабуров сощурился. Она сама раскрывает карты... или может быть, она была не одна?
- Трупы, говоришь... Мертвые? Должно быть, мясники устроили драку? А скажи-ка мне лучше, девочка, - он рывком поднялся из-за стола и в два шага был уже возле Клары, нависая над ней, как грозный, вытесанный из камня лик правосудия, - как ты оказалась в Термитнике? И пропустила ли тебя охрана?
Принцип стальной пружины – она сильней под нажимом. Сабуров, Сабуров, с кем ты решил поиграть в допрос? Ну, играй, если хочешь. Клара меж тем окончательно запуталась в мыслях. Этот страшный человек давил на неё взглядом. Этот страшный человек заставлял дух спрятаться куда-то в темные уголки сознания. Оставляя безволие, трусость и страх наедине с глазами Александра. И итог этой схватки можно было даже не озвучивать?
- Нет. Не так... Мне... То есть они могли, но там было что-то еще, понимаете? Вонь, гниль... И это не просто трупное разложение. Вы можете считать меня сумасшедшей, но мне кажется что там было что-то... Что-то такое, что обычной дракой никак нельзя объяснить. А охрана...
Клара молчала. Она просто не знала, что ей сказать. «Я убила одного патрульного, а второй убежал?», «Я хотела их усыпить?», «Мне просто казалось что валяющимся на земле он станет гораздо симпатичнее?». Глупо.
- Охрана, - Сабуров не повышал голоса, но тон его был жестким, и резал, как лезвие бритвы. - Я задал тебе вопрос. Отвечай же.
Пружина сжалась. До предела. Пан или пропал, сейчас или никогда, и множество других пошлых фраз. Клара сжала ладони, так, что было почти слышна как скрипит её тонкая кожа.
- Они... Вы хотите ответа? - Вдох. Выдох. - Что же... Они должны были меня пропустить. И не захотели. Я чувствовала что там есть зло. Я чувствовала. И кто более порочен средь нас - тот кто пролил каплю крови, что бы вскрыть гнойник, или тот кто боится её вида, оставляя нарыв нетронутым? - её голос дрожал, но был уже чуть увереннее. Нет, она боялась, но...Но та что назвала себя Чудотворницей, будучи припертой к стенке, не станет падать на колени и молить о пощаде.
Александр отступил на шаг и прошелся по комнате. Выглядел он вполне удовлетворенным ответом.
- Итак, - рассудил он, - ты убила их. Не знаю, каким дьявольским способом столь невинное создание как ты смогло это сделать, но один был найден раненым, а другой умер от страха во Вратах Боен. Оставь речи о правде и пороке - здесь правит лишь Закон. И Закон велит карать виновных, а сотворенного тобой достаточно для того, чтобы предать тебя смерти. Смирись, - Сабуров повернулся к гостье и сощурил глаза, - со своей виной и прими ее тяжесть, не пытайся убежать от Закона. Отвечай мне правдиво и не скрываясь. Тебя видели у дома Исидора Бураха перед тем, как он исчез. Правда ли это?

ЗАКОН? Закон! Закон... Закон. Закрой глаза. Успокойся. Дыши, Самозванка. Он может и образован, может и знает о Городе больше. Но он отнюдь не так умен как хочет казаться, если так просто упоминает слово «Закон» при ней, при его Вестнице:
- Это лишь ваши выводы... Я не сказала, что убила их. Я сказала, что они мне мешали. То, что случилось с ними потом – зависит ли от меня? Я смирюсь перед тем, кто ведет меня, не перед вами. Не называйте себя Законом, даже если думаете, что вы - Его полноправный представитель, - голос звучал монотонно. Бесстрастно. И тихо. Блаженная пустота была так приятна после страха и неуверенности. - Я отвечу на ваши вопросы честно. Я не знаю Исидора Бураха, и я не знаю где он живет. Единственный Бурах, которого я видела в этом городе – Артемий.
Клара внимательно, очень внимательно смотрела в глаза Александра. Нет, никакой мистики. Просто взгляд.
- ...Но почему, почему вы не хотите слышать о Термитнике? Почему вы не волнуетесь о судьбе тех, заперт в этом...этом... кладбище, ВАШИМИ стражами? Или...

- Ничто из сказанного тобой не ускользает от меня, - нахмурился Сабуров. - и мои люди проверят Термитник, равно как и опросят его хозяев. Пока же отвечай на вопросы, если хочешь смягчить свое наказание! Ты говоришь, что не была у дома Исидора, но имеется более десятка свидетелей, которые слышали о тебе. Правда, стоит отдать должное, никто не видел тебя собственными глазами, это всего лишь слух - но слух, в одночасье распространившийся среди детей, а позже и среди горожан. Если это не правда, то кому нужна была ложь? Отвечай, кто ты такая. Как имя твое, кто твои родители и где твой дом?
На грубость и жестокость, отвечай спокойствием. Волнам, сколько бы шумны они ни были не разбить скалу. В этом истинное Смирение:
- Я отвечу. Меня зовут Клара. Я не могу дать вам ответа ни про свой дом, ни про своих родителей просто потому что не помню ничего из этого. Я проснулась сегодня здесь. В этом городе. Вот и все.
- Что же, взгляни на происходящее сама - тогда и ты не сможешь упрекнуть меня в том, что я несправедлив к тебе, - Александр простер перед собой ладонь и начал загибать пальцы, - Ты чужая в этом городе и пришла в него только что. Никто не знает тебя, и никому не нужно лгать, чтобы опорочить тебя. Тем менее вероятно, что подобную ложь будут выдавать, не сговариваясь, ребенок и фабричный рабочий, кухарка и мальчик-разносчик, смотрительница кладбища и Хозяйка. Которые, да будет тебе известно, вообще не способны лгать... Так что же, выходит, ты лжешь мне? Есть ли у тебя хоть что-нибудь, чем ты можешь оправдать себя?
Да. Каждое слово Сабурова превращалось в звено цепи, которая медленно, но верно затягивалась на тонкой шее Клары.
Паника? Нет, одного этого слова недостаточно, что бы выразить то, что чувствовала Клара в этот момент. Смятение, страх, неверие, обида, страх-страх-страх... Омерзительно холодными щупальцами он проникал в её душу, заставляя сердце биться чаще, а желудок – судорожно сжиматься в неприятных спазмах.
- Посмотрите мне в глаза... Вы ВЕРИТЕ в то, что я могла так поступить? Верите, что я могла убить? Сама, по злому умыслу?
Самозванка прижала руки к груди. Казалось, прямо сейчас этот жестокий человек громко скажет «Да, я верю» и велит линчевать её, как преступницу, мару...
Сабуров наклонился, и взгляд серо-стальных глаз, как будто сжатых тугими обручами, поймал взгляд Самозванки.
Это длилось неимоверно долго - наверное, целую минуту, растянувшуюся в бесконечность. Клара вдруг поняла, что за серыми глазами нет никакой воли, нет ломящей сопротивление силы, железного бича Закона. Есть усталость и тоска, и только тело, кажется, само поддерживает жизнь, держит спину ровной, подбородок - чуть вздернутым, а голос - огненным. И когда понимание это прокралось в разум, Александр едва вздрогнул, словно увидел что-то в омутах Клары ответ, который искал - и отвел глаза.
- Нет, - голос его звучал глухо, из него разом пропало все предвкушение судилища. - Не понимаю, почему, но я не верю в это. Хоть все факты и указывают на тебя... Здесь, должно быть, какая-то ошибка. Однако мне не стоит руководствоваться эмоциями. Дело потребует разбирательства. Тебе, Клара, придется побыть под домашним арестом эту ночь, пока не будут найдены истинные причины происходящего.
Кларе тут же захотелось вскрикнуть: «Но у меня же столько дел! Я еще ничего не успела сделать!». Но, прежде чем она успела это сказать, инстинкт самосохранения решил проявить себя и Самозванка лишь обреченно кивнула, на этот раз, выразив покорность обстоятельствам. Страх сменился облегчением. По крайней мере, она сумела посеять в душе Сабурова семена сомнения. Он верит. И это главное.
«Хорошо. Мне не нужно возражать... Положение сейчас явно не в мою пользу. И еще...» - Клара поморщилась и потерла ноющие виски кончиками пальцев – «...Я так устала...»
- Как же мне доказать вам всем, что я – не зло? – Промолвила девочка, обращаясь больше к себе, нежели к Сабурову.
- Комнату тебе отведут наверху, - Сабуров словно не слышал ее. - Еду и воду предоставят. Надеюсь на твое благоразумие, Клара. Воспринимай это как гостеприимство. Видишь, ты не в тюрьме, куда я бросил бы преступницу.
В дверь снова постучали. Тяжелая дверь в очередной раз скрипнула, и вошел патрульный - по-видимому, с донесением. Он покосился на Клару, отдал честь Александру и отчеканил:
- Ваше превосходительство, патруль с Гнилого Поля - они видели бессмертного. И еще - он снова бросил косой взгляд на Клару, размышляя, говорить ли в ее присутствии, - Термитник действительно молчит. Сегодня никто не выходил оттуда, да и не входил. Только их главный - прошел в Бойни. Недавно.
- Расскажешь, - Сабуров, кажется, был рад возможности отделаться от Самозванки. - Да, пусть двое ребят стерегут дом и гостью.
- Слушаюсь... - по лицу патрульного несложно было догадаться, что он нервничает. - И еще, герр Сабуров, я был у водяной башни Каменного Двора - там тоже, говорят, видели бессмертного. Но не мог же он...
- Вздор, - коротко оборвал его Александр. - Показалось. Может, то был его брат... Я разберусь. А ты проведи девочку в комнату и запри дверь. Воды и хлеба ей, сколько требуется.
Патрульный послушно козырнул, отворил дверь, и затем повернулся к Самозванке. Молча указал ей на ступени, ведущие в комнату с красными стенами и картиной с расколотой луной.
Позже он вернулся с двумя бутылками воды и довольно свежей буханкой. Так же молча, настороженно косясь на нее из-под нахмуренных бровей, поставил на тумбу у кровати, и запер дверь.
Клара осталась одна.

Сообщение отредактировал Genazi - 19-09-2008, 10:47

[Барон Суббота >>>]

(продолжение с Хаке)
- Брал в руки - не столь давно, - усмехнулся Данковский, - а вот чтобы еще и воспользоваться им по назначению... Хм, около года назад, пожалуй. Да, это порядочный срок.
О том, что здесь нормально работать ему не дадут, бакалавр догадался еще днем, запутавшись в череде странных событий и сменяющих друг друга лиц. Но, если вдуматься, можно было легко понять - у него здесь вообще ничего нет, кроме собственного имени.
- Вот именно. Это видно, - было не совсем понятно, что Артемию видно затылком в темноте, но говорил он уверенно. - А это, всё же мой отец. Так что, вскрывать буду я, ойнон. Не снимай груза с плеч, всё равно не удержишь.
- Договорились, - выдохнул Даниил. Склады словно начались по новой - мало чем отличаясь от сооружений, оставшихся по ту сторону рельс, они вызывали ясное ощущение дежа вю. Но необходимое помещение оказалось близко: пройдя вдоль забора, они оказались у прозекторской Рубина.
- Стой, - Гаруспик сам остановился и обернулся. Девочка всё ещё держалась рядом с ними.
- Тебе не надо этого видеть, Мишка. Иди к Ноткину и передай, что я просил. Утром свидимся.
- Иду, - буркнула Мишка, обнимая свою страшную куклу. Взгляд ее так и говорил: "Ох уж эти взрослые".
- Как думаешь, с ней ничего не случится? - обеспокоенно спросил Данковский у гаруспика. - Далеко этот Ноткин?
- Мне говорили, что в Складах, - ответил Бурах, двигаясь дальше. - Идём быстрее.
Стах открыл дверь, глухо заскрипевшую железом, и перед Даниилом открылась прозекторская. Да, он примерно так и представлял себе лабораторию, которая могла быть в здешних местах - длинное, узкое (за счет стоявшего вдоль одной из стен стола) помещение, заваленное всевозможными анатомическими пособиями. Полки, прибитые к противоположной входу стене, едва ли не прогибались от изобилия инструментов, бутылочек с непонятным содержимым, линз от микроскопов (а вот и сам микроскоп, на столе)... зачем-то на одной из полок лежал череп быка. Или не быка, а похожего животного.
Свет горел будто вполсилы, тускловатый, желтый. В целом впечатление было довольно мрачное.
Уложив тело отца на прозекторский стол, Артемий отошёл, снял куртку, свитер грубой взяки, рубашку и бросил всё это в дальний угол.
- Стах, у тебя халат есть? Или хотя бы тряпка? И перчатки с инструментами
Рубин, предчувствующий, что сейчас будет, лишь кивнул и протянул Гаруспику мятый, не слишком чистый халат, потом извлёк из ящика кювету с инструментами, обрабатываемыми, судя по запаху, твирином, и пару резиновых перчаток.
Гаруспик быстро облачился, достал из кюветы большие изогнутые ножницы и сноровисто срезал с отца одежду. Взгляду предстало бледное, покрытое язвами и нарывами тело пожившего человека, привыкшего всё делать самостоятельно – жилистое, крепкое, но уже высыхающее. Артемий вздохнул и принялся за работу. Руки его почти не останавливались, порхая над телом Исидора, вернее, нет, просто над телом, как руки пианиста над фортепьяно.
Глубокий разрез от паха до подвздошной области не успевает раскрыться, а рядом с ним, на уровне пупка, ложатся ещё два миниатюрных разреза – царапины на бледной коже, неизвестно зачем нужные. Расходятся края основного разреза, а Гаруспик уже копается во внутренностях, иссекает часть печени, изучает содержимое желудка, даже не поморщившись от тошнотворного трупного запаха смешанного с вонью гниющей полупереваренной еды.
- Смерть наступила около суток назад, - скороговоркой бормочет он. – Органы не поражены ничем похожим на инфекцию.
Скальпель летит в кювету, а менху уже примеривается хрящевым ножом к грудине. Даже привычный к подобным делам Рубин морщится, когда Гаруспик одним мощным движением раскрывает труп, подобно книге. Звук, как от рвущихся куриных хрящиков.
Гаруспик осматривает внутренние органы, по очереди их извлекая.
- Лёгкие не повреждены, но пропитаны никотином, сердце…колющая рана, пробита аорта, сердечная сорочка и плевра. Не понимаю, от чего он умер: от удара или от болезни?
Органы ложатся в кюветы, так что, когда менху заканчивает, тело на столе более всего напоминает пустую картонную коробку.
- Ойнон, ты посмотри…Стах тебе поможет, - Гаруспик обернулся к бледным. Как полотно мужчинам и стянул окровавленные перчатки. – В этом ты лучше разбираешься, но ничего не вскрывайте.
Стащив халат, он отошёл к стене, дотянулся до своей куртки и достал пузырёк твирина. Огненное зелье влилось в глотку Гаруспика практически залпом, но он даже не поморщился. Хуже, чем есть, уже быть не могло.
" Я раскрыл отца. Я раскрыл. Отца. Я. Раскрыл. Отца" - стучало в висках Артемия бешенное крещендо.

Сообщение отредактировал Orrofin - 18-09-2008, 19:54